Горация предпочла проигнорировать этот взгляд, хотя он и не остался незамеченным бароном, который сказал, выразительно приподняв брови:

– Чем я провинился перед вашей сестрой? Она смотрит на меня с явным неодобрением.

– В‑видите ли, – совершенно серьезно ответила Горация, – это было невежливо с вашей стороны не п‑пригласить ее сейчас на танец.

– Но я никогда не танцую, – сообщил Летбридж, кружа ее под музыку.

– Глупый! Сейчас вы танцуете, – укорила его Горация.

– Да, с вами, – ответил он. – Это совсем другое дело.

Движения танца разделили их, но не раньше, чем Летбридж с удовлетворением отметил, что на щеках Горации выступил жаркий румянец.

Она явно не выглядела недовольной. Летбридж действительно почти не танцевал, и она знала об этом. Горация поймала несколько завистливых взглядов, провожавших ее в танце. Она была еще слишком молода, чтобы не ощутить торжества. Рул, конечно, мог предпочитать зрелую красоту Каролины Мэссей, но миледи Рул покажет ему и всему свету, что и сама способна завоевать ценный приз. Помимо простой симпатии, которую она, несомненно, питала к Летбриджу, он идеально подходил для ее замысла. Легкие победы над мистером Дашвудом или молодым Поммероем для этой цели не годились совершенно. Летбридж, с его подпорченной репутацией, едва уловимым высокомерием и предположительно каменным сердцем, был тем самым пленником, обладанием которым можно было бы гордиться. А если Рулу это не понравится – что ж, тем лучше!

Летбридж, прекрасно осведомленный о столь коварных планах, разыгрывал свою партию с большим искусством. Он был слишком умен для того, чтобы выказывать пыл, который, в чем он не сомневался, лишь отпугнет Горацию, и потому обращался с нею с восхищением, изрядно приправленным насмешкой, причиняя ей неизъяснимые страдания. Он неизменно вел себя как человек, умудренный жизненным опытом; откровенно дразнил, отказываясь играть с нею в карты; истязал ее добрую половину вечера, делая вид, что не замечает, посвящая все внимание какой-нибудь благодарной леди.

Когда они сблизились вновь, он произнес со своей обезоруживающей внезапностью:

– Миледи, мушка!

Палец ее невольно коснулся черного пятнышка в уголке глаза.

– Ч‑что с нею не так, сэр?

– Ничего, – сказал он, качая головой. – Но только не «убийственная», умоляю вас. Так не пойдет.

Глаза графини озорно блеснули, и, вновь готовясь разойтись, она обронила через плечо:

– Какая же тогда?

– «Кокетливая», – ответил Летбридж.

Когда танец закончился и она собралась присоединиться к Шарлотте и сэру Роланду, он взял ее под руку и направился к комнате, в которой подавали освежающие напитки.

– Поммерой вас забавляет? Меня – нет.

– Нет, но с ним Шарлотта, и она может…

– Прошу прощения, – твердо заявил Летбридж, – но меня не забавляет и Шарлотта. Позвольте угостить вас миндальным ликером.

Он вернулся через мгновение, протягивая ей маленькую рюмку. Остановившись рядом с ее креслом, он потягивал кларет, глядя прямо перед собой, погрузившись в собственные мысли.

Горация подняла на него глаза, в который раз спрашивая себя, отчего это он вдруг утратил к ней всякий интерес.

– Почему «кокетливая», милорд?

Он взглянул на нее сверху вниз.

– Кокетливая?

– Вы сказали, что я должна носить «кокетливую» мушку.

– Так и есть. Я думал кое о чем.

– Вот как! – ответила Горация, уязвленная.

Неожиданная улыбка осветила его глаза.

– Я думал о том, когда же вы наконец перестанете столь церемонно величать меня милордом, – сказал он.

– В самом деле? – Горация воспрянула духом. – И как же п‑прикажете вас называть?

– У меня есть имя, дорогая моя. Как и у вас. Ласкательное имя, которым я воспользуюсь, с вашего позволения.

– Не д‑думаю, что вам так уж нужно мое п‑позволение! – заявила Горация.

– Не очень, – признался его светлость. – Ну, давайте закрепим сделку рукопожатием, Хорри.

Она заколебалась, увидела, что он смеется, и улыбнулась в ответ, отчего на щеках у нее заиграли ямочки.

– О, очень хорошо, Р‑Роберт!

Летбридж наклонился и поцеловал ладошку, которую она вложила в его руку.

– Я поражен тем, что до этого мгновения не представлял, как очаровательно может звучать мое бедное имя, – сказал он.

