— Давай немного пройдемся, — предложил ей Влад, когда они вышли из полюбившегося уже кафе, где грелись каждый вечер.

Он взял ее за руку, и это было первое прикосновение к ней с момента, когда он обнимал ее возле подъезда (танцы с ним пьяным Люда не считала). Она прислушалась к своим ощущениям. В его руке ее было находиться приятно и тепло. А смотрел он так… Взгляд его карих глаз странным и сказочным образом сочетался сейчас с неторопливо падающими снежинками с неба. Люда вдруг подумала, что вот и наступил декабрь — самый сказочный месяц в году. И именно он несет ей изменения. Какими они будут?

— На улице так хорошо, — уговаривал ее Влад, хоть она и не думала отказываться. Она просто не могла избавиться от сказочного наваждения и не смотреть в его блестящие глаза.

И что-то произошло, видно, он тоже что-то почувствовал. Взгляд его изменился, словно потемнел и стал глубже, заглядывая в самую душу Люды. Лицо Влада неотвратимо приближалось к ее, и она отчетливо поняла, что сейчас он ее поцелует. Не так, как тогда возле подъезда, а по-настоящему. И ничего, что вокруг люди, а среди них так и вовсе могут быть ее знакомые, городок же маленький — все друг друга знают. Люда пыталась справиться с паникой, потому что даже примерно не знала, хочет ли, чтобы он ее целовал. Все вечера до этого Влад не делал попыток ее поцеловать. Они общались, как закадычные друзья. Дурачились, смеялись, валялись в снегу… С ним было легко и приятно, но не тянуло на что-то большее. Казалось, что в их отношениях нет даже намека на романтику.

И вот теплые и мягкие губы мужчины коснулись ее. Сначала робко, словно опасаясь ее реакции. Потом прижались теснее, и она почувствовала его язык, который словно просил впустить его. И так вдруг закружилась голова и захотелось новых ощущений!

Так она не целовалась еще ни с кем. Глубоко и ненасытно, не в силах оторваться от его губ. И Люда точно знала, что он испытывает то же. Они словно остались одни посреди небольшого скверика, присыпаемые снегом и во власти друг друга. А сердце билось как ненормальное в груди, и даже через толстые слои одежды она ощущала биение его сердца. Сейчас их сердца бились в унисон, а губы слились в единое целое.

Когда поцелуй прервался, Люда уткнулась в грудь Влада, а он обнял ее и прижал к себе. Все изменилось в один миг — и вот они уже не закадычные друзья, а почти что любовники. Ведь окажись они сейчас не на улице, а в тепле и наедине, то могли бы и не остановиться. И Люда не знала, была бы она против чего-то большего.

— Я поторопился, да? — коснулись губы Влада ее уха, заставляя внутренне вздрогнуть.

Люда потрясла головой, мол, нет, не поторопился, я сама этого захотела. Но робость мешала посмотреть ему в лицо. Она боялась, что поцелуй может повториться.

— Пошли? — чуть отстранил он ее от себя и коснулся подбородка, заставляя поднять голову, заглянуть ему в глаза. — Рискуем превратиться в сугробики, — улыбнулся, становясь снова тем Владом, который всегда ее смешил.

Сначала они чинно прогуливались по парку. Люда держала Влада под руку и прижималась к нему, потому что так было теплее. И разговор не клеился, словно оба они продолжали думать о том поцелуе. Хотя, наверное, так и было. По крайней мере, она до сих пор чувствовала прикосновение его губ. А губы ее горели, словно их что-то подогревало изнутри.

А потом он ее кинул в небольшой сугроб (откуда он только тут взялся?). Просто сгреб в охапку и кинул. И сам навалился сверху и принялся покрывать ее лицо поцелуями.

— Если не отмерзнешь сейчас же, то зацелую до смерти, — приговаривал, не давая передохнуть. А когда еще и начал щекотать вперемешку с поцелуями, то Люда точно едва не умерла, но теперь уже от смеха.

Она терпеть не могла, когда ее щекочут, но у него это, почему-то, получалось не противно и не навязчиво.

В итоге, когда Влад встал первый и поднял ее все еще хохочущую из сугроба, они оба были похожи на снеговиков. И потом еще долго отряхивали друг друга.

— Я приеду завтра за тобой и отвезу на вокзал, — поставил ее в известность Влад, когда подвез до дому и проводил до подъезда. Именно поставил в известность, таким тоном это произнес.

