Горация явственно напряглась.

– П‑понятно, – сказала она. – Ж‑жаль, что я зашла так не вовремя.

– Хорри, ты глупая девчонка, – сказала леди Луиза и потрепала ее по щеке. – Я говорила Рулу о том, что ему следовало бы выпороть тебя. Но, по-моему, он слишком ленив для этого.

Горация присела перед миледи в вежливом реверансе и чопорно поджала губы.

Граф проводил сестру к выходу из комнаты, а потом и по коридору.

– Временами ты ведешь себя не слишком умно, Луиза, ты не находишь? – заметил он.

– Не только временами, а очень часто, – со вздохом ответила сестра.

Посадив миледи в экипаж, граф в некоторой задумчивости вернулся в библиотеку. Горация, беззаботно помахивая шляпкой, уже направлялась по коридору к лестнице, но остановилась, когда Рул заговорил с нею.

– Хорри, ты не могла бы уделить мне несколько минут? – попросил он.

Она все еще хмурилась.

– Я с‑собиралась отобедать с леди М‑Мэллори, – сообщила она ему.

– Обедать еще рано, – заметил он.

– Да, но мне нужно переодеться.

– Конечно, это – очень уважительная причина, – согласился граф.

– Вы совершенно правы, – вспылила она.

Граф распахнул перед женой дверь в библиотеку. Горация воинственно задрала подбородок.

– С‑сообщаю вам, сэр, что с‑сердита на вас, а в таком состоянии я не разговариваю ни с к‑кем.

Граф взглянул ей в глаза с противоположного конца коридора.

– Хорри, – ласково сказал он, – ты знаешь, как я ненавижу напрягаться. Не заставляй меня применять силу.

Подбородок чуточку опустился, а в мечущих искры глазах промелькнул слабый интерес.

– Отнесешь м‑меня с‑силой? И ты осмелишься?

По мрачному челу графа скользнула тень веселого изумления.

– Ты хочешь сказать, что сомневаешься в том, что я на это способен? – осведомился он.

Дверь в дальнем конце коридора, ведущая на половину слуг, отворилась, и оттуда вышел ливрейный лакей. Горация метнула торжествующий взгляд на графа, поставила ногу на нижнюю ступеньку лестницы, поколебалась, а потом развернулась и направилась обратно в библиотеку.

Граф закрыл за нею дверь.

– Во всяком случае, ты играешь честно, Хорри, – заметил он.

– Р‑разумеется, – отозвалась девушка, усаживаясь на подлокотник кресла и вновь отбрасывая в сторону многострадальную шляпку. – Я в‑вовсе не собиралась проявлять невежливость, но не люблю, когда ты обсуждаешь меня со своей сестрой.

– А ты не слишком торопишься с выводами? – предположил Рул.

– Но ведь она сама п‑призналась, что посоветовала тебе выпороть меня, – сообщила Горация, постукивая каблуком по ножке кресла.

– Она весьма здравомыслящая особа, – согласился его светлость. – Но, несмотря на ее советы, я пока еще не выпорол тебя, Хорри.

Смягчившись, новобрачная заметила:

– Нет, но я д‑думаю, что, когда она говорит обо м‑мне всякие гадости, вы должны защищать м‑меня, сэр.

– Видишь ли, Хорри, – многозначительно сказал его светлость, – ты существенно усложняешь мне эту задачу.

В библиотеке повисла напряженная тишина. Горация вспыхнула до корней волос и, страшно заикаясь, выпалила:

– М‑мне очень ж‑жаль. Я в‑вовсе не с‑собиралась вести себя н‑неподобающим образом. Что я н‑натворила на сей р‑раз?

– Ничего совсем уж страшного, дорогая моя, – уклончиво ответил граф. – Но, быть может, ты все-таки сумеешь удержаться от того, чтобы не предъявлять дикое животное высшему обществу?

Она весело захихикала, но тут же взяла себя в руки.

– Я боялась, что ты узнаешь об этом, – призналась девушка. – Но это в‑вышло случайно, уверяю тебя, и… очень з‑забавно.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – откликнулся Рул.

– Н‑нет, правда, Маркус. Она вспрыгнула на плечо Кросби и с‑сорвала с него парик. Но н‑никто не возражал, за исключением Кросби. Боюсь, что эту обезьянку плохо дрессировали.

– Думаю, что так, – сказал Рул. – Меня уже посещали подобные подозрения, когда давеча утром я обнаружил, что она… э‑э… раньше меня побывала за завтраком.

– О боже! – покаянно воскликнула Горация. – Мне очень жаль. Но у Софии Коулхэмптон есть маленькая обезьянка, и она повсюду берет ее с собой, вот я и п‑подумала, что хорошо бы завести такую и себе. Хотя, по п‑правде говоря, она мне не очень п‑понравилась, поэтому я не стану оставлять ее. Это все?

