После ЗАГСА они приехали в банкетный зал, расположенный в одном из зданий в центре Москвы. Половины гостей Гер не знал, а видя бледное лицо Ковало, он понимал, что тот просто физически не может обеспечить его безопасность в таком скоплении народа.

Понимая лишь то, что все это нужно пережить, Гер стоически выносил поздравления незнакомых людей и многочисленные фотосессии для прессы. Только сейчас он понял, что пропустил этот момент — или, видно, за болтовней Леры не услышал и разрешил пригласить фотографов. И они буквально атаковали его на каждом шагу. Лера же была в восторге. Она не уставала позировать, делать губки уточкой и строить странные рожицы. Гер же просто терпел все это с отрешенным лицом.

Наконец все расселись за столы, и тамада начал свою программу. Гер удивился артистам, выходящим на сцену. Такие звезды стоят немалых денег… хотя он не считал, сколько Лера на все тратила. Только он не понимал зачем. Новомодные звезды пели под фонограмму, проще было включить запись их концерта на большой плазме на стене. Ему не было жалко денег, ему было жалко себя. Он был лишним здесь и мечтал только об одном — чтобы все это завершилось как можно скорее.

Официанты суетились между столами, разнося блюда и напитки. Гер ковырялся в тарелке, чувствуя, что аппетита нет. Хотя блюда были изысканные. Видно, Лера пригласила на их свадьбу модного импортного повара. Гости восхищались его творениями, Гер это слышал. Он ковырял вилкой еду и понимал, что не хочет это есть. А потом он вспомнил гречку с тушенкой, ту, которую обжарила Дара с луком. Ее запах пробудил его, а вкус… он давно не ел ничего вкуснее, чем эта гречка. По молодости, когда только пробивался в верха, тогда была гречка и тушенка. Но потом он стал есть в дорогих ресторанах и забыл, что самое обычное блюдо может быть столь вкусным. Смотря на тарелку перед собой, Гер вспоминал о гречке, о том домике, о первых осенних заморозках и о том, как он согревал ее своим телом. О том, как им стало жарко, и как она исполняла древний танец страсти, сидя на его бедрах…

* * *

Ирэн не любила такие шумные мероприятия, но Ковало попросил ее пойти с ним. Все-таки с Гером они столько лет, и свадьба — это значимое событие в жизни друга. Поэтому Ирэн и пошла, зная, что Ковало хочет, чтобы она там была. Хотя она сознавала, что даже на свадьбе он будет занят работой. Но, понимая, что это его работа — обеспечивать охрану Полонского, Ирэн сидела за столом и рассматривала артистов на сцене. Утомленная безвкусными певичками и плоскими шутками тамады, она решила выйти перекурить. На выходе из ресторана было шумно и многолюдно. Ее порядком уже стал утомлять весь этот шум и суета, и она пошла в сторону запасного выхода. Там, с тыльной стороны ресторана, было спокойнее — только официанты, тоже выбегающие покурить, и артисты, приезжающие или отъезжающие на машинах. Вечер был морозный, но после теплого помещения было приятно ощущать этот холод. Она накинула на плечи шаль и закурила.

Очередная роскошная машина увезла очередную певичку, закончившую свое выступление. Ирэн с безразличием смотрела на юных безголосых девушек, мечтающих о карьере суперзвезд эстрады. Вокруг них суетились их продюсеры и по совместительству сутенеры, а также охранники, гримеры и костюмеры. Видя все это, она лишь провожала глазами наивных барышень, которые на краткий миг успели почувствовать себя звездами.

Слыша шум подъезжающих машин, Ирэн оторвалась от созерцания падающего снега и перевела взгляд на приехавших. Из машины вышли цыгане. Причем не ряженые, а именно настоящие. Ирэн задержала взгляд на высоком молодом парне, но потом, видя его надменную улыбку, отвела глаза. Она не любила такого типа людей — циничных и самодовольных.

Парень стоял у открытой двери машины. Ирэн уже хотела отвернуться, но из машины вышла девушка, и Ирэн поняла, что не может отвести взгляда. Молодая цыганка была удивительно хороша. Ирэн любовалась ею, и в этом чувстве не было зависти. Так любуются картинами или произведениями искусства.

Цыганка откинула с лица завиток длинных смоляных волос и бросила взгляд на стоящего парня. То, сколько ненависти было в этом взгляде, поразило Ирэн. Парень посторонился, и цыганка, как королева, гордо прошла к открытым перед ней дверям. Она шла с высоко поднятой головой. При каждом движении многочисленные браслетики позвякивали на ее руках, а кольца волос, как клубки змей, извивались на ее спине.

