Алекс Савчук - Прутский Декамерон

Все, мы на месте. С тех пор, как горисполком с целью искоренения в городе разврата, принялся за уничтожение двух прекрасных парков, расположенных в центре города, и, надо сказать, достаточно преуспел в этом деле, молодежная ночная жизнь сместилась сюда, к озеру, которое находилось все же несколько в стороне от города, хотя всего-навсего в двадцати минутах ходьбы от центра. Теперь по ночам здесь можно было встретить любителей поплавать, купающихся в озере почти круглосуточно; множество гуляющих и целующихся под луной пар; а в местах, чуть удаленных от пляжа, всегда можно было услышать вздохи-ахи и был риск споткнуться об чьи-то ноги, торчащие из-за кустиков.

Странно, но сегодня, когда мы вышли из машины и огляделись, несмотря на достаточно теплую ночь купающихся в озере мы не обнаружили, и даже влюбленных парочек поблизости не было; нас приветствовал лишь хор сверчков, чуть дальше, из высоких, более чем в рост человека камышей, ему вторило нестройное кваканье лягушек.

Игорь, явно не удовлетворенный этими звуками, вставил кассету в магнитофон, и мы тут же устроили вокруг машины то ли хоровод, то ли танец африканских аборигенов под музыку «Роллинг стоунз», ревущую из автомобильных динамиков.

Для того, чтобы гармонично вписаться в общий ритм, я опрокинул в себя полстакана коньяка, любезно поданного мне Кондратом – чуть вяжущая благодатная жидкость приятно щекотнула горло, пролилась внутрь, обожгла внутренности и весело побежала по жилам, взбадривая организм. Укусив теплое яблоко, услужливо протянутое Маринкиной рукой, я вдруг явственно ощутил себя участником известного библейского сюжета – искушение: я был Адамом, вкусившим яблоко; Маринка (а она была очень даже неплоха в образе Евы) – тоже откусывает от яблока; на роль змея-искусителя подходит Кондрат (вот только я не был уверен в том, что змей Адаму когда-либо наливал коньяк).

Вспомнив о своем задании, я хватаю Маринку за руку, и мы продолжаем танец уже вместе с ней словно старые знакомые, хотя до сегодняшнего дня я этой девушки и в глаза не видел.

Внезапно окончилась кассета, но накал всеобщего веселья был настолько высок, что мы продолжаем беситься и отделываем головокружительные па в воздухе и кувыркаемся в песке.

Игорь, самый «мелкий» мужичек в нашей компании, от избытка эмоций хватает на руки самую полненькую из девушек – Сашеньку, и несет ее к воде. Все хохочут, и теперь уже Маринка тянет меня за руку с криком: «Бежим купаться».

Кондрат, самый степенный из нас и рассудительный, усердно жестикулируя что-то в это время объясняет Люсе, а «моя» Маринка кричит: «Дикий пляж, давайте устроим дикий пляж», после чего, ни на кого не обращая внимания, начинает раздеваться. Мне вроде как бы тоже стесняться нечего, но плавки я снимаю лишь тогда, когда Маринка остается в чем мать родила.

(А ведь линия библейского сюжета – эй-эй! – продолжается).

Мы с дикими воплями несемся к воде, серебристая лунная дорожка бросается нам навстречу, мы, не разжимая рук, шлепаемся в теплую, как парное молоко воду, разбивая эту дорожку вдребезги на множество отдельных светлячков. Игорь, не дожидаясь пока Сашенька разденется, затягивает ее в воду прямо в одежде, а мы с Маринкой отгребаем в сторону, в десяти шагах нас уже практически не видно. Необычайное чувство восторга и свободы охватывает меня и я заключаю Маринку в объятия – ее прохладное, гладкое тело приятно скользит в моих руках, она откидывает голову и, черпая ладошками воду брызгает ею во все стороны, заливаясь при этом хохотом. Потом внезапно замолкает и, обхватив меня за шею руками, забрасывает бедра мне на пояс. Я лихорадочно ищу, куда вставить мое уже напряженное «естество», нахожу, проталкиваю в узкую щелочку, Маринка, помогая мне, откидывается назад, и наши тела сливаются.

Пытаясь управлять движениями, она вертит бедрами, отчего тут же выпадает из моих объятий и плюхается головой в воду, тут же смыкающуюся над ее лицом. Я со смехом вытягиваю партнершу из воды, Маринка отфыркивается, мы, естественно, теряем контакт, и приходится начинать все с начала. Мы хохочем, будто это веселая игра, однако обмануть никого не удается: Игорь и Сашенька, заметив наши «водные упражнения», ничуть не стесняясь, направляются к нам. Игорь на ходу пытается повалить Сашеньку на мелководье, но та без труда стряхивает его с себя.