— Хорошо, — согласилась Люда и сама подставила ему губы для поцелуя. И он не заставил себя ждать, вновь окутывая их волшебством. Портило романтику только немного то, что Люда промокла в снегу и подмерзла. — Жду тебя завтра.

Последний день перед отъездом выдался самым суматошным. К вечеру голова у Люды шла кругом, а мама все не переставала добавлять нервозности, игнорируя призывы отца успокоиться и перестать трепать дочери нервы.

Когда в дверь позвонил Влад (а Люда точно знала, что это он, потому что о приезде своем он предупредил еще из Москвы), мама наперерез дочери рванула открывать дверь и заявила, едва гость переступил порог:

— Я еду с вами на вокзал!

— Ма-а-ам! Ну опять двадцать пять!

Люда уже была полностью собрана, а возле порога стояло такое неимоверное количество вещей, что ей даже смотреть на них было страшно. Ладно тут, все дружно они как-нибудь вынесут все из квартиры, и в багажнике Влада наверняка найдется место. На вокзале они вдвоем с Владом тоже короткими перебежками дотащат все до поезда. Но что ей делать в Питере?! Она даже не представляет, как сойдет с поезда с таким количеством багажа. Хоть Олег Евгеньевич и обещал, что ее на вокзале встретят, но с поезда-то сходить придется самой. И убедить маму не паковать столько всего не получилось, даже когда дело дошло до ссоры. Закончилось все тем, что она еще и пару банок с закрутками добавила, положив те между носильных вещей в чемодан.

Совместными с Владом уговорами им все-таки удалось убедить маму, что никуда ехать не надо, что дочери ее есть кому помочь и посадить на поезд.

Во дворе дома мама вдруг особо остро прочувствовала, что Люда уезжает, и залилась горючими слезами. Пришлось отцу буквально оттаскивать ее и показывать отчаянными жестами Люде с порядком растерявшимся Владом, чтоб уезжали уже скорее.

— Эмоциональная у тебя мама, — уже в машине высказался Влад.

— Да уж… Сама не ожидала, — а на душе было так паршиво, оттого что не сказала родителям самого главного, что любит их ужасно и будет скучать и ждать встречи. Они и так все это знают, но почему она лишний раз не напомнила.

На вокзал они приехали за пятнадцать минут до отправления поезда, посадка на который уже вовсю шла. Влад проявил просто чудеса выносливости, навесив на себя практически всю поклажу Люды. Как она не сопротивлялась, но ей, кроме дамской сумки, достался еще лишь небольшой чемодан на колесиках.

— Натаскаешься еще, — урезонил ее Влад, когда она в очередной раз сунулась к нему с предложением помочь.

Не разрешил он ей помочь и когда заносил вещи в вагон и размещал на полках. Люде только и оставалось, что стоять в тамбуре и с тоской наблюдать, как ловко у него это получается. О том, как будет все это снимать, она старалась не думать.

У них осталось ровно пять минут на прощание, половину из которых проводница назойливо загоняла Люду в вагон, грозя отправлением. Все получилось как-то скомкано и быстро. Они и сказать-то толком ничего друг другу не успели. Влад взял с нее обещание, что позвонит сразу как приедет. Она прижалась к нему в последний раз, и вот уже поезд мчит ее в новую жизнь.

Зато суматоха и переживания последних дней вымотали ее настолько, что не успела сеть в поезд, как сразу залегла на полку и проспала до самого утра, когда проводница традиционно и не самым вежливым образом ее растолкала, сообщив о приезде.

Хорошо, что выходить Люде предстояло не на полустанке, где поезд стоит сколько-то минут, а на конечной станции. Уже все покинули вагон, когда она только сняла весь свой скарб с багажных полок. А когда схватила в руки столько вещей, сколько могла унести за раз, в купе заглянул парень, внешне напомнивший ей Емелю из сказки «По щучьему велению». Ну, то есть, в ее детской книжке, зачитанной до дыр, он выглядел именно так: с соломенного цвета лохматыми волосами и веснушками по всему лицу, а еще с улыбкой до ушей и плещущим через край дружелюбием (и это несмотря на то, что герой сказки был довольно ленив и всю жизнь пролежал на печи).

— Людмила? — спросил он, и еще раньше, чем она успела ответить, принялся забирать у нее сумки и обвешиваться теми, в точности как Влад вчера. — Ничего себе, вы набрали! — рассмеялся, пытаясь протиснуться в тамбуре со всем ее барахлом.