Ослепленная ее красотой, яркостью наряда и блеском украшений, Ирэн стояла и смотрела ей вслед, а потом сигарета обожгла ей пальцы. Она бросила ее в снег и прижала палец к губам.

Понимая, что эта цыганка приглашена сюда для выступления, Ирэн поспешила вернуться в зал и отыскать свое место за столом. Ей было интересно посмотреть выступление цыганки.

ГЛАВА 25

Очередные тосты, очередные поздравления. Кто эти люди? Гер смотрел и чувствовал себя как в театре. Все играли свои роли — лживые улыбки, лживые слова. Просто роли, которые отыгрывали перед ним те, кто пришел на его свадьбу. Только он не знал своей роли, забыл ее или не готов был ее играть. А что он хотел? Все это фарс, спектакль и не более. И он здесь главный герой.

Прикрывая глаза от очередной вспышки фотокамер, Гер чувствовал себя статистом для фотосессии. Зато Лера была в образе. Ее ужимки, позы, мимика. Она каждый раз меняла лица и позы, а Гер стоял и терпел все это.

Тамада спас его, объявив очередное выступление. Гер не слушал, что говорит тамада, он просто отцепил от себя Леру и посадил ее на стул, галантно поцеловав ей кончики пальцев. Это зафиксировали несколько фотокамер. Лера с благодарностью посмотрела на него, а Гер понял, как мало ей надо — всего лишь быть в эпицентре гламурной жизни. Только это все мыльный пузырь, и завтра в этом эпицентре будет уже другая. Неужели Лера этого не понимает? Всю абсурдность погони за славой? Наверное, нет… Хотя разве он когда-либо интересовался ее мыслями? Нет, так как они ему неинтересны. Замкнутый круг, и из него нет выхода.

Гер опустился на свой стул и взял рюмку с водкой. Пока очередная артистка будет петь, у него есть время перевести дух, а потом все начнется сначала.

Цыганская мелодия зазвучав болью отозвалась в его душе. Гер поднес рюмку к губам и выпил. Чувствуя горечь обижающего напитка, он втянул ноздрями воздух и замер, слушая. Ее голос зазвучал, и его душа застонав, забилась… Он сжал пальцы на столе, чтобы боль души перекрыть болью физической, и поднял глаза.

Дара — она стояла на сцене. Нереальная, красивая настолько, что казалась видением. Но она была реальна — и она пела.

Мелодия убыстрялась, ее голос задорно подхватывал музыку, и песня лилась, завораживая тех, кто ее слушал.

Гер чувствовал, как боль наполняет его и выкареживает душу. Он налил еще водки и выпил, не замечая ее вкуса. Только этот напиток не заглушил боли его души. Все стало еще сильнее, еще острее.

Он видел, как ее руки рисовали в воздухе плавные узоры, а браслетики, обвивающие тонкие запястья, мерцали в свете софитов.

Как же она прекрасна. Неужели он был настолько слеп, что не видел этого? Гер осознавал что жил все это время самообманом. Власть, деньги, бизнес — и зачем ему все это? Ради чего он положил всю свою жизнь, живя и не видя ничего вокруг? Ради нее? Гер перевел взгляд на Леру. Блеклая подделка и не более… И опять его взгляд был прикован к сцене. Там была она — настоящая, живая, такая необузданная в страсти, и такая красивая, что слепило глаза.

Она пела, и все, кто был в этом зале, были покорены ее голосом. Они как околдованные смотрели на цыганку, которая, казалось, и не замечала ничего.

Девушка пела, даря зрителям себя, всю себя без остатка.

Дара подняла руки, и ее браслетики с мелодичным звоном стали осыпаться вниз, скользя по руке. Мелодия стихла, и она, поклонившись, пошла со сцены. Ее миссия здесь завершилась. Ей сказали петь, и она спела. Лучи прожекторов были настолько яркими, что со сцене было не видно зала и зрителей. Хотя это и неважно. Она пела для тех, кто ее слушал, и даже не видя их, она дарила им песню, льющуюся из ее души.

Зайдя за кулисы, она огляделась, глаза еще не привыкли к полумраку после яркого освещения на сцене.

* * *

Ее голос еще звучал в его сознании. Смотря на Леру и окруживших его гостей, Гер не слышал их. Он не хотел их слышать. Все их слова, пустые фразы, бестолковые речи. В чем смысл всего? Он не хотел вникать в это. Эти люди пусты и неинтересны. Он знал то, что сейчас для него важно, и то, что является правдой. Это она — Дара. Он хотел ее видеть, он хотел ей сказать… Что сказать? Что он жалеет обо всем произошедшем. Звучит глупо, как в детском саду.