Нам с Маринкой приходится выбираться из воды на сушу. Прижавшись головой к моему плечу, она шепчет: «Савва, я хочу тебя по-настоящему, слышишь?» – «Слышу», – дрожащим и охрипшим от возбуждения голосом отвечаю я. Держась за руки и не оборачиваясь, мы направляемся к небольшому лесочку, темнеющему в сотне шагов от нас; Игорь с Сашенькой, судя по голосам за нашей спиной, вновь увязались следом, хорошо хоть Кондрата с его партнершей не видно.

Слишком углубляться в лесочек не имеет смысла, и мы, оторвавшись от преследующей нас пары шагов на пятнадцать, валимся в траву. Маринка со стоном потягивается, затем, схватив меня за руку, опрокидывает на себя; мы оба горим желанием, и я, раздвинув ей коленки, захожу в «боевую» позицию.

Однако что-то в этой позе показалось мне некомфортным: как бы я Маринкины ноги не задирал, вожделенная щелочка все ускользала куда-то вниз и тогда я одним движением, обхватив девушку за талию, перевернул и поставил ее на колени. Ну, конечно же! Теперь все было чудесно, щелочка сразу же нашлась и раскрылась мне навстречу – просто по физиологическим своим параметрам Маринка оказалась выраженной «сиповкой» – ее Дундочка, (так в нашем городе принято называть женский половой орган), природой устроена совсем близко к попе, – такое расположение органов встречается, судя по моему скромному опыту, сравнительно редко.

Или что-то особенное было в природе и в атмосфере в эту ночь, или же меня попросту обуяло любовное сумасшествие, но я, кончив, не мог остановиться и продолжил движения, как бы закрепляя достигнутый успех. Отдавшись ощущениям, я ничего не замечал вокруг, и только руки мои продолжали крепко держаться за Маринкины ягодицы.

– Савва, Савва! – вдруг, словно издалека, услышал я ее испуганный голос. – Что это?

Я с трудом выхожу из транса, не теряя при этом контакта с партнершей, наши тела продолжают трепетать, когда я вдруг услышал в кустах, буквально в нескольких шагах от нас, громкий шорох, затем треск ломаемых веток. Я уже, было, открыл рот, чтобы наорать на Игоря с Кондратом, предполагая, что это они нас дразнят, как вдруг послышались новые звуки: «Тхру, тхру…», – этот звук неразрывно сплетался с предыдущими.

«Дикие кабаны!» – мелькнула у меня в голове тревожная догадка. Не говоря ни слова, я прижал Маринку к земле, а сам стал напряженно всматриваться в окружающую нас темноту. Звуки повторились, теперь уже ближе, и наконец в неверном лунном свете, пробивавшемся сквозь ветви деревьев и кустарник, я увидел целую семью диких свиней, находившихся буквально в пяти-шести шагах от нас. Я, даже не успев испугаться, одним движением поднял Маринку на ноги и шепнул: «Лезь на дерево». Она тут же ловко вскарабкалась по гладкому стволу и прилепилась к нижней развилке дерева, находившейся чуть выше моего роста. Я встал за ствол дерева, продолжая наблюдать за кабанами, которые, фыркая и причмокивая, вскапывали рылами землю вокруг кустов, и в это мгновение услышал у себя за спиной дикий визг, от которого меня в миг прошиб холодный пот. В ужасе я обернулся, решив, что кабаны нас окружают, и увидел… Игоря с Кондратом, несущихся прямо на меня и размахивающих палками – это именно они, мои друзья-товарищи, производили эти ужасные звуки. Не в силах произнести ни слова я, вновь вспомнив о кабанах, оглянулся – и по топоту и треску сучьев понял, что дикие свиньи, испугавшись шума, производимого моими товарищами, бросились наутек.

Еще секунда, и мое тело, независимо от моего желания, начинает сотрясать смех; обнаженные, в одних трусах, Игорь и Кондрат останавливаются рядом и, осознав, наконец, что лишь минуту назад все мы действительно были в опасности, и что теперь она миновала – кабанов уже не видно, – начинают хохотать вместе со мной. Затем Игорь поднимает голову и замечает на дереве Маринку.

– Ага! – кричит он возбужденно, подпрыгивая и безуспешно пытаясь ущипнуть девушку за голое тело, – мы тут подвергаемся смертельному риску, ведь запросто могли погибнуть от клыков диких животных, а ей, видите ли, на дереве захотелось потрахаться. Слезай немедленно, развратница.

Мы продолжаем безудержно ржать, тычем друг в друга пальцами и вновь покатываемся от хохота. Маринка что-то бормочет сверху, затем пытается слезть с дерева, но у нее ничего не выходит: она повисла держась обеими руками за ветку, ноги не достают до земли самую малость, я поддерживаю ее за бедра и шепчу: «прыгай же, отпускай руки», но она не чувствуя высоты, боится, и продолжает висеть не разжимая рук.

