Алекс Савчук - Прутский Декамерон

– С вас, девочки, 23 рубля.

Светлана, глядя на него невинными глазами, заявила, что у них с собой денег нет, тогда Витя, заметно расстроившись, апеллировал ко мне, как к общему знакомому, но я лишь улыбнулся и развел руками, – увы, мол, сочувствую, но ничем помочь не могу. Елена, тем временем, незаметно для Виктора подмигнув мне, стала успокаивать его, сказав, что отдаст деньги по дороге домой, и что для этого ей нужно будет всего лишь на минутку забежать к себе, подняться в квартиру. И при этом она добавила, что и я, мол, тоже пойду вместе с ними, так что, если Виктору будет удобно, мы отправимся к ней домой все вместе, ведь нам по пути и т. д.

Витя, которому идти в общежитие, где он жил, действительно предстояло мимо Ленкиного дома, подумал немного и согласился. Вот таким образом банально, внаглую, в пару ко мне в тот вечер «сняли» и Виктора.

«Жизнь играет с нами в прятки, не пора ли нам на блядки…», – раздухарившись пел солист на сцене.

А когда мы вчетвером покидали ресторан, вслед нам неслись такие слова:

«Летящей походкой ты вышла из бара (в оригинале – „из мая“) и скрылась из глаз…»

Дорогой, обсуждая между собой все городские новости и сплетни, очень хорошо известные нашим дамам, мы миновали центр города, затем обогнули два громадных здания, принадлежащих промкомбинату Зеймана, подошли к 2-этажному жилому дому то ли еще сталинской, то ли хрущевской постройки, и по щербленым ступенькам поднялись на второй этаж.

Квартира с двумя проходными комнатами, в которой мы оказались, являла собой изнутри достаточно жалкое зрелище, но большинство советских семей, как известно, в начале 80-х еще не имели своих собственных квартир, поэтому и такая для многих была, как говорится «за счастье».

Ради «такого случая» и для «дорогих гостей» Лена расщедрилась и достала из кухонного шкафа бутылку марочного вина «Рошу де Пуркарь», а на закуску пачку импортного печенья, я отыскал на полке четыре разнокалиберные пыльные рюмки – других в этом доме просто не нашлось – и тщательно их под краном вымыл, после чего мы уселись за стол; Витя, получив от Лены свои деньги, теперь заметно повеселел и с удовольствием принялся откупоривать бутылку.

В такой компании, когда нет необходимости кого-то соблазнять и уговаривать, и подготовительный период ни к чему, поэтому мы с Ленкой, выпив по две рюмочки, из кухни прямиком отправились в спальню, оставив в распоряжении Вити со Светланой зал и все остальные помещения.

Большая металлическая кровать с набалдашниками по углам, куда нам с Ленкой предстояло залечь, оказалась накрыта большой и мягкой периной, поэтому я на ходу разделся и обреченно нырнул в постель, в которой сразу же и утонул; хозяйка дома, разоблачившись, незамедлительно последовала за мной. Отбросив несколько подушек, я нащупал, наконец, среди них горячую Ленку, навалился, вошел в нее и… буквально через минуту приплыл.

«Только не в меня, только не в меня, птица счастья завтрашнего дня» – то ли услышал я от Ленки, то ли слова недавно слышанной песни мне именно в эту секунду вспомнились. Елена с некоторым удивлением смотрела на меня, пока я по-хозяйски укладывался рядом, затем спросила:

– Все?..

– Все, – ответил я.

Она, казалось, была разочарована.

– А еще будет?

– Будет, если будешь себя хорошо вести.

– Понятно, – протянула Ленка и играючи ткнула меня пальцем в живот.

– У меня есть подружка, она как-то с тобой провела всего одну ночь и такое рассказывала… Честно говоря, она и теперь от тебя без ума.

– Давай перекурим, – игнорируя Ленкины слова, предложил я, сползая с кровати чтобы достать сигареты. Покурили, стоя голышом у открытого окна, затем, озябнув, опять полезли в постель. Вновь соединились в какой-то немыслимо сложной позе, – а все из-за того, что постель была чрезмерно теплой и мягкой, совершенно неподходящей для секса, – прошло две, от силы три минуты, и я, не успев еще толком начать, опять кончил и тогда Ленка, явно недовольная, сказала мне:

– Эх, видимо зря, Савва, я за тобой десять лет гонялась. Я и тогда и сегодня явно ошиблась в выборе партнера.

Я улыбнулся и развел руками:

– Ничего не поделаешь, говорил же я тебе, что нас порой разочаровывают детские влюбленности.

