Джулия Грегсон - Пряный аромат Востока

Когда она вошла, он по-прежнему сидел на стуле возле Гая. На бра, горевшее на стене, он накинул рубашку, и в каюте было полутемно, а в углах залегли тени.

– Как он? – спросила Вива.

– Все еще немного возбужден, – шепнул он. – Но скоро заснет и проспит до утра.

– Мы можем поговорить тут?

– Ну, это не идеальное место, – ответил он, – но в данный момент я не знаю другого.

Они немного помолчали.

– Сколько вам лет? – внезапно спросил он.

– Двадцать восемь.

– Не похоже.

– В самом деле? – Ей не хотелось ему лгать, но важно было поддержать свой миф.

– Вы что-нибудь знаете о его родителях?

– Я один раз встретилась с его теткой во время собеседования. Она сказала что-то насчет того, что у его отца чайный бизнес под Ассамом. Первоначально они наняли немолодую компаньонку, но она их подвела.

– Они не должны были ставить вас в такую ситуацию. – Он провел ладонью по волосам и покачал головой.

– Какую ситуацию?

– Вы не возражаете, если мы пройдем в ванную? – предложил он. – Не хочу, чтобы он слышал наш разговор.

Они тихонько вошли в санузел и неловко уселись на краю ванны.

На двери висел пестрый шелковый халат Гая. В раковине валялась непромытая кисточка для бритья, к мылу прилипли волоски. Стюард тут не убирался.

– Слушайте, – сказал Фрэнк, – прежде всего вы должны понять, что это конфиденциальный разговор и что у меня нет ответов на некоторые вопросы.

– Понимаю.

– Я могу говорить откровенно?

– Конечно.

Казалось, Фрэнк не знал, с чего начать.

– Прежде всего, хочу вас спросить, как вы относитесь к Гаю.

– Честно?

– Да. – Он бросил на нее быстрый взгляд и улыбнулся. – Как всегда.

– Я не переношу его.

– Что ж, ответ четкий и однозначный.

– Видите ли, я знаю, что у мальчишек его возраста проблемы с вербальным общением, – сказала она, – но за последние две недели он не сказал мне почти ни слова, а когда что-то и говорил, у меня возникало ощущение, что он меня ненавидит.

Фрэнк обдумал ее слова.

– Нет, о ненависти к вам нет и речи, – сказал он, наконец. – Он ненавидит себя.

– Но почему?

– Пока я не знаю точно. Вы видели его в привычной обстановке, например в школе?

– Ну, я приехала туда на такси, чтобы забрать его, но, когда он покидал школу, другие мальчишки играли на спортплощадке. В его дормитории никого не было.

– Это весьма необычно, не так ли? Он сказал мне, что больше не вернется в эту школу.

– Да, это так.

– Вы знаете почему?

– Да, знаю. Слушайте, это я во всем виновата. Мне надо было сказать об этом раньше. Он брал у других ребят вещи. Но я не отнеслась к этому всерьез.

– Что же он брал?

– Какие-то мелочи, обычное мелкое воровство.

– Не казните себя слишком сильно, – сказал Фрэнк. – Это может быть составляющей гораздо более серьезной проблемы.

– Какой?

– Пока я еще не уверен до конца. Когда вы ушли, он сообщил мне, что слышит иногда голоса. Что они звучат из его радиоприемника.

– Но это абсолютно…

– Я знаю. Еще он сказал мне что-то насчет того, что вас он выбрал в свои матери. Что теперь он ненавидит свою настоящую мать.

У Вивы побежали мурашки по спине.

– Что же мне делать? – Она не стала ждать ответа. – Мне нельзя было уезжать от него. Вы думаете, что он опасен? Это может повториться еще раз?

Фрэнк положил руку ей на плечо.

– В том-то и дело, что я не знаю. Его реакция может быть самой экстремальной. Мне надо поговорить об этом со своим начальством, доктором Маккензи, но интуиция мне подсказывает, что надо хорошенько присматривать за ним пару дней. Я попробую убедить его пойти в лазарет; еще надо держать все в тайне. До Бомбея остается всего десять дней, погода будет слишком жаркая, и охотников любоваться на Индийский океан найдется немного.

– Есть ли какая-нибудь альтернатива?

– Ссадить его с парохода в Суэце, но тогда ему придется ждать приезда родителей, и это не улучшит его состояние.

– А если он не захочет пойти в лазарет?

– Ну, другая альтернатива – держать его в каюте как бы под домашним арестом. На его дверь приладят дополнительный запор. Но каково будет вам?