— Сама не рада, — поддержала она его. — Но маму разве убедишь…

— Мамы — они все такие, переживательные не в меру…

Поговорить нормально они смогли только когда покинули здание вокзала и когда веснушчатый парнишка погрузил ее вещи в машину.

— Не возражаешь, если я перекурю? — достал он сигарету. — А то что-то взопрел…

Взопрел! — ну и словечко. Люда невольно разулыбалась. А потом поняла, сто парень, скорее всего, из деревни, говор у него такой смешной, не городской совсем, и окает слегка. Впрочем, она тоже взопрела и с удовольствием дышала морозным воздухом.

А в Питере-то оказалось гораздо холоднее, чем в Москве. И снег уже тут лег так основательно, повсюду сугробы, сделанные стараниями дворников.

— Замерзла? Запрыгивай в машину! — распорядился ее новый знакомый, а сам отправился выбрасывать бычок в мусорку.

Уговаривать Люду не нужно было. Она с удовольствием забралась в не успевший еще основательно остыть салон серебристой иномарки, кажется Опель, а может и нет — в машинах Люда не разбиралась.

— Николай! — занял водительское место водитель и протянул Люде широкую ладонь с коротковатыми пальцами. И она успела подметить мозоли, что только укрепило ее мнение о деревенском происхождении парнишки.

Надо же! Коля! Имя-то ему как подходит!

— Людмила! — с удовольствием пожала она протянутую руку, не сомневаясь, что с Колей они найдут общий язык. — А ты работаешь в Медиконе?

— Ага, уже месяц почитай. Водилой, — расплылся он в широкой улыбке, показывая белы щербатые зубы. — А ты к нам на работу?

— Ну да, рекламщиком вроде. Но я сама пока еще ничего не знаю.

— Интересненько! — что именно ему было интересно, уточнять Люда не стала. — Ладно, помчали!.. У меня тут адрес… — набрал он что-то в телефоне, и механический голос сообщил, что можно двигаться по намеченному маршруту, — по которому тебя нужно доставить.

И снова Люда ехала по широким проспектам города-мечты, смотрела из окна машины на проплывающие мимо витрины магазинов, офисов и чего-то там еще и не могла налюбоваться.

А еще через несколько минут они свернули с центральной улицы в квадратный двор. То ли это один пятиэтажный дом был так построен — квадратом, то ли несколько домов его составляли, в тонкостях архитектуры Люда не разбиралась. И дома показались ей несколько обшарпанными, а сам двор слегка захламленным. Но разве ж это главное! Главное, что тут она отныне будет жить! Самостоятельно, заметьте!

— Приехали, Людмилка, — расплылся в улыбке Коля, а Люде отчего-то очень понравилось, как он ее назвал. Так ее еще точно никто не называл. — Тут ты будешь жить на… четвертом этаже, — заглянул он в какую-то бумажку и снова сунул ту в карман. — Выгружаемся? — подмигнул ей ясно-голубым глазом, и показалось, что каждая веснушка на его добром лице тоже подмигивает.

— Выгружаемся! — с энтузиазмом поддержала она и выскочила из машины на морозный воздух.

Эх, солнышко, видать, во двор вообще не заглядывает. Холодно тут и сыро. Кажется, такие дворы называют еще колодцами. И название это им очень подходит. Но тут теперь ее новый дом, который она полюбит. А значит, и двор тоже обязана полюбить со всем наполнением: мусорными баками, заваленными до верху; детской площадкой с дореволюционных времен — такими старыми показались ей карусели и горки, и облупившимися лавочками, от которых остались одни металлические остовы.

Коля очень быстро выгрузил все вещи Люды из машины, а потом почти все их навесил на себя. Даже чемодан на колесиках, который обычно доставался Люде, он умудрился чем-то ухватить. Чем-то, потому что свободных рук у него Люда не наблюдала. Да и вообще, за ее багажом его практически не было видно. Но даже это не помешало ему передвигаться с такой скоростью, что она едва за ним успевала.

Лестница в подъезде, куда они зашли, поражала размерами, как и холл. А еще царящей по всюду чистотой.

— Доброе утро! Нам в тридцатую… Знакомьтесь, ваша новая жилица, — заговорил с кем-то Коля, а Люда завертела головой в поисках его таинственного собеседника.

Она так увлеклась разглядыванием лепнины на потолке, что и не заметила будки консьержа. Убеленная сединами и явно умудренная жизненным опытом дородная женщина вышла им навстречу.