Алекс Савчук - Прутский Декамерон

Проснулся я, когда за окном было уже совсем светло, от тяжести. Ленка, навалившись на меня всем телом, сладко посапывала, наши головы находились в сантиметрах друг от друга; я ощущал на своем лице ее дыхание. Я поцеловал ее звучно в нос и девушка, открыв глаза, с недоумением уставилась на меня, затем улыбнулась, и, подняв голову, стала осматриваться по сторонам. Ирину мы увидели одновременно: та сидела на стуле через стол от нас и, закинув ногу за ногу, пришивала к своему джинсовому платью-комбинезону пуговицы.

– Вставай, Ленка! – сказала она, заметив, что мы проснулись. – Я сейчас закончу, и мы с тобой пойдем в милицию. – Лицо Ирины, не защищенное в этот ранний час косметикой, было злым и непривлекательным.

Услышав это заявление, я немедленно облачился в трусы и сполз с дивана: дело принимало нешуточный оборот.

– Тут у нас ходила одна в милицию, – сказал я, протягивая руку и бережно снимая с телевизора череп. – И ведь говорил я ей, предупреждал: «Не ходи ты в милицию, у нас везде свои люди!» Не поверила, дурочка. – Внимательно наблюдая за реакцией Ирины, я продолжил, теперь уже с драматическим надрывом в голосе: – Теперь можно, конечно, сунуть ей в глазницу или в оскал зубов, но что толку, она, бедненькая, уже все равно ничего не почувствует.

С этими словами я горестно вздохнул и поставил череп на место. Ирина вскочила, выронив из рук платье, глаза ее округлились от ужаса:

– Это неправда! Ты лжешь! Ты хочешь меня запугать!

– Все правда, милая, – заверил я ее. – А милиция от нашего дома совсем близко: двести метров – туда, еще двести – обратно, и когда вы вернетесь, а дядя милиционер, не сомневаюсь, приведет вас прямо сюда, якобы для осмотра места преступления, мы уже не будем такими добренькими.

Скрипнула дверь и из спальни вышел Кондрат, на нем, как и на мне, из одежды были лишь трусы. Зато лицо его выражало крайнее негодование, даже суровость. Он подошел и остановился посреди комнаты прямо перед Ириной во весь свой прекрасный рост, так что ее голова еле доставала ему до плеча. Елена, одевшись в считанные секунды, но все же не так быстро, как раздевалась накануне вечером, подошла и прижалась ко мне.

– Ты тоже пойдешь в милицию, милая? – спросил я, нежно обнимая ее.

– Я… не… нет.

– А то тебя вроде и убивать не за что.

– А что ты скажешь в милиции? – спросил Кондрат Ирину.

– Скажу, что ты меня изнасиловал, вот! – ответила та, держа перед собой джинсовое платье, словно вещественное доказательство.

– Я?.. Тебя?.. Изнасиловал? А позвольте узнать, милая девушка, сколько вам лет?

– Двадцать три – простодушно ответила за Ирину Лена, видя что та отвечать не торопится.

– А мне 17, – сказал «мальчик» Кондрат (рост 187, вес 92 кг). И я, как ты сама понимаешь, еще несовершеннолетний. Вот и придется сказать дядям милиционерам, что ты меня развратила.

– А потом, если тебя, конечно, не засудят за растление малолетнего и не посадят в тюрьму, я лично займусь тобой вплотную и твой череп займет место рядом с этим, – нежно, почти с любовью в голосе проговорил я.

– И тогда каждый вечер вместо пистона ты будешь получать от меня щелбан по черепушке, – жестко улыбнулся Кондрат, изобразив движение натурально, пальцами.

– Постойте-ка, товарищ, – перебил я товарища, – мне кажется, тут необходимо прояснить ситуацию, может, этой ночью в ваших объятиях оказалась невинная девушка? – Ирина при этих словах мгновенно покраснела, Кондрат промолчал, но еле заметно отрицательно покачал головой.

– Ответа не требуется, – сказал я, скривившись, затем, вздохнув, добавил: – И так все ясно.

– Да, хотел я вам приготовить кофе на дорожку, – сказал Кондрат с показным сожалением, – но раз вам в милицию, там вас пусть кофе и угощают.

Теперь уже у обеих девушек в глазах стояли слезы.

Я обнял Елену и поцеловал в щечку, она-то как раз ни в чем не была виновата и вообще этой ночью, я бы сказал, была на высоте. Ирина тем временем, нисколько не стесняясь нас, стала надевать свое платье-комбинезон.

