Джулия Грегсон - Пряный аромат Востока

– Что с тобой, милая?

Она подняла глаза. Над головой шумел вентилятор. Дейзи что-то говорила.

– Нет-нет, все нормально, – ответила Вива.

– Ну, тогда хорошо. – Дейзи засмеялась своим гулким смехом капитана хоккейной команды. – Просто у тебя сейчас лицо стало таким, как будто ты увидела призрак.

В душе Тори считала, что Вива была un peu несправедлива к Гаю, даже на пароходе. Да, конечно, он вел себя глупо и истерично. Да, иногда он доставлял неприятности, но чего еще можно ожидать от шестнадцатилетнего мальчишки?

Сама она в свои шестнадцать прожила в Миддл-Уоллопе почти весь год, воображая, что Найджел Торн Дэвис, отцовский земельный агент, краснолицый парень, тайно и до смерти влюблен в нее, что в любой момент он готов сжать ее в своих объятиях и признаться в своих чувствах – на румяной заре в их летнем домике или во время прогулки в каком-нибудь тенистом и уединенном уголке. Теперь ей казалось, что она так и жила всю свою жизнь в иллюзиях, мечтая о том, что никогда не сбывается.

И все же она с улыбкой вспомнила, как поставила Гаю пластинку Джелли Мортона[69]. Как Гай радостно вопил, как дергалась его худая шея, словно мячик на резинке. В тот момент он стал таким, кого негритянские джазисты из «Таджа» называют «конченым», а Тори всегда нравились лихость и безумство.

Но даже при этом она испытала огромное облегчение, когда утром во вторник позвонила Вива и еще раз извинилась за свою несдержанность. И когда Вива предложила ей поехать ненадолго в Ути, она с радостью дала согласие.

– Время как нельзя более удачное, – многозначительно добавила она. – Знаешь, – она понизила до шепота голос, – они пришли.

– Кто пришел?

– Ну, понимаешь, они. То, из-за чего я страшно переживала. Мои друзья.

– Какие еще друзья? – недоумевала Вива.

– Месячные. – Честное слово, Вива, умная женщина, а иногда бывает тако-о-о-ой тупой. – Я столько горячих ванн приняла, что прямо растворилась, и тут – такое облегчение. Вива, это были самые плохие недели в моей жизни. Я уж думала, что прямо с парохода отправлюсь в работный дом для падших женщин.

– А-а, слава богу. Я рада за тебя.

– Ой, я уверена, что я из-за своих переживаний совершила такой промах с Олли. Ведь я не могла спать, не могла даже есть. Ты можешь себе представить? А еще… – Тори оглянулась, чтобы убедиться, что рядом нет слуг. – Мы с Си страшно поругались. Я расскажу тебе при встрече. Я уже начинаю ее ненавидеть, – добавила она шепотом. – Я чувствую, как она считает дни до моего отъезда. По-моему, она просто свихнулась от жары. Я просто не дождусь, когда уеду отсюда.

Хотя в разговоре с Вивой Тори пыталась шутить насчет ее ужасной ссоры с Си, это ее ужасно задело. Положив трубку, она прикинула, о чем она может рассказать, а что нужно спрятать в ее огромную папку обид и унижений и похоронить навсегда.

Даже Си, должно быть, поняла, что переступила черту. Потом она винила во всем жару и то, что хлопкопрядильная фабрика, принадлежащая Джеффри, все больше и больше теряет доход. Пожалуй, отчасти это так и было: накануне скандала атмосфера в доме была накалена до предела.

Напряженность стала нарастать, когда Си вернулась после отдыха в Массури; вид у нее был более усталый и раздраженный, чем до отъезда. Она как-то странно поглядывала на телефон, словно в ожидании звонка, курила больше обычного, а как-то раз, к своему ужасу, Тори видела, как она ударила Пандита по лицу, когда он подал ей коктейль «Джин энд ит» без льда. Пандит тогда извинялся и улыбался, но Тори слышала его злобное бормотание, когда он бежал на кухню с красной отметиной на щеке.

Теперь Тори почти не сомневалась, что у Си был любовник. Олли хвастался ей со своей обычной бестактностью, что переспал почти со всеми мэмсахиб Бомбея.

– Честное слово, я могу в любой день недели прогуляться в два часа дня по Малабарскому холму, – похвастался он, – переспать практически с любой женщиной на мой выбор; им так скучно, они просто изнывают от тоски.

Еще он говорил ей – поначалу ей нравилось слушать такие интересные сплетни, – что какой-то отель в Мееруте – излюбленное место для свиданий – даже нанял ради предосторожности слепого портье, чтобы он в два часа ночи звонил в колокольчик и предупреждал всех любовников, чтобы они возвращались в свои постели в приличный час.

