Джулия Грегсон - Пряный аромат Востока

– Да, – согласилась Тори и, хотя в данный момент ей хотелось умереть со стыда, выдавила из себя улыбку. – Думаю, что да.

Но потом, на следующий вечер, случилось нечто удивительное. Си Си вошла в спальню Тори, за ней Пандит с огромным ворохом ярких шелковых платьев, вышитых бисером сорочек, поразительно нежных шалей, головных повязок, бус, даже серег. Си взяла у него наряды и беззаботно бросила их на кровать.

– Дорогая, сделай мне одолжение и возьми вот это, – сказала она. – Мне нужен повод для покупки новой одежды.

– Я не могу! – Тори, все еще размышлявшая над вчерашним разговором, испытывала одновременно восторг и стыд.

– Почему? – спросила Си Си. – Новые игрушки всегда интереснее, а некоторые из этих одежд просто un peu mouton.

В течение следующих двух часов Си, куря и щурясь, глядела, как Тори мерила наряды. Не считая подола, который требовалось отпустить, некоторые платья сидели идеально, и Тори не терпелось куда-нибудь в них пойти. Она никогда не надевала на себя такой струящийся шелк, такой мягкий хлопок. Тем более что такая женщина, как Си, могла показать ей, куда лучше приколоть брошку для максимального эффекта. Да и три длинные нитки жемчуга выглядели гораздо лучше, чем одна плохонькая, которую ей подарила тетя Глэдис к восемнадцатилетию под наставления матери, чтобы Тори надевала ее только по торжественным случаям и никогда в ней не купалась.

На следующее утро Си повезла ее в отель «Тадж-Махал», где маленькая, умная француженка мадам Фонтэн, строго охраняемый секрет, которая принимала лишь немногих избранных клиентов, взяла ее волосы в горсть и сказала: «Что это такое?», насмешив Си Си. В течение следующего часа мадам, по словам Си, истинная мастерица, танцевала вокруг нее, щелкала ножницами, оценивала, подправляла, а на полу росла кучка волос. Наконец Тори увидела в зеркале совсем другую девушку. Мадам научила ее подкрашивать глаза угольным карандашом, подчеркивая то, что было в ней самым лучшим, – «эти удивительные глаза».

После этого Тори сидела с Си в баре бомбейского яхт-клуба, потрясенная своей трансформацией. Она не ходила с такой короткой стрижкой, после того как Дорин неудачно постригла ее в Басингстоке. Но тут она чувствовала себя совсем по-другому, такой модной и современной.

Два молодых морских офицера буквально замерли и перестали разговаривать, когда она вошла. Один из них до сих пор бросал на нее взгляды.

– Я куплю шампанское для моей маленькой Золушки. – Впервые за все время Си смотрела на нее одобрительно. – Отныне, я полагаю, тебе понадобится много хрустальных туфелек.

– По-моему, это просто какое-то чудо. – Тори все время улыбалась и не могла остановиться.

– Да, чудо, – согласилась Си и подмигнула. – И оно, как видишь, совершается с помощью зеркал.

//Зашла в контору Кука. Письмо от Уильяма. Сожалеет, что не пришел на пристань, когда отплывала «Императрица», – «неожиданно вызвали на службу», и надеется, что меня ждет счастливое и обеспеченное будущее». И что мы, возможно, встретимся после моего возвращения.

Уильям, хотелось мне сказать ему, мы больше никогда не увидимся. Это была моя самая большая ошибка. Да, моя – я была достаточно взрослая, чтобы соображать, за что хваталась, за солому или за крепкие ветки. Я не хочу никого винить, но больше мы никогда не увидимся.

На сегодня: написать Тори и Розе, пойти в «Гриндли» и узнать, не пришел ли денежный перевод. Бюджет на сегодня пять рупий, не больше. Выучить десять новых слов языка маратхи.//

Первоначально она планировала сразу поехать в Шимлу и забрать сундук, чтобы вычеркнуть это болезненное дело из своего списка, а уж потом разобраться с остальными вопросами в своей жизни. Но эти планы накренились, потому что у нее не было денег или почти не было. Да и в ее душе не было единства: один голос говорил: «Иди вперед», другой колебался, а третий страшно боялся.

«Ты ужасная дура, – говорил этот последний голос, – раз решила вернуться сюда самостоятельно и устроить свою жизнь без чужой помощи». А иногда: «Писатель, ты шутишь? Ты полная неудачница в любви и жизни». В таком настроении ее мысли скользили вниз по лабиринту мрачных воспоминаний. Вот она, десятилетняя, стоит с чемоданчиком на железнодорожной платформе в Шимле. Джози и отец умерли. Мать показала ей их могилы. Мать запихнула ее в поезд. Почему она не захотела с ней остаться? Почему захлопнула дверь и отвернулась? Что Вива сделала неправильно? Поцеловала ли она тогда меня на прощание?»

