Джулия Грегсон - Пряный аромат Востока

Потом Тори, никогда не отличавшаяся умением ориентироваться, ухитрилась направить их так, что они заблудились.

Каким-то образом они оказались на краю обширного и грязного Бора-базара, где, казалось, половина Бомбея продавала свое тряпье.

– Правда, Тори, – проговорила Си, давя своей маленькой ножкой на акселератор, – ты совершенно безнадежна. Пожалуй, я выкурю еще сигаретку… Куда же теперь? – Ее улыбка превратилась в рык, когда они заехали в тупик. – Для меня все это terra incognita.

«Останови машину, – хотелось закричать Тори. – Мне надоело быть вечно благодарной, надоело быть твоей проблемой, надоело быть неправильной». Но, вернувшись в темницу вежливости, она сидела в ароматизированном дыму салона, расстроенная и недостойная оказанных ей благодеяний, и едва смела дышать, чтобы не сказать еще что-нибудь неправильное.

Когда они в конце концов нашли Бикуллу и Джасмин-стрит, Си, дувшаяся последние двадцать минут, отказалась припарковаться, заявив, что это слишком опасно, что уже слишком поздно и она сразу поедет домой.

– Прости, – были последние слова Тори. Си лишь презрительно передернула плечами, и это было обиднее, чем ее гнев.

По телефону Тори говорила так уныло, что Вива, когда открыла дверь, удивилась при виде ее сияющего лица.

– Прошу прощения за мою скромную обстановку, – сказала Вива, когда вела ее наверх. Миссис Джамшед приготовила утром свои знаменитые креветки, и запах чеснока и кумина был такой крепкий, что, казалось, его можно было потрогать рукой.

– Прощаю! – сказала Тори. – Я так рада, что приехала к тебе, просто лопаюсь от счастья. Ой, Вива, какое чудесное место! – сказала Тори, заходя в дверь. – Такая богемная комната. Просто восторг! – Она взглянула на потолок, где теперь висели змеи ребятишек из приюта, погладила ладонью шелковое лоскутное одеяло и шлепнулась на кровать.

– Будет чуточку тесновато, – сказала Вива, – но я взяла на время раскладушку и могу спать на ней. Ничего, сегодня мы пойдем к Дейзи, а завтра уедем.

Вива налила им лимонад, они вышли на балкон, и Тори рассмешила подругу, рассказав про то, как она поругалась с Си Си.

– Но, знаешь, я страшно рада, – глаза Тори наполнились ужасом при мысли об этом, – что я не успела сказать ей о… ну, ты понимаешь… о моих возможных проблемах в детском департаменте. Это стало бы последней соломинкой. Да еще клуб! Моим старым знакомым хватило бы разговоров на несколько месяцев.

– Почему тебя так заботит то, что думают люди? – спросила Вива. – Ты ведь не можешь угодить каждому.

– Потому что заботит, – ответила Тори. – Мне хочется, чтобы меня все любили, а они не хотят меня любить. Жалко, что я не такая, как ты.

– Как это – такая, как я? Что ты имеешь в виду? – Вива подвинула Тори тарелку с бисквитами. – Давай, налетай.

– Кошка, которая гуляет сама по себе. Ты только погляди, – Тори жестом обвела комнату. – Я бы никогда не сделала этого в одиночку.

– Ты имеешь в виду – быть нищей и жить в доме, где пахнет карри? Бедная Тори!

– Нет – не ерничай. Я имею в виду жить вот так и знать, что ты сделала это сама.

Вива не хотела портить Тори ее хорошее настроение и не стала рассказывать, как иногда ей бывает тут одиноко и грустно или как она испугалась после прихода Гая. Она молча пила лимонад.

– По-моему, сейчас не так тяжело заработать на жизнь, как это было раньше, – сказала она. – Если ты хочешь независимости.

– Не думаю, что я ее хочу, – вздохнула Тори.

– Чего же ты тогда хочешь?

– Мужа. – Большие васильковые глаза Тори смотрели на этот раз абсолютно серьезно. – Хочу детей, свой дом. Все остальное – для смелых, а я не из их числа.

В другое время Вива могла привести много убедительных доводов: стала бы уговаривать Тори чему-нибудь учиться, предложила бы познакомить ее с множеством знакомых Дейзи – учительниц, археологов, лингвистов, социальных работниц, – которые нашли себе в Индии много других занятий, кроме охоты за мужьями. Но сегодня ей почему-то не хотелось настраивать Тори на серьезные цели.

На вечеринке ожидался и Фрэнк.

Дейзи упомянула об этом как-то раз во время разговора.