Он улыбнулся.

– Увы, Хорри, это – только начало. Думаю… Да, пожалуй, ты должна мне объяснить, что это такое. – Вынув из кармана пачку счетов, он протянул их ей.

Сверху лежал листок, исписанный аккуратным почерком мистера Гисборна. Цифры, цифры… Горация в тревоге взглянула на общую сумму.

– Это… это все мои? – запинаясь, спросила она.

– Все твои, – невозмутимо подтвердил его светлость.

Горация проглотила комок в горле.

– Я не с‑собиралась тратить с‑столько. Откровенно говоря, я не п‑понимаю, откуда взялась такая сумма.

Граф забрал у нее пачку счетов и начал переворачивать их один за другим.

– Да, – согласился он, – меня тоже всегда удивляло, что счета имеют свойство накапливаться. И, в конце концов, человеку нужно же во что-то одеваться.

– Да-да, – с надеждой подхватила Горация. – Как хорошо, что ты все п‑понимаешь, п‑правда, Маркус?

– Безусловно. Но, прости мне мое любопытство, Хорри, неужели обязательно платить по сто двадцать гиней за каждую пару туфелек?

– Что? – возмущенно возопила Горация.

Граф показал ей счет. Она с ужасом уставилась на него.

– О! – выдавила она. – Т‑теперь припоминаю. Понимаешь, Маркус… у них каблуки усыпаны изумрудами.

– Что ж, в таком случае мне действительно все понятно, – заявил его светлость.

– Да. Я надела их на свой первый бал в «Олмаксе». Они называются venez-y‑voir[46].

– Это объясняет, вне всякого сомнения, – согласился Рул, – присутствие троих молодых джентльменов, коих я застал… э‑э… помогающими тебе облачаться давеча вечером.

– Н‑но в этом нет ничего такого, Рул! – запротестовала Горация, поднимая понуро опущенную головку. – Это вполне прилично – впускать в будуар джентльменов после того, как ты надеваешь чехол под платье. Я знаю, что так всегда делает леди Стоукс. Они с‑советуют, куда прикреплять м‑мушки, а куда цветы и какими д‑духами воспользоваться.

Если графу Рулу и показалось забавным, что новоиспеченная супруга наставляет его в искусстве обольщения, то он постарался не подать виду, и лишь уголки губ у него предательски дрогнули.

– Ага! – Он с улыбкой взглянул на нее сверху вниз. – Тем не менее мне представляется, что в этих вопросах я могу оказать тебе куда бóльшую помощь.

– Н‑но ты – мой муж, – справедливо заметила Горация.

Он вернулся к счетам.

– Это, безусловно, существенный недостаток, – признал он.

Горация, очевидно, сочла вопрос закрытым. Она заглянула ему через плечо.

– Ты н‑нашел еще что-нибудь столь же ужасное? – полюбопытствовала она.

– Дорогая моя, разве не сошлись мы с тобой на том, что тебе нужно во что-то одеваться? Я не ставлю под сомнение твои расходы – хоть, признаюсь, туфельки пробудили во мне любопытство. А вот что, скажем так, приводит меня в легкое недоумение…

– Знаю, – перебила она, с преувеличенным вниманием глядя себе под ноги. – Ты х‑хочешь знать, п‑почему я не оплатила их сама.

– У меня очень любознательная натура, – извиняющимся тоном пробормотал граф.

– Я не могла, – мрачно призналась Горация. – Вот п‑почему!

– Чрезвычайно уважительная причина, – мирно согласился его светлость. – Но мне казалось, я выделил тебе достаточное содержание. Должно быть, память меня опять подводит.

Горация стиснула зубы.

– М‑может, я и з‑заслуживаю такого обращения, но, прошу тебя, не издевайся надо мною. Ты прекрасно знаешь, что принял все меры к моему обеспечению.

Он отложил счета в сторону.

– Фараон, Хорри?

– О н‑нет. Н‑не только, – с готовностью пояснила она, радуясь тому, что может представить смягчающие обстоятельства. – Б‑бассет!

– Понимаю.

Нотки веселого изумления куда-то пропали из его голоса, и когда она отважилась поднять глаза, то увидела выражение явного неодобрения на его лице.

– Ты очень с‑сердишься? – выпалила девушка.

Чело графа разгладилось.

– Гнев – очень утомительное чувство, дорогая моя. Я раздумывал над тем, как лучше и надежнее излечить тебя.

– Излечить м‑меня? У т‑тебя ничего не выйдет. Это у нас в к‑крови, – откровенно призналась Горация. – Даже мама не имеет ничего п‑против азартных игр. П‑поначалу я не очень хорошо разобралась в правилах и, пожалуй, именно п‑поэтому проиграла.