Когда оживали эти голоса, она была готова ненавидеть миссис Драйвер за то, что та сказала ей, что она, Вива, способна сделать практически что угодно, если правильно настроиться. Что, если это лишь сентиментальная чепуха, самая жестокая ложь, какая только возможна?

Она уже несколько дней боролась с этими чувствами, но в это утро, по непостижимой причине, она проснулась с более оптимистическим настроем. Открыла глаза и впервые услышала птиц, поющих за окном в кроне баньяна, и выбор показался ей почти до смешного ясным: утонуть или выплыть, и теперь она была готова плыть дальше.

Работа. Вот что было ей нужно первым делом: это как шест, на котором можно укрепить палатку и наладить в ней свою жизнь. Она встала с постели и заглянула в свой блокнот. Миссис Драйвер нацарапала своим беглым почерком имена нескольких человек в Бомбее, которые могли бы ей помочь. Первой в списке была мисс Дейзи Баркер, ее имя Вива видела на доске объявлений общежития ИВКА. Вторым шел мистер Вудманси: «пенсионер, бывший корреспондент «Пайонер Мэйл», весьма пожилой, но в здравом уме, любит давать советы».

Вива взяла ручку и дважды подчеркнула имя мисс Баркер. Надо позвонить ей после завтрака. Довольная тем, что приняла хотя бы одно решение, она направилась по коридору в общую ванную комнату, где деревянная перекладина над ванной прогнулась под тяжестью мокрых чулок, лифчиков и трико. Она наполнила водой раковину, разделась и рьяно вымылась с ног до головы, помыла голову, почистила зубы. Как хорошо почувствовать себя чистой – словно заново обретаешь веру в себя. Потом надела красное платье и скрепила волосы серебряным гребнем. Несмотря на всю свою нищету, она все-таки еще могла хорошо выглядеть.

Столовая в ИВКА, светлое помещение на первом этаже, выходила окнами в пропыленный парк. Каждое утро в ней на завтрак предлагались два рода блюд: для английских девушек яичный омлет, колбаса, хлеб, мармелад и чай, жидкий и всегда недостаточно горячий; для индианок маленькие булочки пав, яйца и прессованный рис поха.

Три девушки-бенгали, которых Вива знала в лицо, но не по имени, улыбнулись ей. Как ей сказали, они приехали в Бомбей учиться на педагогов – для них тоже смелый шаг. Они были достаточно дружелюбными, приходили на совместные молебны, но держались отдельно, вероятно, подумала Вива, потому что они в душе были индуистками и предпочитали не есть вместе с «неверными».

Когда она проходила мимо них, они прекратили свои разговоры и покачали головой из стороны в сторону.

– У тебя красивое платье, – робко сказала одна.

– Спасибо, – поблагодарила Вива. – Как идет учеба?

– Мне очень нравится, – улыбнулась девушка. – Мы как раз говорили, что чувствуем себя как птицы, выпущенные из клетки.

Внезапно Вива почувствовала, что страшно голодна. В дни ее нервного срыва она практически ничего не ела.

Она положила на тарелку яйца, колбасу и немного риса и села на стул возле окна. В парке маленький мальчик запускал змея. Ветер рвал змея из пухлых ручонок; мальчик смеялся и бежал за ним. Из кухни доносилось пение, плыли сладкие и пряные запахи карри, которое готовили к ленчу. Вива съела все до последней крошки.

После завтрака, пока еще не растеряла свою решимость, она позвонила Дейзи Баркер.

– Алло?

Аристократически правильный голос на другом конце провода звучал отрывисто, но дружелюбно. Вива спросила, может ли она встретиться с ней сегодня. Мисс Баркер ответила, что утром у нее часы в университете, но после ленча они могли бы увидеться в ее новой квартире в Бикулле. Знает ли она этот район? Нет? Ну, это немного в стороне от привычных путей, но она сейчас подробно объяснит, как туда добраться. «Автобус или рикша?» – уточнила она, к облегчению Вивы; о такси она пока что даже не могла и мечтать.

Вива надела свой костюм компаньонки, лучшие туфли и вышла на улицу. Надо было убить четыре часа до встречи с мисс Баркер, и она решила первым делом зайти в контору Кука на Хорнби-роуд и забрать почту, затем – в банк «Гриндли» и проверить свой тающий баланс, а при необходимости поговорить с менеджером.