– Я думаю все же, товарищ Кондрат, – прокашлявшись сказал я, – что нам необходимо судить Ирину здесь, прямо на месте, по нашим собственным законам, – так будет милосерднее, надо же дать девушке шанс. Я надеюсь, в таком случае она прочувствует, насколько была неправа, и чего за свое поведение заслуживает. – Кондрат согласно кивнул и я продолжил: – Тогда не будем откладывать дела в долгий ящик, и разводить пустые антимонии. Я как судья, в силу права, доверенного мне нашим тайным сексуальным сообществом, начинаю судебное разбирательство. Обвиняемая Ирина – станьте ровно. Сейчас наш уважаемый прокурор зачитает параграфы обвинения!

Девушка, непроизвольно дернувшись, выпрямилась, и Кондрат начал громко озвучивать пункты, загибая при этом пальцы на руке:

– Разбитая магнитола – раз!

Я молча кивнул, и даже Елена согласно качнула головой.

– Утюг, увы, тоже не работает – два!

– Меня, малолетку, соблазнила и растлила – три!

– Компанию испортила – четыре!

– Мама, между прочим, просила, чтобы все было прилично, а вышло, как мы видим, с точностью наоборот, – он досадливо махнул рукой и загнул большой палец, – пять!

– Далее, – сказал он, меняя руку, – хороших ребят ни за что хотела отправить в тюрьму – шесть!

– Подосрала подруге и испортила ей кайф – семь!

У Ирины от этого перечня подогнулись коленки, и она, чтобы не упасть, оперлась на стол обеими ладонями.

Я уже стал беспокоиться, что у Кондрата для обвинения не хватит на руках пальцев, но он как раз остановился в счете, решив видимо, что вышеперечисленного будет вполне достаточно.

Повернувшись ко мне, он сказал:

– Я требую, ваша честь, наказать эту дамочку по всей строгости законов нашего сообщества.

– Встать, обвиняемая! – гаркнул он, сурово взглянув на Ирину, и та, с трудом выпрямившись, поглядела на него измученными заплаканными глазами. – Сейчас будет оглашен вердикт судьи.

Я опять прокашлялся и поправил на трусах резинку:

– На основании вышеизложенного, принимая во внимание вполне зрелый возраст обвиняемой, а также ее вредность для окружающих (я повысил голос), но, в то же время, учитывая смягчающие обстоятельства, так как у нее, насколько нам известно, такое произошло впервые, и давая Ирине возможность исправиться, я приговариваю обвиняемую к самому легкому наказанию на основании статьи кодекса нашего тайного сексуального сообщества Первая, она же последняя прим, которая гласит:

– Семь бед – один минет, – одновременно, в унисон с «прокурором» проговорил я.

Елена, напряженно и внимательно вслушивавшаяся до сих пор в каждое произносимое слово, услышав приговор, почему-то облегченно вздохнула.

– Это и есть приговор, – строго поглядев на нее, проговорил я.

– Он, как вы понимаете, окончательный, и обжалованию не подлежит. В ближайшие полчаса приговор должен быть приведен в исполнение. Исполняет сама обвиняемая, прокурор ответственен за исполнение приговора. Все. Суд объявляется закрытым. А теперь – всем встать и… к едрени мать.

– Слушаюсь, ваша честь, – торжественно произнес Кондрат. – И добавил, видя, что приободрившаяся Ленка уже готова ради подруги пойти на любые жертвы: – Приговор исполняет подсудимая, в результате чего судимость с нее снимается.

Послесловие:

Через два дня вечером, приняв у напарника смену, я трудился у себя в баре за стойкой. Неожиданно среди вновь вошедших клиентов я увидел перед собой уже знакомых мне двух девушек, одна из которых была одета в джинсовое платье-комбинезон. Девушки подошли, приблизившись с той стороны стойки, где у меня была невысокая дверца, перекрываемая барьером.

Невольно улыбнувшись, я шагнул им навстречу, и Ленка, блестя глазками, быстро перегнувшись через барьер, поцеловала меня в щеку.

– Савва, я ужасно соскучилась, – сказала она, улыбаясь. – Мы специально поднялись в ресторан, чтобы увидеть Кондрата, а он сказал нам, где тебя можно найти. – И добавила, оглядываясь по сторонам: – А ты неплохо здесь смотришься, мой милый «массовик-затейник».

– Ну, с тобой все понятно, – сказал я и повернулся к Ирине. – А ты что скажешь?