– Прыгай скорее, Маринка, – кричит Игорь, – один кабан по случаю здесь задержался. Мы решили принести тебя ему в жертву, пусть он тебя трахнет.

– Закрой рот, Жердь, – ору я на своего товарища, – а то она будет висеть здесь до самого утра.

Несколькими минутами позже, вчетвером, целые и невредимые, мы выходим из леска и направляемся к машине.

Сашенька и Люся, уже успев привести себя в порядок и одеться, ожидают нас и курят. Маринка вдруг останавливается на полпути, всхлипывает, и, протягивая ко мне в мольбе руки, с жалким выражением на лице шепчет:

– Такое впервые в моей жизни, Савва… Вначале все было так чудесно, а потом этот жестокий облом… – Ее голос дрожит. – Полюби меня. Прошу тебя. Прямо здесь и сейчас, плевать на них всех. Трахни меня по-настоящему. А то я никогда в жизни больше не смогу, не захочу мужчину. – Марина почти плачет.

Я беру ее за руку, мы возвращаемся на несколько десятков шагов назад и подходим к низенькой скамейке, одной из тех, что разбросаны по всей территории пляжа. Игорь и Кондрат деликатно покидают нас. Маринка поворачивается ко мне спиной, наклоняется, выпячивая попку вверх, и упирается руками в скамейку…

Со второй минуты примерно она опять начинает всхлипывать, я, приостанавливаясь, спрашиваю: «Что случилось?», но Маринка шепчет:

– Продолжай, я всегда плачу, когда мне хорошо…

Минут через пятнадцать, когда мы, нисколько не стесняясь своей наготы, в обнимку подходим к машине, Кондрат швыряет нам наши с Маринкой вещи и, не удержавшись, выпаливает:

– Ну вы, бля, и даете! – Затем отворачивается и чуть сутулясь уходит прочь.

Мы с Маринкой удивленно смотрим друг на друга, затем, ни слова не говоря, начинаем одеваться.

Это потом уже, позже, после того как мы развезли девушек по домам и остались с Кондратом вдвоем на пустынной улице рядом с моим домом, он ломающимся голосом спросил:

– Она плакала, когда ты ее…?

– Да, – ответил я.

– Извини, брат Савва, – сказал Кондрат и тяжело вздохнул. – Не сдержался. Я хотел, конечно, чтобы ты ее… трахнул. – Голос его дрогнул. – Но вот уж не думал, что это у вас получится так… легко и быстро.

Часы показывали начало третьего, когда я, бесшумно раздевшись, юркнул в постель и тут же услышал сонный голос жены:

– Ты чего шляешься среди ночи?

– Да покурить выходил, – ответил я и вдруг вспомнил, что за прошедшие три неполных часа так ни разу и не закурил.

Август 1980 г.

«Очарование».

Сок черной смородины 0,5 литра.

Молоко 0,5 литра.

Яйцо 1 штука.

Сахар, лед.

Яйцо растираем с сахаром добела, доливаем молоко, сок, лед.

В любой день и в любое время года, когда только мне выпадает такая возможность, я прихожу сюда, к озеру, и упражняюсь – бегаю, прыгаю и плаваю, в общем, наслаждаюсь движениями на свежем воздухе.

Простой хлопчатобумажный спортивный костюм составляет мой сегодняшний нехитрый наряд, под ним – плавки, а обувь я и вовсе не надеваю: во-первых, идти сюда из дому близко – всего около десяти минут ходьбы, а во-вторых, мой нынешний тренер Иван, мастер спорта по дзюдо и обладатель черного пояса по карате сказал, что, кроме всего прочего, необходимо укреплять и закалять стопы, и лучшим упражнением для этого является ходьба босиком, а сейчас как раз самое подходящее для этого время года – лето. Усиленно я тренировал также и руки: приходил к озеру еще до шести утра (чтобы не пугать случайных свидетелей – безобидных физкультурников) и планомерно ребром ладони сносил сучки и сухие ветки с окрестных деревьев.

Получасом после меня на пляже появлялась еще парочка «ненормальных» физкультурников: один из них, Федя Урсу, мой давний, с юных лет приятель по кличке «Утка», прибегал с обмотанным вокруг шеи полотенцем, приветствовал меня взмахом руки, раздевался и лез в воду, причем купался он голышом в любое время года, зимой, например, он проделывал это в проруби. Следом за ним прибегала девушка, с той же целью – искупаться, но раздевалась она чуть в стороне от Феди и, в отличие от него и к нашей с Федором жалости, – не догола, а лишь до купальника. Несколько позже, часам к семи, к озеру подтягивались и другие физкультурники – это были в основном пенсионеры и школьники, или, как мы их называли – «группа здоровья».