Выбравшись из постели, я сунул в зубы сигарету и подошел к окну. Ленкины слова меня ни капельки не задевали. Хотя я и сам был удивлен, отчего это сегодня я такой «скорый»; но пыхтеть в постели, удовлетворяя Ленкины запросы, у меня не было ни малейшего желания.

– Ты уж извини, это я к тому, что Светка там сейчас, – Ленка, подойдя, хлопнула меня по плечу и показала большим пальцем через плечо на дверь соседней комнаты, – балдеет, прямо с ума сходит.

– Это чего ж там такого особенного происходит? – спросил я насмешливо.

– Хочешь посмотреть, убедиться? – запальчиво спросила она.

Я пожал плечами: «Давай». Она беззвучно (все же хозяйка дома, знает что и как) приоткрыла дверь в соседнюю комнату, и мы одновременно просунули головы в образовавшийся проем. Светка лежала на матрасе, постеленном на полу, широко раскинув ноги и стонала, а Витя, наш красавчик, устроился головой у нее прямо между ног. В первые секунды я не понял, чем они занимаются в этой позе, как вдруг послышался Светкин хриплый, задыхающийся голос:

– Так-так-так-так-так, теперь выше, о-че-нь хорошо, да-да-да-да, – Светка выгнула спину и почти встала на гимнастический мостик, обхватив руками Витину голову. – А теперь по уголочкам, по уголочкам… И укуси ее, укуси.

Мне стало необъяснимо противно, и если бы я чуть больше в этот день выпил, меня наверняка бы стошнило. Витя «полировал» одну из последних в нашем городе «сучек», ни капельки, видимо, при этом не брезгуя.

– Тьфу, бля, – не удержавшись, громко сказал я, шагнул к ним и по футбольному «зарядил» босой ногой по Витькиной голой заднице. Витя вскрикнул, попытался вскочить, но не удержался на ногах, упал и опять встал – насосался, видать, до обалдения. Светка, сдвинув ноги, но, даже не укрывшись, тяжело дышала и молча злобно глядела на меня. Я, ни слова не говоря, быстрыми шагами вернулся в спальню и, подбирая с полу свои вещи, стал одеваться – на сегодня с меня было вполне достаточно приключений и впечатлений. Ленка вбежала в комнату следом и схватила меня за руку:

– Зачем ты?.. – она от злости пнула ногой попавшийся ей на пути собственный туфель. – Зачем ты им помешал?

– Рот закрой, – оборвал ее я. – Не хочу здесь больше оставаться, мне противно. А то подумают еще, что мы с Витей такие друзья-товарищи, что одними и теми же глупостями занимаемся. – Я сплюнул.

– Ну, успокойся, Савва, – тянула меня за край рубашки Лена. – Какое нам дело, кто чем занимается в постели.

– Помолчи, а то я сейчас выйду из себя и всем тут звиздюлей понадаю. – Я застегнул брюки, нащупал в кармане пачку сигарет, достал одну и тут же прикурил.

Лена приоткрыла окно и тоже потянулась за сигаретой.

– Иди, скажи им обоим, чтобы убирались отсюда, видеть никого не могу, – сказал я, все еще злясь. – Тоже мне «герои сексуальной революции» нашлись.

Лена вышла ненадолго в зал, а когда вернулась, я бросил окурок в окно, в эту самую секунду взвизгнул-заревел сигнал пожарной машины, ехавшей по Комсомольской улице – она, казалось, ехала прямо на меня, фары светили в глаза. С перепугу я даже посмотрел в то место, куда упал окурок, решив поневоле, что эти два события: брошенный мною окурок и появление пожарной машины как-то между собой связаны, а машина тем временем свернула налево, на территорию швейной фабрики промкомбината и, издав еще один мощный гудок, исчезла из виду.

Я направился к выходу (присутствия Светланы и Виктора в доме уже не ощущалось), потянул на себя входную дверь, сбежал по ступенькам и вышел на улицу; в это самое время к зданию фабрики на большой скорости, оглашая окрестности ужасным воем, одна за другой свернули еще две или три пожарные машины.

«Видать, что-то серьезное там происходит», – подумал я и пошел в направлении фабрики, отсюда до места событий было не более двухсот шагов. Подойдя, я поднял голову и увидел, как на уровне второго и третьего этажей швейного цеха за огромными стеклами беснуются громадные языки пламени, бросая кровавые отблески на все соседние здания. Пожарники как муравьи суетились у машин, раскручивая рукава брансбойдов, и громко переругивались между собой. Внезапно послышался звон разбиваемых стекол, потом на землю из окон верхних этажей стали сыпаться рулоны с тканью.