– Я решила пригласить этого приятного молодого доктора, твоего знакомого, – сказала она. – Он обещал прийти, если будет в это время в городе и будет свободен от дежурств.

Почему эта новость вызвала у нее такое досадное волнение, она не знала. Она собиралась посидеть хотя бы час до приезда Тори, но вместо этого прыгала перед зеркалом и пыталась разглядеть себя в единственном зеркале в комнате, которое висело над раковиной.

Балансируя на стуле, она надела свое лучшее платье – шелковое, огненно-красное; его длинные вытачки подчеркивали ее тонкую талию, еще ей нравилась маленькая кокетка на спине. Потом надела голубой жакет с отделкой, ее любимый. Она сняла жакет и надела свою другую презентабельную вещь, юбку из какого-то белого и тонкого материала. Она смотрелась неплохо вместе с серебряными серьгами с кораллами, наследством от матери.

Она полюбовалась на себя в зеркало, но тут же напугалась счастливого и чего-то ждущего выражения своего лица. «Скорее всего, он не придет, – предупредила она себя. – Но если и придет, ты все равно не хочешь его видеть».

– Так что ты думаешь? – спросила она у Тори равнодушным тоном, словно в первый раз надевала красное платье. – Я могу надеть к нему вот это. – Она вставила серьги в мочки ушей.

Вива снова посмотрелась в зеркало и обнаружила, что ее оживленные разговоры с Тори лишь усугубили проблему. Она была ужасно возбуждена.

– По-моему, на тебя можно надеть конскую попону и дать в руки оперный бинокль, и ты все равно останешься красивой, – сказала Тори. – Везет же людям! И как это несправедливо, ведь ты не придаешь этому никакого значения.

Когда они пришли к Дейзи, вечеринка была в полном разгаре. Еще с улицы они услышали взрывы смеха, какой-то джаз – клоунский, со свистом и кваканьем. На балконе горела цепочка разноцветных огней.

– Заходите! Заходите! – Сияющая Дейзи, одетая в ярко-розовое платье, открыла дверь, из которой сразу хлынул рев голосов. Хотя она жила на свои скудные заработки, ей нравилось устраивать вечеринки, и она развлекалась с безоглядной аристократической уверенностью, восхищавшей Виву. У Дейзи никогда не было ни тщательного отбора гостей, ни карточек, указывающих приглашенным их места, ни продуманной программы. Вместо этого она звала к себе всех, кто ей нравился, – детей, университетских профессоров, местных музыкантов, соседей, – щедро угощала, заводила граммофон и позволяла самим выбирать себе собеседников и развлечения. Это был настоящий урок жизни.

– Давайте! – Она подтолкнула их к балкону, где раздавались взрывы смеха и музыка. – Я хочу вас познакомить со всеми.

«Все» представляли собой обычную смесь. Там были мистер Джамшед с двумя своими красавицами, Долли и Каниз – одна из них отплясывала чарльстон. Была величественная шведская скульпторша в восточном халате – она намеревалась изучать изваяния богов на острове Элефанта. Еще там были социальные работницы, университетские преподаватели, писатели, толстяк – профессор музыки, приехавший в Бомбей на запись. Некоторые сидели на балконе под звездным небом, другие танцевали.

Дейзи тут же познакомила Тори с бомбейским адвокатом, мистером Бхидом, по ее словам, он храбро бросил вызов индуистской традиции и женился на вдове. (Вдова оказалась двадцатипятилетней женщиной, застенчивой и умной.) Вива некоторое время стояла в стороне и, чтобы успокоить нервы, потягивала один из убойных пуншей Дейзи.

Полчаса она бродила среди групп беседующих и смеющихся гостей, а ее внимание, словно пистолет, было направлено на входную дверь. Он так и не пришел. Что ж, может, так и лучше, успокоила она себя; меньше сложностей.

В середине вечера слуги Дейзи принесли на балкон чаши с дымящимся рисом, три разных сорта карри, чатни и крекеры-поппадумы. Все без церемоний уселись на подушках у низких столиков. Кто-то поставил пластинку «Леди, будьте добры»[71], и туманные звуки полились с балкона на улицу.

– Пожалуйста, присоединяйтесь. – Мистер Джамшед радостно улыбался Виве и Тори. Он сидел, поджав ноги, у низкого медного столика. На его тарелке лежала горка еды; дочки сидели рядом. – Chalo jumna avoji[72]. Дочки дразнят меня, что я старомодный, и мне нужно, чтобы вы их отругали, – сказал он Виве на превосходном английском.

– Видите ли, – обратилась Долли к Тори, глядевшей на все это вытаращенными глазами, – мы спорим насчет образования. Мой бедный папа не понимает, что мы перескочили через поколение. Моя мама держит себя, как ваша бабушка, а я такая же современная, как вы.

