Виконт, среднего роста и среднего же телосложения, благородно поддержал фамильную традицию Уинвудов приятной внешностью. Он очень походил на свою сестру Элизабет: обоих отличали золотистые кудри и яркие голубые глаза, прямой красивый нос, изящно очерченные губы. Но вот небесного спокойствия сестры брату недоставало. Подвижное лицо виконта уже испещрили морщины, а глаза непрестанно перебегали с места на место. Он выглядел добродушным малым, коим и был на самом деле, и, похоже, взирал на мир со здоровым юношеским цинизмом.

Рул с невозмутимым спокойствием принял предложение заплатить за свадебный наряд будущего шурина. Он взглянул на своего гостя сверху вниз с некоторым изумлением, но ответил в своей ленивой манере:

– Разумеется, Пелхэм.

Виконт с одобрением уставился на него.

– Есть у меня подозрение, что мы прекрасно поладим, – заметил он. – Не то чтобы у меня была привычка брать взаймы у друзей, но я считаю вас членом семьи, Рул.

– И приобщаете меня к ее привилегиям, – на лице у графа не дрогнул ни один мускул. – Сделайте же еще один шаг и предоставьте мне список своих долгов.

На мгновение виконт опешил.

– Как вы сказали? Что, всех? – Он покачал головой. – Дьявольски любезно с вашей стороны, Рул, но это невозможно.

– Вы меня пугаете, – сказал граф. – Они вне моих ресурсов?

– Все дело в том, – доверительным тоном сообщил ему виконт, – что я не знаю, насколько они велики.

– Мои ресурсы или ваши долги?

– Проклятье, старина, долги! Я не упомню и половины. Нет, давайте не будем спорить. Несколько раз я пытался подсчитать их. Думаешь, что вот наконец закончил, а потом, откуда ни возьмись, вновь всплывает какой-нибудь давно забытый счет многолетней давности. Так я ни разу и не дошел до конца. Лучше оставить все как есть. Живи по средствам – вот мой девиз.

– В самом деле? – с легким удивлением осведомился Рул. – Никогда бы не подумал.

– Я имею в виду, – пустился в объяснения виконт, – что когда какой-нибудь кредитор пускает, образно говоря, по вашему следу судебного пристава, приходит время рассчитаться с ним. Но чтобы уплатить все мои долги в одночасье – проклятье, о таком я даже не мечтаю! Нет, так не годится.

– Тем не менее, – заявил Рул, подходя к своему письменному столу, – полагаю, вы должны сделать мне такое одолжение. Ваш арест за долги, да еще в тот самый момент, когда вы будете вручать мне руку своей сестры в браке, расстроил бы меня несказанно.

Виконт ухмыльнулся:

– Неужели? Ну, пока они еще не могут упрятать пэра за решетку. Разумеется, я сделаю так, как вы просите, но предупреждаю – я увяз довольно глубоко.

Рул окунул кончик пера в чернильницу.

– Если я выдам вам вексель на своих банкиров на пять тысяч? Или, скажем, округлим эту сумму до десяти?

Виконт настолько опешил, что даже выпрямился в кресле.

– Пять, – решительно заявил он. – Раз уж вы настаиваете, я не возражаю против того, чтобы остановиться на пяти тысячах, но отдать десять тысяч своре торговцев я не могу и не хочу. Проклятье, мои предки перевернулись бы в своих гробах!

Он смотрел, как перо Рула скользит по бумаге, и качал головой.

– В этом есть что-то нечестивое, – сказал он. – Ничего не имею против того, чтобы тратить денежки, но меня с души воротит, когда их выбрасывают на ветер! – Он вздохнул. – Знаете, Рул, я мог бы найти им лучшее применение.

Граф стряхнул песок с бумаги и протянул ему вексель.

– Почему-то я уверен, что вы не станете этого делать, Пелхэм, – сказал он.

Виконт изящно выгнул бровь.

– Вот так, значит? – пробормотал он. – Что ж, отлично! Но все равно мне это не нравится. Решительно не нравится.

Не понравилось это и его сестрам, когда они узнали о случившемся.

– Он дал тебе пять тысяч фунтов для оплаты долгов? – вскричала Шарлотта. – Никогда не слышала ни о чем подобном!

– И я тоже, – согласился Пелхэм. – Мне даже показалось, что старина повредился рассудком, но он выглядел вполне нормальным.

– Пел, думаю, ты мог бы и подождать, – с упреком сказала Элизабет. – Это… почти неприлично.

– И ты все спустишь за игорным столом, – добавила Шарлотта.

– Как бы не так, мисс! Много ты знаешь, – без обиды откликнулся виконт.

– Почему бы и н‑нет? – напрямик поинтересовалась Горация. – Обычно т‑так и б‑бывает.

