— Надь… Не надо себя ни в чем обвинять, пожалуйста. От тебя все равно ничего не зависело. Просто в момент сильного стресса человек бывает неуправляем. Не чувствует опасности. Ты ни в чем не виновата…

— Виновата, не виновата… — сердито встряла в их разговор тетя Поля. — Чего уж теперь обсуждать-то, после всего… Лучше скажи, Надюха, что ты теперь делать станешь, тебе ж и головушку приткнуть некуда! Татьяна-то, царствие ей небесное, шибко экономная баба была, на страховку дома не тратилась, ты ж не получишь за него ни копейки!

— Я не знаю, теть Поль. Не думала еще. Не до того было.

— Ну, так теперь подумай. Нет, можешь, конечно, и у меня до весны с дитем пожить, мне не жалко, как-нибудь прокормимся. А весной я собиралась домишко-то продавать да переезжать на старость к сестре в Белоруссию. У нее там дом большой, справный… Да и веселее вдвоем… А до весны — живи, пожалуйста.

— Спасибо.

— Так, — легонько хлопнул по столу ладонями Сергей, посмотрел на нее решительно. — Значит, мы вот как сделаем… Ты, Надя, поедешь со мной, у нас с Лилей будешь жить. Квартира большая, места всем хватит. И тебе, и Веронике. А потом по ходу дела разберемся, что да как.

— Ишь ты! Решил и постановил! — сердито хлопнула себя по бедрам тетя Поля. — А жена твоя, как думаешь, шибко обрадуется новым родственникам? Ладно, сыночка ей привезешь, а ее с ребенком — как дополнение, что ли?

— Ничего, разберемся как-нибудь. Надя мне не чужая, она моему сыну родная тетка, между прочим. А жена у меня женщина умная, все поймет.

— Ну-ну… Наташка покойная, значит, дура была, а эта умная оказалась…

— Теть Поль, ну зачем вы так! Не надо! — вскинула на нее сердитые глаза Надя.

— Ой, да мне-то что, делайте что хотите! А только запомни — ни одной умной бабе лишние люди в доме не нужны! Может, лучше в нашем общежитии комнатку попросишь?

— И что она будет там делать, с ребенком на руках, совсем одна? — возмущенно поднял вверх плечи Сережа. — Нет, уж простите, никаких комнаток! Все, Надя, едем, я так решил! И не спорь, пожалуйста! Потом вместе что-нибудь придумаем. Да и возможностей в городе больше! И учиться, и на работу устроиться…

— Не знаю, Сереж. Мне неловко как-то.

— Да брось. Других вариантов все равно нет. Мы же не чужие с тобой люди, разберемся. Ведь не чужие?

— Нет.

— Ну и ладно. На том и решим. Собирайся, поедем.

— Что, прямо сейчас?

— Нуда…

Тетя Поля тихонько завыла, прижав к носу цветастую шаль, отерла слезы в уголках глаз. Встала, засуетилась, убирая посуду со стола.

Когда они выходили из дома со спящими детьми на руках, расцеловала ее в обе щеки, омочив слезами, торопливо перекрестила Веронику, Мишеньку. Так и ушли в пургу — под тети-Полино тихое подвывание…

Устроив Надю с детьми на заднем сиденье, Сережа лихо уселся за руль новенькой красной «Нивы», вырулил на главную улицу. Вдруг зыбкая тень мелькнула за ветровым стеклом, парень затормозил резко, чертыхнулся, оглянулся виновато:

— Извини, Надь… Какой-то сумасшедший под колеса бросается…

Она открыла глаза, выдохнула испуганно, прижимая Веронику. Тень, бросившаяся под машину, уже рвала на себя переднюю дверь. Пригляделась…

— Боже мой, Славка! Сереж, это Славка! Открой!

Сережа наклонился, дернул дверной рычажок, и одноклассник мешком плюхнулся на переднее сиденье, проговорил, запыхавшись:

— Надь… А ты куда уезжаешь?.. Не уезжай, а?

— Слав, ну ты чего… Совсем с ума сошел, что ли? А если бы под колеса попал?

— Не уезжай, пожалуйста… Прости меня, Надь! Не уезжай!

Славка с шумом втянул в себя воздух, ребром ладони отер испарину над верхней губой. И замолчал, глядя на нее умоляюще.

— Не надо… Ты же знаешь, мне некуда идти, жить негде…

— А у меня? Я же тебе говорил, родители не против!

— Нет, не могу. Все, Славка, хватит, сказала же. Выходи из машины, ты нас задерживаешь. Хотя спасибо, конечно…

— Ну, Надь!

— Все, выходи.

Сережа сидел ссутулившись, барабанил пальцами по рулю. Славка еще помолчал, потом по-мальчишечьи хлюпнул носом, протянул жалобно:

— Ну хоть адрес скажи, куда едешь… К нему, что ли? — презрительно мотнул головой в сторону Сережи.