– Фи! – сказала Горация. – Не сомневаюсь, что до меня его произносили многие женщины.

– Но ни одна из них не называла меня Р‑Робертом, – пояснил его светлость.

Тем временем виконт, отлучившись ненадолго из игорной залы, вынужден был повиноваться мисс Уинвуд, которая подозвала его к себе. Он пересек комнату и небрежно осведомился:

– Да, Шарлотта, в чем дело?

Шарлотта взяла его под руку и направилась к одному из оконных проемов.

– Пелхэм, я хочу, чтобы ты не возвращался обратно в игорную залу. Я беспокоюсь о Хорри.

– Что еще натворила эта несносная девчонка? – без особого интереса полюбопытствовал виконт.

– Думаю, что это ее обычное легкомыслие, которое нам, увы, так хорошо знакомо, а не что-либо иное, – честно призналась Шарлотта. – Но танцевать два раза подряд с одним и тем же джентльменом, после чего гулять с ним под ручку… Все это выглядит очень странно, чего, я уверена, не одобрили бы ни мама, ни милорд Рул.

– Рул не настолько нетерпим. С кем же ушла Хорри?

– С джентльменом, которого мы встретили в театре «Эстлиз» вчера вечером, – ответила Шарлотта. – Его зовут лорд Летбридж.

– Что? – вскричал виконт. – Этот малый здесь? Этого еще не хватало!

Мисс Уинвуд обеими руками схватила его за руку.

– Значит, мои опасения небезосновательны? Мне не хотелось бы отзываться дурно о человеке, которого я совсем не знаю, но с момента первого знакомства с его светлостью я питаю к нему недоверие, которое его поведение нынче вечером ничуть не рассеяло.

Виконт озабоченно нахмурился.

– Недоверие, говоришь? Это не мое дело, но я предупреждал Хорри, и если Рул не проявит твердость в самом скором будущем, значит, он не тот человек, кем я его полагал, так и передай Хорри.

Мисс Уинвуд растерянно заморгала.

– И это все, что ты намерен сделать, Пелхэм?

– А что еще я могу сделать? – пожелал узнать виконт. – Или ты предлагаешь мне подойти к Летбриджу, пригрозить ему шпагой и увести Хорри силой?

– Но…

– И не надейся, – решительно заявил виконт. – Для этого он слишком хорошо фехтует. – С этими словами, которые ничуть не удовлетворили его сестру, он отправился прочь, оставив мисс Уинвуд в некотором беспокойстве и большом негодовании.

Она могла счесть виконта бессердечным, но, тем не менее, он решил затронуть эту щекотливую тему в разговоре со своим зятем, проделав это, как ему представлялось, самым что ни на есть деликатным образом.

Выходя из игорной залы в «Уайте», он едва не налетел на Рула, после чего радостно воскликнул:

– Черт побери, какая удача! Вы тот самый человек, который мне нужен!

– Сколько, Пелхэм? – устало полюбопытствовал его светлость.

– По правде сказать, я искал кого-нибудь, кто сможет ссудить меня некоторой суммой, – признался виконт. – Но разрази меня гром, если я знаю, как вы об этом догадались!

– Интуиция, Пелхэм, всего лишь интуиция.

– Что ж, в таком случае, одолжите мне пятьдесят фунтов, и завтра вы получите их обратно. Удача непременно вернется ко мне.

– Что заставляет вас так думать? – поинтересовался Рул, передавая виконту банкноту.

Молодой человек сунул ее в карман.

– Премного обязан. Клянусь, вы славный малый. Мне не везло на протяжении всего последнего часа, а неудача не может длиться вечно. Вот, кстати, Рул, я как раз собирался сказать вам кое-что. Ничего особенного, разумеется, но вы же знаете, каковы они, женщины, дьявол их забери!

– Еще бы, – согласился его светлость. – Так что можете преспокойно предоставить это дело мне, мой дорогой Пелхэм.

– Чтоб меня разорвало, вы, похоже, читаете мои мысли! – пожаловался виконт. – Имейте в виду, я с самого начала предупреждал Хорри о том, что он опасен. Но женщины – такие дуры!

– Не только женщины, – пробормотал Рул. – Окажите мне услугу, Пелхэм.

– Все, что угодно! – с готовностью вскричал виконт. – С превеликим удовольствием!

– Это сущий пустяк, – сказал Рул. – Я буду считать себя в долгу перед вами, если вы воздержитесь от того, чтобы… э‑э… и дальше предостерегать Хорри.

Виконт во все глаза уставился на него.

– Как скажете, разумеется, но мне не нравится, что этот малый, Летбридж, обхаживает мою сестру, так и знайте!