– Нет, неправильно, – заявила Тори с горячностью, которая нравилась в ней Виве. – Вы ведь учитесь в университете, изучаете юриспруденцию, значит, вы на много миль меня опередили. Я закончила школу в шестнадцать и ничего к этому не добавляю.

– Но я уверена, что вы очень умная, – тактично возразила Долли.

– Нет, – сказала Тори. – Я бестолковая, и, между прочим, никто из моих одноклассников не пошел учиться дальше, в университет. Нас учили шить и разговаривать на плохом французском. Но зато я умею танцевать чарльстон, если вы его любите.

– Да! – в один голос воскликнули Долли и Каниз. Их белые зубы сверкали при лунном свете. Они были в восторге от их новой подруги.

– Абсолютно, – сказала Тори, вставая. – Но прежде мне нужно выпить со всеми вами и попудрить носик. Ты пойдешь со мной, Вива?

Когда они стояли бок о бок в ванной, Вива увидела, что Тори опьянела и счастлива. Она дважды благодарила Виву за то, что та привела ее сюда, и с осторожностью, словно на роликах, шла обратно через гостиную Дейзи на балкон, в теплую, как парное молоко, ночь.

– Чудесная, чудесная вечеринка, – повторяла она. – Странное дело – я весь вечер почти не вспоминала Олли. Какое облегчение.

– Я рада, Тори. – Вива, весь вечер поглядывавшая на дверь, чувствовала себя полнейшей лицемеркой. Она снова посмотрела на часы – одиннадцать тридцать пять, Фрэнк уже не придет. Вероятно, слишком занят, или, наоборот, свободен и пишет письмо в Англию какой-нибудь девушке, в которую безумно влюблен, или пошел на какую-то другую вечеринку. Всегда находится много причин для того, чтобы все шло не так, как ты рассчитываешь.

Снова появился мистер Джамшед. Он кричал ей сквозь смех, разговоры и табачный дым про какой-то концерт, который скоро состоится, и какого-то нового композитора, похожего на Баха с его симметрией. Она улыбалась и кивала, но не могла сосредоточиться и внезапно почувствовала усталость.

Ее платье липло к спине, ноги болели, она уже с тоской думала о постели и нормальной жизни. А потом, когда подняла глаза, увидела, что Фрэнк стоит у двери и глядит на нее.

– Извините, я отлучусь на секундочку, – сказала она мистеру Джамшеду. – Я… – и ушла.

Не говоря ни слова, Фрэнк взял ее за руку и привлек к себе.

– Я опоздал. – Он выглядел взъерошенным и чуточку ошалевшим, словно прошел совсем недавно через какие-то немыслимые испытания. – И страшно голодный.

– Правда? – Она почти ненавидела смятение, бушевавшее в ее сердце.

Она принесла ему еды, и они танцевали, когда он ел. Сначала один танец, потом второй.

В половине четвертого утра Фрэнк, Вива и Тори сидели вместе на балконе.

– Как когда-то, – сказала Тори. – Словно мы снова на старушке «Императрице».

Вива взглянула на Фрэнка и увидела, как он недоверчиво покачал головой.

Слабое розовое зарево осветило горизонт в том месте, где скоро взойдет солнце. Из мрака стали проступать гребни крыш.

– Я слишком много выпила, – сказала Тори, приканчивавшая четвертый или пятый коктейль из джина с лимоном и содовой. Она лежала на кровати, положив под голову подушку. – Но хочу сказать, что это была одна из лучших вечеринок в моей жизни. Удивительно, удивительно, прекрасные люди, так здорово! Я считаю, что Бикулла одно из лучших мест на свете.

– Ты права, Тори, – серьезно подтвердил Фрэнк. – Вечеринка была замечательная.

Виве так нравилась его улыбка – такая неожиданная и чудесная, она озаряла его лицо. Вива ничего не могла с этим поделать, хоть и решила не терять голову.

Тори задремала.

– Как же я разбужу ее утром? – внезапно встрепенулась Вива. – Поезд в Ути уходит в десять тридцать.

– Я знаю, – сказал он. – Тори просила меня поехать тоже.

Он убрал со лба Вивы влажную прядь и заправил ее за ухо.

– А ты как считаешь?

Вива заколебалась.

– Я не знаю, – ответила она. Прикосновение его пальцев одновременно успокоило ее и воспламенило все чувства. Она теряла над собой контроль, и ей это не нравилось.

– Я взял в больнице отпуск на какое-то время, – спокойно сообщил он. – В данный момент лучше, чтобы рядом с тобой был какой-нибудь мужчина.