Брат одарил ее презрительным взглядом:

– Проклятье, Хорри, если человек дает тебе пять тысяч на оплату твоих долгов, то здесь больше не о чем говорить.

– Полагаю, – язвительно заметила Шарлотта, – лорд Рул пожелает увидеть твои оплаченные счета.

– Вот что я тебе скажу, Шарлотта, – заявил сестре виконт, – если ты не научишься держать язык за зубами, то никогда не выйдешь замуж.

В разговор поспешно вмешалась Элизабет:

– Этого хватит на все, Пел?

– Отгонит кровопийц на время, – ответил его милость и кивнул Горации. – Смею надеяться, он будет тебе хорошим мужем, но будь с ним осторожна, Хорри!

– А‑а, – отмахнулась Горация, – ты ничего не п‑понимаешь, П‑Пел! Мы не станем вмешиваться в дела друг друга! Это б‑будет французский брак по р‑расчету.

– Я не хочу сказать, что такой расчет неудобен, – заявил виконт, глядя на выписанный графом вексель, – но послушай моего совета и не выкидывай никаких штучек с Рулом. Подозреваю, ты можешь сильно пожалеть об этом.

– У меня тоже такое чувство, – подхватила Элизабет, и в голосе ее прозвучали тревожные нотки.

– В‑вздор! – провозгласила Горация, на которую их слова не произвели ни малейшего впечатления.

Глава 5

Свадьба графа Рула и мисс Горации Уинвуд прошла вполне пристойно, даже обыденно, и не сопровождалась шумными скандалами, как-то: арестом брата невесты за долги, сценой, устроенной любовницей жениха (на что надеялись самые рьяные), или чем-либо подобным. Граф прибыл вовремя, чем изрядно удивил всех, включая своего вымотанного до предела секретаря; невеста, похоже, пребывала в прекрасном расположении духа. Немедленно отыскались злые языки, утверждавшие, что ее настроение было даже слишком радужным для столь торжественного события. Внимательные наблюдатели не заметили, чтобы она пролила хотя бы слезинку. Однако подобный недостаток чувствительности с лихвой компенсировало поведение леди Уинвуд. Весь ее облик в точности соответствовал самым строгим правилам приличия. Опираясь на руку сына, она проплакала всю церемонию. Старшая мисс Уинвуд и мисс Шарлотта в роли подружек невесты выглядели восхитительно и вели себя соответственно; острые глазки мистера Уолпола не пропускали ни единой мелочи; леди Луиза Куэйн держалась с большим достоинством, но обратилась за помощью к своему носовому платочку, когда милорд взял руку Горации в свою; мистер Дрелинкурт надел новый парик, и на лице у него было написано смирение и покорность судьбе; виконт же сыграл свою роль с непринужденным изяществом.

Было решено, что после нескольких дней, проведенных в деревне, новобрачные отправятся в Париж – выбор места назначения в свадебном путешествии принадлежал невесте. Элизабет сочла его весьма странным для медового месяца, но Горация заявила:

– Фи! Мы совсем не похожи на тебя с Эдвардом и не с‑собираемся заниматься любовью ц‑целыми д‑днями напролет! Я хочу посмотреть город, побывать в В‑Версале и к‑купить себе н‑наряды п‑получше тех, что носит Тереза Молфри!

По крайней мере, эта часть ее программы была выполнена в точности. Спустя шесть недель свежеиспеченная пара вернулась в Лондон, и один только багаж новобрачной, по слухам, занимал целый экипаж.

Бракосочетание младшей дочери стало чересчур тяжелым испытанием для хрупкой леди Уинвуд. Сильные эмоции и переживания вызвали у нее череду обмороков, а осознание того, что ее сын отпраздновал свадьбу сестры, поставив пятьдесят фунтов на гусиные бега в Гайд-парке, стало последней каплей, окончательно подорвавшей ее здоровье. В сопровождении двух оставшихся дочерей (с одной из которых, увы, ей вскоре тоже предстояло расстаться) она удалилась в родовое поместье Уинвудов, где и принялась укреплять расшатанное здоровье диетой из яиц, взбитых сливок и камфарной настойки опия, а также созерцанием брачного контракта.

Шарлотта, которая уже в самом начале жизни убедилась в бренности мирских удовольствий, заявила, что вполне удовлетворена сложившимся положением, а вот Элизабет, хотя и подумать не смела, чтобы противоречить бедной больной мамочке, предпочла бы оказаться в Лондоне к моменту возвращения Хорри из свадебного путешествия. И это при том, что мистер Херон, не слишком обремененный воинскими обязанностями, с удовольствием проводил бóльшую часть своего времени в родном доме, расположенном неподалеку от поместья Уинвудов.