Она содрогнулась и покачала головой.

– Честно говоря, не знаю. Вам известно, что здесь, на корабле, Тори и Роза – его соседки?

– Нет, – ответил он. – Я не знал.

– Надо ли мне что-то им говорить?

– Пока не надо. Не стоит их пугать.

– Что бы вы сделали на моем месте? – спросила она.

– Я бы подумал над этой ситуацией завтра утром. Со своей стороны, обещаю, что поговорю с доктором Маккензи. Не волнуйтесь, вы не останетесь без помощи. А сейчас уже, – он встал и взглянул на часы, – десять тридцать, так что я поднимусь наверх и найду кого-нибудь, с кем можно выпить. Вы тоже отдохните. – Он снова пристально посмотрел на нее. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально. Почему вы спросили?

– Вы очень бледная.

– Все в порядке, спасибо.

– День для вас выдался тяжелый, даже ужасный.

– Нет. Нет. Все хорошо. – Она отступила от него на шаг. Для нее было так естественно – не просить о помощи, и эту привычку она не могла преодолеть. Она вежливо пожала его руку. – Спасибо. Вы мне очень помогли.

Он улыбнулся ей; у других девушек слабели и подгибались коленки от такой улыбки.

– Это входит в условия сервиса «P&O», мадам. – Он снова вернулся к своей шутливой манере.

Фрэнк оставил в каюте только слабый свет и поправил одеяло, которым был укрыт Гай. Вива забрала свои пакеты.

– Не беспокойтесь особенно сильно, хорошо? – сказал он. – Я уверен, что все наладится. – Он погладил ее по плечу, когда запирал за ними дверь каюты. Она попятилась и наткнулась на проходившую мимо девушку. Это была Тори, одетая в черный плащ с капюшоном. На ее шее висела веревка, на веревке бутылка с надписью «Последняя капля» на наклейке. Увидев их вдвоем, она остолбенела, и с ее лица сползла улыбка.

Дорогая мамочка!

Я получила твое письмо в Каире и очень обрадовалась. Мамочка, спасибо за всю полезную информацию насчет цветов, гостевых карточек и за статью про корсажи. Очень хорошо, что ты послала все это и Джеку – я уверена, что он перешлет все это Си Си Маллинсон, если сочтет слишком непонятным! Не думаю, что мы кажемся ему ужасными и надоедливыми; он должен радоваться, что у него скоро появится такая заботливая теща.

Тут очень и очень жарко-прежарко. Мы с Тори убрали нашу зимнюю одежду в дорожный чемодан и достали летние наряды. Стюарды переоделись в белую униформу, а по утрам вместо бульона нам подают лед и арбузы.

Мистер Бингли, джутовый плантатор и один из наших новых друзей, делает каждое утро по сорок кругов по палубе вокруг парохода (в развевающихся шортах). Сегодня он объявил, что в тени будет выше 100 градусов[28]. По вечерам после ужина стюарды выносят наши матрасы на палубу – мужчины отдыхают по одну сторону, женщины – по другую!!! Закаты здесь божественные, хотя широкие части Суэцкого канала довольно скучные. Мы уже миновали Суэцкий залив, ширина которого всего десять миль[29], так что мы могли любоваться с парохода на верблюдов, мужчин в длинных, развевающихся ночных рубашках, женщин с горшками на голове и прочие библейские сцены.

Я по-прежнему беру уроки кухни хинди у полковника Гормана. Вот, например, khana kamre ko makhan aur roti dana, ek gilass pani bhi[30]. Возможно, я все неправильно написала. Мы с Тори произносим такие фразы в нашей каюте и хохочем. Наши женские посиделки называются биши.

Супруга мистера Бингли, очень милая, дала мне почитать ее «незаменимую библию» – «Полный справочник по индийскому домоводству и кулинарии», написанный миссис Стил, которая долго жила в Индии. Там полно полезной информации и рецептов, списки слуг, названы лучшие места для покупки вещей и т. д., так что ты видишь, что я упорно готовлюсь к жизни пуккамем – почтенной белой женщины.

(Кстати, миссис Стил советует наказывать нерадивых слуг так – отругать их и дать потом большую дозу касторового масла.) Memsahib tum ko zuroor kaster ile pila dena hoga[31].

Проверь это на миссис Пладд и напиши, как это действует!

Дорогая мамочка, тут слишком жарко, чтобы писать, да и колокол прозвонил, приглашающий к играм на палубе. У меня к тебе миллион вопросов, но я задам их позже.