— Ладно, без этого обойдешься… — вдруг неожиданно для себя рассердилась она. — Что ты ко мне привязался, в конце концов! Я уже все сказала! Не люблю я тебя, Славка, не смогу с тобой жить! Отстань, и без тебя горя хватает!

— Уйди, парень, — вдруг тихо, очень вежливо проговорил Сережа. — Видишь, не хочет она… Горе у человека, не понимаешь, что ли? Уйди!

— А ты кто такой? — срывающимся фальцетом вдруг выкрикнул Славик.

— Не ори, детей разбудишь. Видишь, спят.

— Нет, а кто ты такой вообще?

— Я? Надин родственник…

— Да никакой ты не родственник, я же знаю! Давно не родственник! Не имеешь права ее увозить!

— А ты, выходит, родственник?

— Нет. Но я… Отец ее ребенка, вот кто!

— Славка…

Надя удивленно подалась вперед, собираясь прекратить эту бессмысленную перепалку, но вдруг застыла на полуслове. Как говорила мама, прикусила язык. Потом проговорила тихо, осторожно:

— Слав, правда, уйди, пожалуйста. Ну, прошу тебя. Нам ехать надо.

Видимо, было что-то слишком уверенное в ее голосе — тот вдруг съежился, сопнул обиженно, почти слезливо, махнул рукой, выскочил наружу, с шумом захлопнув за собой дверь.

Сережа повернул голову, спросил осторожно:

— Он и впрямь, что ли, отец твоей дочки? — Да.

— А ты, значит, разлюбила, так я понял? — Да.

— Что ж, понятно, тоже бывает… Ладно, поехали…

Машина медленно тронулась с места, и замелькали за окном знакомые до боли дома, школа со стадионом, старые корпуса фабрики. Надя вздохнула — как быстро все получилось, даже с Машкой не успела проститься… Да и ни с кем не успела, кроме Славки… А может, и хорошо. Долгие проводы, лишние слезы.

На трассе тоже мело. Встречные машины мигали фарами, быстро стемнело. Сережа протянул руку, включил радиоприемник, и тут же понеслась знакомая мелодия: «Меж нами памяти туман…»

Действительно, как во сне. Непонятном, пугающем, странном. Сколько раз Надя это представляла — они с Сережей вместе едут куда-то…

И вот — едут. Куда, зачем… Теперь уж все равно. Прошлое оборвалось тяжким горем, впереди — неизвестность. А слезы все бегут и бегут по щекам, и расплывается по краям дороги лесное зимнее марево, и голос из приемника зовет, зовет ласково, завораживающе…

Закряхтела, проснулась в руках Вероника — кормить пора. Сергей оглянулся, подмигнул с улыбкой:

— Надо же — дочка, главное… Месяц всего, говоришь? А с виду такая крупненькая…

— Ага… Ты только не оглядывайся. Я ее кормить буду.

— Да ладно, понял… А я и не знал, что у Мишки двоюродная сестренка на свет народилась!

* * *

В город въехали поздним вечером. Напавшая за дорогу тяжелая дрема отпустила, Надя открыла глаза, с удивлением уставилась на глядящего в окно Мишеньку.

— Ты давно не спишь?

— Ага… Я проснулся, а папа велел тихо сидеть. Говорит, пусть тетя Надя поспит…

Придвинувшись к ней совсем близко, встал на колени, обхватил за шею, прошептал в ухо:

— Я боюсь, теть Надь… А ты не боишься?

— Не знаю… Давай лучше не будем, чего бояться-то? Думаю, не съедят нас. Мы же с твоим папой…

Она и сама уже трусила отчаянно. Огни города по-хозяйски врывались в окна, большой проспект шумел, гудел машинами, мигал светофорами на переходах. Наконец выехали на более тихую улицу, свернули во двор, остановились около панельной девятиэтажки, сияющей желтыми вечерними окнами.

— Ну все, приехали, — устало откинулся на спинку сиденья Сережа. — Погоди, Надь, я помогу тебе из машины выйти.

— Пап, а мы с тетей Надей боимся, — Миша, спрыгнув первым на снег, затеребил отца за полу куртки.

— Чего? Не надо ничего бояться… Все будет хорошо!

Зашли в подъезд, поднялись в лифте на пятый этаж. Сергей шагнул к двери, нетерпеливо нажал на кнопку звонка. Дверь тут же открылась, звонкий голосок защебетал приветливо:

— Ой, ну наконец-то… А я жду, жду, уже беспокоиться начала! Днем в «Детский мир» сбегала, игрушек всяких накупила… Одежду не купила, побоялась наугад…

Белая ухоженная ручка протянулась в дверной проем, плеснула лебединым крылом.

— Здравствуй, Мишенька, здравствуй, солнышко! Ну, что же ты, заходи! Какой ты красивый, славненький! Сейчас мы с тобой знакомиться будем!..