Разумеется, Хорри приехала в Гемпшир, дабы навестить их, но она прибыла одна, без графа, каковое обстоятельство лишь усугубило беспокойство Элизабет. Она прикатила в собственной карете, подрессоренном экипаже с огромными колесами и роскошной обивкой голубого бархата; ее сопровождали горничная, два форейтора и несколько верховых грумов. Поначалу сестрам даже показалось, что она изменилась до неузнаваемости.

Очевидно, дни скромного муслина и дешевых шляпок безвозвратно канули в прошлое, потому что небесное создание, сидевшее в карете, было облачено в платье полосатого плетеного атласа поверх огромного обруча, а шляпу, лихо сидящую на темных кудрях, уложенных в прическу «а ля каприз», украшал пышный плюмаж.

– Боже милосердный, неужели это наша Хорри? – ахнула Шарлотта, неуверенно отступая на шаг.

Но вскоре стало ясно, что перемены, происшедшие с Хорри, коснулись лишь ее нарядов. Она едва дождалась, пока форейтор опустит ей лесенку, чтобы сойти на землю из кареты, и с разбегу бросилась в объятия Элизабет, не обращая ни малейшего внимания на безжалостно сминающийся жесткий шелк платья или сбитую на затылок невообразимую шляпу. Отпустив Элизабет, она тепло обняла Шарлотту, захлебываясь словами от восторга. О да, перед ними была прежняя Хорри, теперь в этом не было сомнения.

В поместье новобрачная провела всего одну ночь, что, как заметила Шарлотта, пришлось очень кстати для мамы, состояние здоровья которой все еще внушало слишком большие опасения, чтобы она могла легко переносить шум и суету.

Как прошел медовый месяц? О, просто великолепно! Только представьте, она побывала в Версале, где разговаривала с самой королевой, о которой говорят чистую правду, что она потрясающе красива и элегантна и потому задает тон моде. Видите, сейчас на ней туфельки cheveux à la Reine![42] А кого еще она там видела? О, да всех на свете! А какие там рауты, вечерние приемы и фейерверки на балу в Тюильри!

И только когда они улеглись в постели, у Элизабет появилась возможность пошептаться с сестрой наедине. Едва Горация увидела входящую в комнату сестру, как она отправила горничную восвояси, забралась с ногами на софу и, свернувшись клубочком, прижалась к Элизабет.

– Я так р‑рада, что ты п‑пришла, Л‑Лиззи, – доверчиво пробормотала она. – Шарлотта ужасно не одобряет ни моего п‑поведения, ни вида, верно?

Элизабет улыбнулась:

– Я уверена, что тебе в высшей степени все равно, одобряет она тебя или нет, Хорри.

– Ну, в общем, д‑да. Зато мне очень хочется, чтобы ты поскорее в‑вышла замуж, Л‑Лиззи. Ты даже не п‑представляешь, как это здорово!

– Мы надеемся, что теперь уже скоро. Но мама чувствует себя неважно, и я пока не загадываю наперед. А ты… ты-то счастлива, милая?

Горация энергично затрясла головой.

– О да! Вот только иногда я не могу отделаться от ч‑чувства, будто украла М‑Маркуса у тебя, Лиззи. Но ведь ты по-прежнему предпочитаешь Эдварда, не так ли?

– Да, – смеясь, ответила Элизабет. – Ты считаешь, что у меня дурной вкус?

– Что ж, п‑признаюсь, я не п‑понимаю тебя, – откровенно заявила Горация. – Но, п‑пожалуй, это оттого, что ты не настолько любишь светский шик, к‑как я. Л‑Лиззи, пусть это дурно с м‑моей стороны, но должна сказать тебе, что это очень здорово, когда можешь иметь все, что захочешь, и п‑поступать соответственно.

– Пожалуй, – с некоторым сомнением согласилась мисс Уинвуд. – Наверное, ты права. – Она искоса взглянула на профиль Горации. – Лорд Рул… разве не мог он сопровождать тебя в этой поездке?

– Если н‑на то п‑пошло, – призналась Горация, – он бы поехал, вот только я х‑хотела побыть с вами наедине, поэтому он и отказался от этой идеи.

– Понимаю, – сказала Элизабет. – Но разве тебе не кажется, милая, что вам было бы лучше приехать вдвоем?

– О нет, что ты, – уверила ее Горация. – Он все понимает. И, как мне представляется, муж с женой, если они светские люди, почти ничего не делают вместе.

– Хорри, милая, – с трудом подбирая слова, заговорила мисс Уинвуд, – не хочу уподобляться Шарлотте, но я слыхала, что когда… когда их жены чрезмерно увлекаются светской жизнью… джентльмены иногда начинают искать развлечения на стороне.