И вообще, Си уже не присылали цветы, как прежде, и она уже не ворковала «Дааа-агоой!» в трубку, словно голубка, и когда как-то раз ее ярко-красные когти вскрыли утреннюю почту, в ее глазах вспыхнул почти звериный взгляд, и она отшвырнула письма. В таком настроении она жаждала крови; Тори была самой удобной жертвой.

Скандал разгорелся поздно вечером, когда Тори сидела за туалетным столиком, полуодетая, и готовилась ко сну. Си вошла в комнату.

– Дорогая, – сказала она, – знаешь что? Мне бы хотелось получить назад все те платья, которые я дала тебе поносить, когда ты впервые стала выезжать. Пожалуйста, верни их.

Тори едва не заплакала от такой подлости, ведь Си тогда сказала, что отдает их насовсем. А она так хорошо себя в них чувствовала какое-то время и так была уверена, что все в ее жизни переменится к лучшему.

– Прямо сейчас, Си? – с опаской поинтересовалась она, прикидывая, есть ли у нее время, чтобы отдать некоторые из нарядов прачкам дхоби, которые иногда ехали по утрам на велосипеде в город с вечерними платьями Си, а к вечеру возвращали их чистыми и прекрасно отглаженными. На паре платьев лопнули швы, а на китайском шелковом жакете все еще оставалась на локте смола – с той ночи, когда Олли привез ее на пляж Джуху. Тогда она запихнула жакет подальше в гардероб, чтобы разобраться с ним как-нибудь позже.

– Сейчас не время для таких подарков. – Улыбка Си скорее напоминала гримасу. – Джеффри только что объявил, что сокращает мои расходы на одежду. Да и ты едва ли влезешь теперь в них, верно?

Тогда Тори, чувствуя себя страшно толстой в своей ночнушке без рукавов, была вынуждена под зорким оком Си выложить на кровать всю одежду.

– Боже мой! – Си схватила в руки свою охотничью куртку и просунула ногти сквозь дыры под мышками. – Кто это сделал?

– Я надевала ее только один раз, – пробормотала Тори, и это было правдой. Олли возил ее прокатиться на «клячах», которых взял на ипподроме. – Она была мне тесна. – В самом деле, она была ужасно тесной для верховой езды, но у Си всегда стиль доминировал над практичностью. – Мы прыгали через барьер и… я как раз собиралась отдать ее в ремонт.

– Собиралась отдать в ремонт. – С губами Си случилось что-то странное. – Что тебе мешало? Ты была не очень-то занята все это время.

Они долго глядели друг на друга, сверкая глазами.

– Дорогая, я должна тебе кое-что сказать, – продолжала Си новым, скорее печальным, чем сердитым голосом. – Ты сама видишь, что в твоей жизни без самодисциплины ничего не получается. Например, сколько ты сейчас весишь?

Она обвела глазами пухлые руки Тори, ее располневшую талию. «Я ненавижу тебя, – подумала Тори. – Ненавижу то, как ты говоришь, как ты куришь, ненавижу шутки, которые ты отпускаешь в мой адрес в разговорах со своими приятельницами». Потому что она могла себе представить, как Си вскоре станет описывать ее в клубе. «Огромная, опять жирная как свинья», или «вернулась с пустыми руками – боюсь, она слишком огромная».

В тот момент Тори так и подмывало стереть с лица Си печальную, снисходительную улыбку и сообщить, что она не только толстая, но еще и беременная, чтобы Си увидела, что есть вещи важнее, чем ее проклятая одежда.

– Десять с половиной стоунов[70], – ответила Тори. Это была ложь. Она слишком боялась подойти даже близко к весам. И теперь, будучи в таком состоянии, Тори почти ждала, что Си скажет тем же бесстрастным голосом: «В последнее время ты много плачешь. Ты что, беременна?» – и ненавидела ее еще больше. Но нет, Си держала перед собой китайский шелковый жакет, вонзив в него свои когти.

– Что ты наделала? – закричала она. – Этот жакет был декорирован в Париже. – Ее голос поднялся до неприличного визга. – Он испорчен, абсолютно и окончательно.

– Понимаете, я была в нем на пляже. – Тори даже удивилась на секунду, кто эта женщина, которая орет что было мочи, и тут же осознала, что это она сама. – Да, я испачкала рукав в смоле, – визжала она. – Ну, арестуйте меня, сдайте в полицию, что же вы?

– О да, правильно! – заорала в ответ Си, выпучив глаза. – О-о, вот и благодарность! За все, что я делала для тебя в последние шесть месяцев, одевала тебя, развлекала огромную жирную дуру.