– Очень может быть, – снизошел до согласия Рул. – Мадам супруга, я вынужден сообщить вам – сообразно моей роли разгневанного мужа, что не одобряю чрезмерного увлечения азартными играми.

– П‑пожалуйста, – взмолилась Горация, – не заставляй меня обещать, что отныне я буду лишь раскладывать п‑пасьянсы или играть в серебряного фараона! Я не в‑выдержу! Я б‑буду осторожна и прошу прощения за эти возмутительные счета! Боже милосердный, только п‑посмотри, к‑который час! П‑положительно мне нужно идти, нет, уже бежать!

– Не стоит беспокоиться, Хорри, – посоветовал жене граф. – Опоздание всегда выглядит эффектно.

Но его слова канули в пустоту. Горация уже исчезла.

Проделки его супруги, невзирая на беспокойство, которое они причиняли леди Луизе, вызывали у других людей совершенно разные чувства. Мистеру Кросби Дрелинкурту, мир которого окрасился в унылые серые тона с того момента, как он узнал о помолвке своего кузена, начало казаться, что сквозь черные тучи пробивается лучик света. А леди Мэссей подмечала все до единой экстравагантные выходки графини, терпеливо ожидая своего часа. Визиты Рула на Хартфорд-стрит стали редкими и нерегулярными, но она была слишком умна, чтобы упрекать его, и во время их нечастых встреч старалась выглядеть как можно очаровательнее. Она уже успела познакомиться с Горацией – благодаря любезности мистера Дрелинкурта, который специально представил ее графине на балу, – но не стремилась углубить знакомство, ограничиваясь короткими реверансами и вежливыми приветствиями при случайных встречах. Рул отличался способностью подмечать все, не прилагая к тому усилий, и вряд ли он стал бы спокойно наблюдать за крепнущей дружбой между женой и любовницей.

А мистер Дрелинкурт, похоже, добровольно взвалил на себя заботу расширить круг знакомых своей новой кузины. На каком-то приеме в Ричмонде он даже представил ей Роберта Летбриджа. Его светлости не было в городе, когда граф и графиня Рулы вернулись из свадебного путешестви, и новобрачную он увидел впервые, когда она – по меткому выражению молодого мистера Дашвуда – уже «взяла город штурмом».

В первый раз лорд Летбридж увидел ее на приеме, одетую в атласное платье фасона soupirs étouffés[47] и с диадемой на голове. Посреди щеки у графини красовалась мушка под названием «галантная», и она окружила себя ворохом трепещущих лент à l’attention[48]. Горация действительно выделялась в толпе присутствующих, посему неудивительно, что она завладела вниманием и барона Летбриджа.

Он стоял у дальней стены салона, разглядывая новобрачную со странным выражением в глазах. Мистер Дрелинкурт, наблюдавший за ним издалека, подошел и остановился рядом, после чего со смешком заметил:

– Восхищаетесь моей новой кузиной, милорд?

– Глубоко и искренне, – отозвался Летбридж.

– Что до меня, – пожал узкими плечами мистер Дрелинкурт, никогда не делавший секрета из своих чувств, – то из‑за этих нелепых бровей я не могу назвать ее красавицей. Нет, не могу.

Взгляд Летбриджа скользнул по его лицу, а губы едва заметно изогнулись в улыбке.

– Вы должны восторгаться ею, Кросби, – сказал он.

– Позвольте мне в таком случае представить вас этому образчику необычной красоты, – недовольно скривившись, заявил Кросби. – Но спешу предупредить: она ужасно заикается.

– И играет напропалую, и гоняет в кабриолетах, – добавил его светлость. – Большего и желать невозможно.

Мистер Дрелинкурт метнул на него острый взгляд.

– Что?.. Почему?..

– Вы – глупец, Кросби, – сказал Летбридж. – Представьте меня!

– Право слово, милорд! И как я должен воспринимать ваши слова?

– У меня нет ни малейшего желания изображать загадочность, – язвительно ответил Летбридж. – Познакомьте меня с этой прелестной новобрачной.

– Вы в дьявольском расположении духа, милорд, и я протестую, – пожаловался Кросби, но двинулся в сторону группы, центром которой была Горация. – Кузина, вы разрешите? Могу я представить вам человека, который умирает от желания познакомиться с вами?

Горация отнюдь не горела желанием знакомиться с приятелями мистера Дрелинкурта, которого презирала всей душой, а потому повернулась к нему с явной неохотой. Но стоявший перед нею мужчина ничуть не походил на обычных спутников Кросби. Его отличала элегантность, не изуродованная излишествами макарони. Одет он был с потрясающей роскошью и к тому же был намного старше мистера Дрелинкурта.