И, в эту секунду что-то влажное ткнулось в мою шею, и Ирина пролепетала застенчиво:

– Если вы не против, Савва, мы хотели бы с Леной сегодня прийти.

1980 г.

«Букет моей бабушки».

Пиво 0,5 литра.

Шампанское 0,5 литра.

Коньяк 2–3 ст. ложки.

Разлить в высокие узкие бокалы, подавать со льдом.

Пошел уже второй день, как я чувствовал общее недомогание, вдобавок с утра в теле появилась какая-то нездоровая легкость, слабость и томление в организме, – эти были знакомые мне симптомы: так было всегда, когда я простужался и заболевал.

Была суббота, банный день, и Саша, мой напарник, попросил прийти, помочь ему в баре, после чего, мол, мы поедем в спортшколу – париться. Я сунул подмышку градусник, вынул – так и есть, температура 39.8 – несомненно, зацепил грипп, надо бы остаться дома, попить таблеток, отлежаться, но я встал и пошел – в надежде, что парная за один вечер поможет мне избавиться от простуды, как бывало уже не раз прежде, таблетками же можно было лечиться целую неделю, а такой роскоши я себе позволить не мог.

От дома до ресторана я добрался благополучно, словно на автопилоте, хотя и чувствовал себя прескверно, а вот помогать Саше за стойкой уже не мог – ко всем предыдущим ощущениям добавилась неприятная одышка. Остаток сил я использовал на то, чтобы забраться на высокий стульчик-пуфик напротив кофеварки в закутке, образованном углом стойки, окном и колонной, забиться в этот почти изолированный от всего остального мира уголок, чтобы никого не видеть и, по возможности, не слышать.

Саша работал: варганил коктейли, наливал стопарики-полтинники коньяка и водки, шутил с клиентами, получал деньги, масляно улыбался девушкам; Сонечка-официантка, порхая по залу, собирала посуду, которую сносила затем в подсобку; а я безучастно, словно сквозь пелену тумана, следил за их действиями, и пил чашку за чашкой крепкий, горячий, ароматный кофе по-восточному без сахара – мне хотелось надеяться, что он облегчает мое болезненное состояние.

Часам к одиннадцати вечера в баре появились наша постоянная клиентка спекулянтка Людмила Гончакова и ее сестра Татьяна, которая последние несколько лет жила где-то в Прибалтике и теперь приехала в гости к сестре вместе со своим красавцем мужем – капитаном дальнего плавания. Татьяна, решив похвастать мужем, привела его в бар; двухметровый симпатяга крепко пожал мою вялую руку и назвался: «Владимир». Саша немедленно налил себе и Владимиру по фужеру водки – за знакомство, я же пить благоразумно отказался.

К закрытию ресторана Володя и Саша уже подружились (с начала их знакомства прошло не более получаса) и, пока Людмила с Татьяной потягивали через соломинки шампанское, мужики поклялись друг другу в вечной дружбе, за что и выпили не менее чем по 500 граммов водки каждый.

В парную в итоге мы отправились впятером: Саша – мой напарник, Володя с женой Татьяной, и я с Викторией – официанткой нашего ресторана; Людмила сказалась занятой и ушла домой. Мне ввиду моего болезненного состояния женщина была ни к чему, но Саша попросил взять с собой Вику для того, чтобы Татьяна не чувствовала себя слишком одиноко в мужской компании.

Вообще-то я, если и планировал сегодня пойти в парную с девушкой, то только с Ольгой, моей подругой по «великолепной четверке», в которую кроме нас с ней входил, конечно, Саша, а четвертой была Лена Ф. Поэтому я и позвонил Ольге еще перед уходом в ресторан, трубку взяла ее мама и сказала, что Оли нет дома, что она ушла на день рождения к какой-то однокласснице.

Итак, я поднялся в зал ресторана, разыскал Викторию и попросил ее срочно спуститься в бар, что она вскорости и исполнила, так как к этому времени уже освободилась от своих обязанностей официантки. В багажник Сашкиной машины мы уложили несколько бутылок водки и шампанского, ящик пива, который до этого прохлаждался в холодильнике, кое-какую закуску, шоколад. В спортшколе, куда мы добрались в две минуты, спустившись к соленому озеру, нас уже ожидали, причем ожидавших было двое: сторож, он же истопник, поддерживавший температуру в парной на уровне 100 градусов, и замдиректора по учебной части Николай Николаевич, который увидев, что мы прибыли с дамами, обиженно поджал губы, поздоровался и сразу ушел – он собирался, очевидно, выпить с нами в чисто мужской компании, общение с дамами в его планы не входило.