Твоя нежно любящая и преданная дочь

Роза

P.S. Тори не очень хорошо себя чувствует, но не волнуйся, это из-за жары, и ей уже лучше. Не говори об этом миссис Сауэрби.

P.P.S. В субботу вечером будет еще одна вечеринка-маскарад, а я никак не придумаю, кем мне нарядиться.

Тори ждала бала-маскарада «Арабские ночи» с самого начала плавания. Он устраивался в полнолуние, когда пароход входил в Аравийское море. Опытные путешественники утверждали, что это одно из самых ярких событий за весь рейс, и ее даже при мысли об этом переполнял восторг. На балу приветствовались экзотические костюмы, и к платью, которое она собиралась надеть – длинному, облегающему, из тонкого золотистого шелка, – требовались красные губы, мундштук и томное выражение лица. Это был костюм женщины-вамп, и любая другая мать, кроме ее собственной, запретила бы его надевать.

Несколько дней назад, сидя в наполненной паром ванне, чтобы избавиться от морщин, Тори буквально дрожала от предвкушения при виде платья. Она решила надеть его с короткой золотой маской, длинной ниткой жемчуга и ярко накрасить губы. В нем она будет египетской богиней, какой именно, она не знала, поскольку ее знания в этой области были весьма туманными, но уж точно властной, величественной и не знающей над собой никаких законов. Всякий раз думая о бале она мысленно прокручивала короткий фильм, в котором Фрэнк снимал с нее золотую маску и проникновенно глядел ей в глаза. Иногда он говорил, что у нее удивительно красивые глаза, иногда просто вел ее, испуганную, но полную восторга, в свою каюту, где она становилась женщиной. И опять – что с ней поделаешь? – ее голова наполнялась мыслями о детях, домах и альбомах с фотографиями.

Утром накануне бала она проснулась рано, злясь на себя. Золотое платье уныло висело на плечиках на двери гардероба и дразнило ее идиотскими обещаниями. Сколько еще нужно времени, подумала она, чтобы твоя тупая голова поняла, что ты не привлекаешь мужчин? Сейчас ей нравилась только одна часть ее плана – маска, все остальное казалось ей жалким.

Она ударила кулаком по подушке и перевернулась на другой бок. Ревность – ужасная штука! С того момента, как она увидела Виву и Фрэнка, выходивших из каюты мальчишки, ревность прокралась в ее солнечную картину мира, словно злодей из пантомимы, с вилами, сверкающими глазами и дымом из ушей.

Их вид – почему-то заговорщицкий, да и вообще Вива как-то переменились в последние дни, – заставил ее смириться с тем, что Фрэнк, несмотря на их прогулки по палубе вокруг парохода, не интересуется ею и никогда не интересовался. Зачем же она, так живо помня свою недавнюю унизительную привязанность к Полу Таттершелу, вообразила, что интересна ему? Теперь для нее это была полная загадка. Но на этот раз, сказала она себе, уткнувшись носом в подушку, на этот раз она будет себя вести как большая. «Хватит так влюбляться, – строго твердила она себе в последние дни, – просто выбрось их из головы».

Накануне вечером, когда их компания встретилась в баре, чтобы выпить джина с содовой, Тори флиртовала и танцевала со всеми, чтобы показать, как ей весело. Когда неожиданно появился Фрэнк, быстро выпил и так же неожиданно ушел с Вивой, она отвернулась, зная, что Роза с беспокойством за ней наблюдает. И засмеялась на чью-то шутку. Она танцевала с Найджелом, симпатичным, но слишком рафинированным и поэтичным, потом с Джиту, который был, как они решили с Розой, самым экзотичным мужчиной, какого они видели. Теперь из-за выпитого вчера у нее больно стучало в голове и было противно во рту.

Когда она искала на столике соль «Эно», ей почему-то вспомнилась девочка, которая нравилась ей в школе и обладала даже тогда каким-то неуловимым качеством, отсутствовавшим у нее самой. Девочку звали Афина, она была черненькая и красивая, а школьные каникулы проводила в Южной Америке, где ее отец выполнял важную и секретную работу по поручению правительства.

После школьных каникул многие девочки садились на поезд и болтали без умолку до самого Челтнема, где была их школа. Все, кроме Афины, которая, пока они рассказывали про то, как ловили креветок в Салкомбе или потрясающе весело проводили время на острове Уайт, сидела восхитительно молчаливая.

– Афина, пожалуйста, – просили они, – расскажи нам, где ты была.

– В Буэнос-Айресе, – отвечала она со своим не вполне английским акцентом и с улыбкой замолкала.