— Лиль… А мы с Мишкой не одни. Вот, еще Надя, — Сергей потянул девушку за локоток, вталкивая вслед за сыном в дверь.

— Ах, Надя! Что ж, очень приятно. Заходи. Ой, да ты с ребенком! Раздевайся, сейчас ужинать будем! Давай я ребеночка подержу.

Надя невольно передохнула: слава богу, ни одной интонации не поменялось в Лилином голосе — так же звенел приветливым колокольчиком. И вся она была такая — худенькая, беленькая, славно-улыбчивая. Вытравленные до снежного цвета волосы подстрижены модно, аккуратно, волосок к волоску. И цвет лица почему-то темный, медно-загорелый. Странно — откуда? Зима ж на дворе вроде…

Мишенька вдруг всхлипнул, крепко припал к ноге отца, задрожал худеньким тельцем. Лилино лицо испуганно вытянулось, длинные черные ресницы затрепетали в смятении. Присев к мальчику, она протянула тихо, ласково:

— Ну чего ты, маленький? Пойдем в комнату, там у тебя игрушек много. Ты меня испугался, да? Не бойся, Мишенька, я хорошая! Давай курточку помогу снять.

— Да ладно, Лиль. Дай ему привыкнуть маленько, не освоился еще. Иди лучше Наде постели, она вторую ночь не спит. Похороны, сама понимаешь… Это Наташина сестренка, Мишкина тетка, стало быть. Она с ребенком пока у нас поживет…

— Да, да, сейчас! — с готовностью подскочила на ноги Лиля. — Пойдем, я тебе все покажу… И где умыться, и куда спать лечь…

Квартира оказалась трехкомнатной, очень красиво устроенной. Лиля привела ее в небольшую комнату, где стояла софа, расписной журнальный столик да двустворчатый платяной шкаф в углу.

— Эта комната у нас гостевой считается. Тут и устроишься пока. Положи ребенка на софу, ничего, он же спит. Пойдем, я тебе ванную покажу.

Ванная, как показалось Наде, вообще была произведением искусства, даже боязно к блестящим рычажкам кранов притронуться.

— Ты душ примешь или ванну с пеной сделать? — спросила Лиля, повернувшись к ней.

— Ой, а я не знаю… Да не надо ничего, мне бы только умыться…

Конечно, растеряешься тут. Ванна, душ… У них в доме тоже была, конечно, но разве с этой красотой сравнишь… Та для простого мытья, а эта для удовольствия, сразу видно.

— Ну, как хочешь. Вот здесь чистое полотенце возьмешь. Погоди, у меня где-то нераспечатанная зубная щетка есть.

Оглянувшись на Надю, Лиля вдруг глянула с поволокой, произнесла с большим душевным сочувствием:

— Надо же, дом со всеми вещами сгорел! Все было, и не стало ничего. Ужас какой, даже подумать страшно, — и, прижав ладошку ко рту, добавила испуганно: — Ой, прости… Тебе и так тяжело, а я еще напоминаю.

— Ничего, Лиля. Это вы меня извините, что заявилась к вам. Просто мне пока больше некуда… Сережа предложил, я и…

— Ой, да о чем речь! Что мы, не люди, что ли? Я все понимаю, не беспокойся, живи сколько хочешь. Тем более муж всегда о тебе хорошо отзывался! Ну, давай, не буду мешать. Я пойду постельное белье достану. А может, все-таки поужинаешь с нами?

— Нет, спасибо. Я лучше спать…

— Да хоть чашку чаю выпей!

— Ну, если чаю… И правда хочется.

За столом, поглядывая в проем двери гостиной, где Мишенька увлеченно возил по полу новенький грузовик, Лиля проговорила тихо, обращаясь к Сереже:

— А знаешь, я сегодня уже с одной постоянной клиенткой договорилась, она Мишеньке путевку в детский сад сделает. У нее муж — какой-то там начальник по этому делу, и она обещала. Сказала, завтра позвонит и скажет, что да куда, какие анализы сдавать.

— Не рановато ему в садик? Мальчишка такое потрясение перенес, — недовольно вскинул брови Сергей.

— Да я все понимаю, Сереж. Но мы же оба работаем, кто с ним дома сидеть будет? У нас же дело, нельзя его на полдороге бросать! Нет, но если ты настаиваешь, тогда конечно…

— Так я же… Могу с ним дома побыть, — робко вклинилась в их диалог Надя, поднося ко рту чашку с чаем.

— Ты? — удивленно уставилась на нее Лиля. Прикусила губу, задумалась на секунду, потом, медленно кивнув головой, произнесла: — Ну, в общем… Конечно, на какое-то время. Но ведь это нас не спасет!

— Почему не спасет? Наоборот, Мишка к Наде уже привык, пусть тут днем домовничают!