– Эй, Пелхэм!

Виконт, который уже развернулся, собираясь возвратиться в игорную залу, остановился и оглянулся.

– И мне тоже, – меланхолично заметил его светлость.

– Ого! – вырвалось у виконта, на которого вдруг снизошло озарение. – Не хотите, чтобы я вмешивался, да?

– Видите ли, мой мальчик, – с извиняющимся видом проговорил его светлость, – на самом деле, я не такой дурак, каким вы меня полагаете.

Виконт ухмыльнулся, пообещал не путаться под ногами и вернулся в игорную залу наверстывать упущенное. Он сдержал слово и явился на Гросвенор-сквер на следующее же утро и широким жестом выложил на стол перед Рулом стопку банкнот на сумму в пятьдесят фунтов. Удача, похоже, и в самом деле вернулась к нему.

Никогда не упуская удобного случая, он всю неделю шумно наслаждался выпавшим на его долю редким везением. Не менее пяти его ставок стали рекордными в «Уайте»: за один вечер он выиграл четыре тысячи в фараона, проиграл шесть в очко в среду, в четверг вернул потерянное и еще сверх того, а в пятницу вошел в игорную залу «Олмакса» и занял свое место за столом для игры в кости.

– Пел? А я думал, что ты проигрался в пух и прах! – воскликнул сэр Роланд Поммерой, который был свидетелем его катастрофы в среду.

– Проигрался? Черта с два! – ответил виконт. – Удача вернулась ко мне. – Он надел на запястья два кожаных нарукавника, чтобы защитить кружевные манжеты. – Во вторник я побился об заклад с Финчем на двадцать пять фунтов, что Салли Данверс к понедельнику разродится мальчиком.

– Клянусь богом, ты сошел с ума, Пел! – сказал мистер Фокс. – У нее уже есть четыре девочки!

– Сошел с ума, как же! – отозвался виконт. – По дороге сюда я получил хорошие новости. Я выиграл.

– Неужели она наконец подарила Данверсу наследника? – вскричал мистер Болби.

– Наследника? – презрительно скривился виконт. – Двоих сразу! Она родила двойню!

После столь поразительного сообщения уже никто не сомневался в том, что фортуна повернулась к виконту лицом. А один осторожный джентльмен даже предпочел перейти в комнату для игры в очко, где за столами сидели игроки с масками на лицах, дабы скрыть предательские эмоции; перед ними высились столбики золотых монет.

Вечер продолжался, и удача виконта, которая поначалу вела себя, как капризная девица, наконец остепенилась. Он начал с того, что неудачно метнул кости три раза подряд, каковое обстоятельство заставило мистера Фокса высказаться в том духе, что ростовщики, или лихоимцы, как он их окрестил, ожидающие в Иерусалимской палате[61], пока он разбогатеет, вместо этого обретут в его лице клиента. Однако же виконт вскоре справился с этой неудачей, сняв сюртук и вновь надев его вывернутым наизнанку, каковая перемена немедленно принесла свои плоды. Он беззаботно двинул в центр стола три столбика монет, заявил, что повышает ставку в пять раз, и выиграл. К полуночи его выигрыш, составленный из золотых монет, банкнот и долговых расписок, занял все свободное пространство на столике подле его локтя, а мистер Фокс, который проигрывал партию за партией, потребовал третью бутылку вина.

В комнате для игры в кости стояли два стола, оба круглые и достаточно большие для того, чтобы за ними разместилось до двадцати человек. За одним правила требовали, чтобы перед каждым игроком было не меньше пятидесяти гиней, за другим ставки были более скромными – не более двадцати гиней. Рядом с каждым игроком стоял небольшой столик с круглой подставкой для бокала или чашки чая, а также деревянная чаша для золотых монет. Комната освещалась свечами в висячих канделябрах, и свет их был настолько ярок, что многие игроки, включая виконта, надели кожаные козырьки, чтобы уберечь глаза. Другие, среди которых выделялся мистер Дрелинкурт, горячечно делавший ставки за столом в двадцать гиней, предпочитали соломенные шляпы с очень широкими полями, преследовавшими двойную цель – они защищали глаза и не давали парикам сбиться набок. Шляпу мистера Дрелинкурта украшали цветы и ленты, и прочие макарони полагали ее настоящим произведением искусства. Вместо своего любимого голубого сюртука он надел шерстяное пальто и теперь являл собой крайне любопытное зрелище – сидя за столом, попеременно потягивал чай и бросал кости. Однако, поскольку в последнее время игорная мода требовала именно шерстяных пальто и соломенных шляп, даже самые строгие критики не нашли в его внешности ничего, достойного осуждения.