Сказав про «жирную дуру», Си захлопнула рот. Даже она поняла, что зашла слишком далеко.

И только потом Тори осознала удивительную иронию того, что случилось потом. Когда она и Си орали друг на друга – покраснев и тяжело дыша, – Тори внезапно почувствовала между ног нечто вроде хлопка воздуха и липкую сырость. Крики сделали то, что не могли сделать джин и горячие ванны. Она внезапно просияла, и Си, вероятно, решила, что Тори сошла с ума.

– Все замечательно! – воскликнула Тори. – У меня все чудесно.

В этот момент она поняла, что не иметь ребенка при определенных обстоятельствах, возможно, такое же чудо, как иметь его.

Поговорив с Вивой, Тори позвонила Розе, чтобы узнать, не сможет ли она каким-то чудом тоже поехать в Ути. Вива считала, что было бы замечательно, если бы они снова собрались вместе.

– Говорят, там красиво, – уговаривала Тори. – Попробуй приехать. Скажи Джеку, что я вот-вот уеду и ужасно хочу с тобой повидаться, что ты, возможно, больше никогда меня не увидишь.

– В этом нет необходимости, – сухо ответила Роза. – Я уже сказала Джеку, что я намерена делать.

– Да ты молодец, браво! – вскричала Тори. «Роза, похоже, стала теперь гораздо увереннее в себе», – подумала она. Когда подруга говорила о муже, в ее голосе звучала сталь.

План был такой: поскольку вечером в среду Дейзи устраивала вечеринку, Тори переночует у Вивы, а утром они поедут на поезде в Ути. Роза встретится с ними уже там. Поэтому у Олли – Тори сосчитала на пальцах – было еще четыре дня, чтобы позвонить ей и сообщить, что он внезапно понял свою нелепую ошибку и теперь хочет развестись с женой (той, что в Англии) и жениться на ней. Но если он не позвонит, тогда она, возможно, встретит какого-нибудь замечательного мужчину в Уте. Тогда какую романтичную историю они расскажут на своей свадьбе: «Самое удивительное, что я уже вот-вот должна была вернуться в Англию, когда приехала в этот маленький отель и увидела…»

«Ох, какая же я идиотка», – вздохнула Тори, поймав себя на том, что погружается в очередные фантазии.

Мечты – вот что было обиднее всего. Лучше уж глядеть в лицо фактам. Она толстая, она не пользуется популярностью у мужчин – вот на этом и надо остановиться, отбросив ожидания внезапного чуда.

Они с Си почти не разговаривали после ссоры, и Тори удивилась, когда Си настояла, что отвезет ее в следующую среду к дому Вивы. То ли Си, которая иногда проявляла повышенную чувствительность к доброму мнению окружающих, пыталась оставить напоследок благоприятное впечатление о себе, то ли просто хотела помириться. Но она лишь сказала:

– Бикулла, дорогая моя, абсолютная дыра. Даже не думай ехать туда на такси.

Поездка начиналась неважно. Закурив свои сигареты «Абдулла» (она заставила Тори поднести ей спичку), она наполнила салон дымом и снова набросилась на нее.

– Это абсолютно последнее, что я хочу сказать тебе насчет одежды, – проговорила она, когда они обгоняли цепь телег, груженных тростниковым сахаром. – Но ты абсолютно уверена, что я не давала тебе мой жакет Ланвин? Он изготовлен ограниченной серией.

– Полностью и абсолютно уверена. – Тори смотрела на зад буйвола и удивлялась, как можно быть таким тощим и тащить так много. – Я померила его в тот раз, и он просто не налез на меня. – Си часто расставляла такие подлые ловушки.

– Даже когда ты сильно похудела? Ну, несколько месяцев назад.

– Даже тогда.

– Сколько фунтов ты тогда сбросила?

– Два, – ответила Тори. Господи, эта женщина такая же одержимая, как и ее мать.

– Как ты думаешь, тебе помогли тогда гантели?

– Не очень. Послушайте, Си, вообще-то я не считаю себя слишком толстой, у меня просто крупные кости. На мне не так много мышц и талия довольно узкая, – огрызнулась Тори (иногда она считала это полезным). Впрочем, все было верно. – «Фигуристая» – один из редких комплиментов Олли. «Статуэтка» – называли ее несколько других бойфрендов.

– Боже, какой ужас! – внезапно воскликнула Си. Между машинами шел голый человек, покрытый пеплом, и грозил всем худым кулаком. – Два фунта – ах, ладно, – Си уже игнорировала мир за пределами автомобиля, – не думаю, что это будет играть какую-то роль в Хэмпшире. – Вот так, ни больше ни меньше.