Гер понимал, что причинил ей столько боли, и у них даже нет отношений, но только внутри него все переворачивалось с такой болью, что он готов был выть. Да, сейчас он жалел обо всем. Он был слеп, он не видел ее. Красивую, гордую и такую юную. Что же он делал… Он искалечил ее и выбросил, наигравшись. И думал, что сможет жить дальше. Да, он смог жить. Только разве это жизнь?

Лера еще раз дернула его за руку и потянула за собой. Не совсем осознавая, что происходит, он шел за ней.

Оказавшись на сцене, Гер хотел уйти, но было уже поздно. Публика аплодировала, а тамада начал свою помпезную речь. Лера прильнула к нему, и Гер осознал, что он в ловушке.

* * *

Зайдя за кулисы, Дара знала: она исполнила то, что от нее хотели, то есть отработала Шандору свое проживание. Шандор ждал ее и сразу подошел.

— Постой, — он схватил Дару за локоть и придержал, — куда так спешишь?

— Я разве еще нужна? — Дара удивленно подняла на него глаза.

— Ты ведь не знаешь, что это за праздник? — голос Шандора был тягучим и неестественно добрым.

— Нет, — Дара не понимала его тона и насмешливой улыбки на губах.

— Это свадьба Полонского. Ты пела для него. Ты пела на его свадьбе, — Шандор наслаждался, произнося все это.

— Что ты хочешь от меня? Зачем вся эта ложь? — Дара понимала, что Шандор издевается над ней.

— Ты мне не веришь? Смотри, — он подвел ее к кулисам.

И Дара увидела сцену. На ней стоял Полонский в темном костюме, а рядом с ним Лера в нереальном бело-розовом платье, слепящем глаза стразами, бантами, оборками и безвкусной помпезностью свадебного наряда.

Тамада бегая вокруг них, говорил, и Дара постепенно стала осознавать его слова. Он говорил о свадьбе, о счастье Германа и Леры, об их детях и их жизни.

Тупая боль внутри разрасталась и наполняла ее. Стало трудно дышать. Сердце бешено колотилось, а потом, как будто сорвавшись, упало вниз, и его удары стаи медленными, слишком медленными.

Дара захотела закричать, но с ее губ сорвался только хриплый звук.

Шандор, видя смертельно побледневшую девушку, испугался. А когда понял, что она не может говорить, а только шепчет, дернул ее на себя и затряс за плечи.

Огромные глаза смотрели на него с такой болью, что он усомнился в правильности своих действий.

— Дара… скажи что-нибудь.

Дара говорила, только голос пропал, и вместо слов с ее губ слетали лишь хриплые звуки.

Не понимая, что делать, Шандор, обняв девушку за плечи, повел к выходу.

* * *

Не в силах более выносить всего этого фарса и понимая, что он совершил самую большую ошибку в своей жизни, Гер повернулся и пошел со сцены. Только его ухода никто и не заметил, так как тамада уже договорил свою помпезную речь. После его речи на сцену выбежали артистки кордебалета и под зажигательную музыку стали танцевать эстрадный танец. С потолка посыпались конфетти и шарики. Софиты замелькали лучами, и в этом хаосе ухода Гера никто и не заметил. Зато Лера наслаждалась своим триумфом, стоя в центре сцены, осыпаемая конфетти.

Понимая, что здесь нечем дышать, Гер пошел к ближайшим дверям. Он хотел выйти на улицу и наконец вдохнуть воздуха, которого так не хватало.

Выйдя из дверей с торца здания, Гер вздохнул и ослабил узел галстука, а затем перевел взгляд и увидел Дару. Она стояла и прижималась к Шандору. То, что это Шандор, Гер понял сразу. Такие яркие черты лица, как у этого молодого цыгана, тяжело забыть. К ним подъехала машина, и Шандор заботливо усадил Дару внутрь. Гер видел, как она все это время льнула к нему, как держалась за его руку, и как он был внимателен и заботлив.

Полонский понимал, что он лишний. Он оказался лишним везде. Он был лишним на своей свадьбе, так как эта свадьба явно не его. И он был лишним в этой паре, где он и она так счастливы. Шандор и Дара, он ведь знал о них. Знал с самого начала, видел их страсть в том поцелуе, видел, на что Дара готова ради Шандора. Он знал о их ребенке и сейчас видел их вместе. Геру был лишним в жизни Дары, тогда и тем более сейчас.