Ночью шел дождь, и когда Вива переходила через дорогу, от мостовых шел пар. Вокруг нее простирался город: волы с грохотом тянули телеги, яркие, новенькие грузовики скрежетали тормозами, где-то кричал осел; ее окружало немыслимое столпотворение тел, живых, умирающих, занятых работой.

– Доброе утро, мисси, – сказал торговец пальмовым соком, сидевший скрестив ноги на раскладной койке на углу улицы. Теперь она каждое утро покупала у него чашку сока; его сладкий вкус всегда напоминал ей о Джози, которая любила пальмовый сок и всегда выпрашивала его у айи. Джози, так долго загнанная в какой-то дальний угол сознания, где память о ней не причиняла боль, теперь, после приезда сюда, снова стала реальной: Вива вспомнила, как они вдвоем носились на тонких ножках под дождем, крякали от смеха, как ездили на лошадях среди холмов, сидели на крыше их дома-лодки в Кашмире.

«Дорогая Джози. – Она сделала первый глоточек. – Сестренка моя».

Когда пальмовый сок коснулся ее губ, торговец соком приоткрыл рот словно птичка-мама. Иногда Вива наблюдала за ним из окна своей комнаты, как он сидел на этом пыльном углу по десять, двенадцать, иногда шестнадцать часов в день, до звезд, потом зажигал керосиновую лампу и заворачивался на ночь в одеяло. Она не имеет права считать свою жизнь особенно тяжелой.

– Восхитительно. – Она вернула ему стакан, и он улыбнулся, словно они были старинные друзья.

Она двинулась к Хорнби-роуд и остановилась на следующем углу, пропуская трех женщин в сари, похожих на ярких, разноцветных птиц. Их мелодичные голоса и непринужденный смех напомнили ей Тори и Розу; как странно, но она в самом деле скучала без них. Поначалу они были для нее талонами на еду, не более того, но теперь кем-то еще – она не решалась использовать слово «подруги», она всегда чувствовала себя на периферии событий (или такова участь всех экспатов?), но ей так не хватало маленьких порций мятного ликера, которыми ее угощали, и их историй; она с улыбкой вспоминала, как Тори заводила свой граммофон и учила ее танцевать «Императрица»-стомп.

Вот и Фрэнк тоже. Словами это не скажешь – будет глупо выглядеть. Она глядела, как он уходил прочь в одиночестве, как шел по трапу этой долговязой, слегка кривоногой поступью, пряча, как знала она теперь, свою сложную и умную личность. Он снова переоделся в штатское: полотняный костюм и шляпу, из-под которой выбивались волосы цвета жженого сахара. «Перелетная птичка, как и я сама», – подумала Вива и тут же проворно отскочила в сторону, так как ее чуть не сбила с ног телега. В тот последний день она могла бы зайти на пароход, но она стояла с Гловерами, и атмосфера была так накалена, что у нее не выдержали нервы. Вспоминая об этом, она чувствовала боль внутри, а потом злость на себя. Почему ее обидело, что они с Фрэнком даже не попрощались? Вероятно, сейчас он уже устроился где-то еще и ухаживает за новой стайкой женщин. У некоторых мужчин это получается непроизвольно: каприз природы, соответствующая улыбка, непринужденный вид делают их неотразимыми в глазах некоторых женщин. Она приняла решение больше с ним не видеться.

Когда она зашла в контору «Кук & Сыновья», сотрудники, одетые в униформу, раскладывали письма по маленьким латунным ящикам. Ее ящик под номером шесть был возле двери. Она достала из сумочки ключик и снова испугалась.

В ящике лежали два письма – одно из них с рекламой из магазина «Армия и Флот», где перечислялись специальные предложения этой недели – «серебряные щипцы для сардин» и «фетровые шляпы с двойной тульей черные, бежевые и др». И ничего от мистера Гловера; тюремное заключение откладывается, пошутила она и уже запирала ящик, когда клерк вручил ей красный конверт с крупным, неровным, каким-то школьным почерком Тори.

«Дорогая компаньонка!

Восхитительные новости! Я буду одна в этом доме целых две недели, начиная с 20 января. Машина тоже здесь!!! Маллинсоны уезжают на охоту. Так что, пожалуйста, пожалуйста, приезжай и составь мне компанию хотя бы на ночь, а если сможешь, то на все две недели. Тут куча комнат, где ты сможешь писать. Я пытаюсь уговорить Розу, чтобы она тоже приехала, тогда мы устроим биши. У меня очень веселая жизнь, некогда вздохнуть, не говоря уж о том, чтобы писать.