Я с легким страхом взирал на происходящее, зрелище было неординарным, затем перевел взгляд на копошившихся возле упавших рулонов людей и заметил среди них Ленку; она что-то кричала, обращаясь ко мне, но из-за шума – рева автомобильных двигателей и криков пожарных – я не мог разобрать слов. Я направился к ней, в этот момент она нагнулась, подняла и, поставив на попа, стала разворачивать один из рулонов.

– Оставь это, дура, – крикнул я ей, дополняя свои слова выразительной жестикуляцией, – еще не хватало, чтобы нас обвинили в воровстве.

– Смотри, посмотри же, – воскликнула Ленка, держа в руках рулон, я подошел ближе, посмотрел и не поверил собственным глазам. В руках у нее была джинсовая ткань, да еще какая – белого цвета! – я еще в жизни такой не видел, только читал, что за границей шьют и носят белые джинсы.

«Да, – подумал я. – Не зря ведь говорили знающие люди, что на нашем комбинате есть такие вещи… которые не про нас, простых смертных. Вот и подтвердилось». Я вновь поглядел на горящее здание: ощущение от происходящего было не очень приятным, это был самый серьезный пожар, который я когда-либо в своей жизни наблюдал. Больше мне не хотелось в этом месте оставаться, помощи моей здесь явно не требовалось, поэтому я, обойдя суетившихся людей, направился домой. Ленка окликнула меня:

– Ты что, уходишь?

– Ну, ты же видишь, что происходит, – ответил я и, усмехнувшись, добавил: – Я так и думал, что что-то подобное случится, если я пересплю с тобой. И – на тебе, дождались, случилось! «Ты и я – зажигательная ночь», – перекривил я Ленку, и, не оборачиваясь, пошагал прочь, а в ушах моих звучали слова из песни в исполнении В. Леонтьева:

«А я бегу, бегу, бегу, а он горит».

Коктейль «Экзотика».

Водка 40 мл.

Ананасовый ликер 30 гр.

Сироп киви 15 гр.

Вишневый сок 30 гр.

Лед.

«гарнир» – ягоды свежей клубники.

Когда я, закончив работу вышел на улицу, чтобы насладиться покоем и свежим воздухом, снаружи меня встретил на удивление тихий и теплый сентябрьский вечер.

Над огромными светящимися окнами предприятия общественного питания по центру горела рубиновая вывеска кафе «Весна», слева от нее, синими буквами и размером поменьше было написано: «Соки-мороженое», а справа было обозначено мое заведение – «Коктейль-бар».

Как раз в эту минуту в кафе стихла музыка, и я машинально бросил взгляд на часы – одиннадцать с четвертью. Тут же невысокий седовласый швейцар дядя Володя открыл большие стеклянные двери кафе настежь, в тишине прошло еще несколько минут, затем послышался шум, смех и громкий говор, и посетители, проходя через вестибюль сплошным потоком, стали покидать популярное в городе заведение.

Как раз в это самое время к кафе подъехала милицейская машина «воронок», принадлежащая медвытрезвителю. Из машины выбрались трое упитанных милиционеров, которые, взяв под контроль выход из кафе, стали внимательно приглядываться к каждому из посетителей, надеясь, очевидно, вычислить среди них своих нетрезвых «клиентов». Среди прочих навстречу им из стеклянных дверей на улицу шагнул высокий, худощавый парень, и бравые блюстители порядка втроем подступили к нему.

Дословно я произошедшего между ними разговора не слышал, так как находился от места событий примерно в двух десятках шагов, понял лишь, что милиционеры объявили парню что он пьян, на что тот возразил, сказав, что выпил всего лишь сто грамм водки в буфете, да и то первые за целый день.

Как известно, представители власти очень не любят, когда простые граждане вступают с ними в пререкания; они любому в два счета умели доказать, что тот пьян и к тому же неправ – всего лишь на прошлой неделе им, этим же трем поборникам правопорядка, случилось подобрать в центре города краснорожего пьяного мужика солидного вида и крупного сложения, который на вопрос «Кто такой?» ничего не смог толком объяснить, только руками размахивал и матом ругался. Они, естественно, забрали его, ну и вломили малость для порядка, когда клиент оказался в будке машины, после чего, предварительно облегчив карманы пьяного и сняв с руки золотые часы, отвезли его в вытрезвитель.