– Это мои друзья. – Она чувствовала, как у нее уходит из-под ног земля, и не знала, что делать. – Вы ведь видели нас на вечеринке. Они вам нравились.

Он пожал плечами.

– Я их не знаю. И его. – Мистер Джамшед ткнул пальцем в Найджела. – Кто он? А он? – Его палец показал на Гая. – Это он приходил к вам сюда?

– Он просто мальчик. Я везла его на пароходе. Мне заплатили за это. Я даже не была с ним знакома прежде.

– Вы не знали его? – удивился мистер Джамшед. – И вы, молодая девушка, привезли его сюда за плату? Нет, я не верю. Даже в Англии невозможны такие вещи.

Его глаза были полны страдания. Лоб избороздили глубокие морщины.

– Мадам, я парси. Мы народ с широкими взглядами, но я обнаружил в вашей комнате бутылки с алкоголем, а теперь еще и это. И я беспокоюсь за свою семью. Я уже слышу упреки от некоторых местных жителей из-за того, что я позволил моим девочкам учиться в университете. А как быть с теми детьми, которым вы якобы помогаете? – Он схватился за голову, показывая, насколько это невозможно.

Она опустила голову. Вся их непохожесть, так интриговавшая ее прежде, превратилась в бездонную пропасть.

– Мистер Джамшед, – сказала она, – я понимаю, как все это выглядит, но я должна задать вам очень важный вопрос. Кто-нибудь видел этого мальчика здесь? – Она показала на фотографию Гая.

– Этого? – Мистер Джамшед внимательно рассмотрел снимок. – Мой сосед, мистер Бизваз примерно так описал того парня. По его словам, он был похож на англичанина. Он вышел на улицу, снял пальто и обувь и поджег их. Сосед закричал на него, но тот убежал.

– Только пальто и обувь?

– Только пальто и обувь.

Она не сразу осмыслила его слова.

– Вы уверены?

– Мистер Бизваз не лжет, – сердито заявил он.

– Господи! – воскликнула она. – Это хорошая новость. Мы думали, что он погиб.

– Вы думали, что он погиб? – Мистер Джамшед принялся чесать в голове, словно плохие мысли бегали по ней как тараканы. – Миссис Дейзи Баркер сказала мне, что вы очень респектабельная английская леди, и вот теперь такое. – Он опустил руку и посмотрел на Виву. – У меня тяжелая ситуация, мисс Вива. Я не могу оставить вас здесь. Сегодня переночуйте, потому что темно, но завтра вам придется съехать. Вы не можете тут оставаться.

– Мистер Джамшед, – запротестовала Вива. – Я все вам объясню. Давайте я позову завтра миссис Баркер, и она поговорит с вами, она…

– Мадам, простите меня. – Он отгородился от нее ладонями, словно щитом. – Но вы обе иностранки, поэтому многого не понимаете. Я могу лишь повторить: вокруг нас живет много фанатиков. Они считают, что такие женщины, как вы… – Он замолчал, не в силах произнести грязное слово. – Не чистые, – сказал он. – Я заступался прежде за вас. Теперь не могу. Это слишком опасно.

– Я понимаю. – Она почувствовала, как краска заливает ее щеки. – Я не глупая.

И тут из мистера Джамшеда полились слова:

– Вы не глупая, и мне больно говорить вам такие жестокие слова, но я беспокоюсь не только за вас, но и за детский приют. Вы не знаете, как смотрят тут на вас простые люди. Они могут улыбаться, но они совершенно ничего не понимают. У вас нет ни семьи, ни мужа, ни детей, ни украшений. Кто вы? Что вы собой представляете? Поверьте мне, мадам, ужасно говорить такие вещи иностранке, приехавшей в нашу страну, но я вынужден это сделать. – Он сухо кивнул ей и пошел к двери.

– Можно я попрощаюсь с миссис Джамшед, Долли и Каниз? Вы все были добры ко мне.

– Нет, – отрезал он. – Извините. Дочери дома, но я не хочу, чтобы они виделись с вами.

Глава 41

Вива слышала о таком феномене, когда некоторые люди – слабохарактерные, как она всегда полагала, – чувствовали себя виноватыми, стоило лишь им узнать, что их обвиняют в преступлении. На следующий день, входя в ворота детского приюта, она это поняла: ей казалось, будто она несет с собой бомбу.

После ухода мистера Джамшеда она часа два собирала вещи, но первым делом сорвала все мерзкие фотографии и выбросила в мусорную корзину.

Ночь она почти не спала, ее мысли крутились вокруг Гая и Фрэнка (ее не покидала мысль, что та безумная ночь в Ути была моментально наказана), вокруг Дейзи, приюта. Она еще чуточку надеялась, что мистер Джамшед сменит гнев на милость и позволит ей остаться.

Конечно, едва ли, но она не представляла, куда ей тогда идти. В нормальной ситуации Дейзи предложила бы ей какое-то место для ночлега, но она не захочет терять Долли и Каниз, ее лучших студенток. А вдруг и Дейзи поверит в слухи об аморальности Вивы, что тогда? Не исключено, что Дейзи просто не захочет с ней разговаривать, и тогда придется снова снимать комнату в ИВКА, мысль неприятная.

Она распахнула дверь с затейливым узором и с облегчением увидела, что во дворе абсолютно ничего не изменилось. Все то же мрачноватое и красивое здание с закрытыми ставнями, напоминавшее огромную, обветшалую голубятню; те же птички в кроне тамаринда, во дворе и в тени веранды; миссис Боуден читает вслух со своим йоркширским выговором из знакомой книги под названием «Английская поэзия для девочек Индии».

Малые зерна песка, —

декламировали вместе с ней девочки своими певучими голосами, —

Малые капли воды

Рождают большой океан,

Зеленых полей размах.

Малые зерна добра,

Малые крохи любви

Рождают Рай на земле,

Такой, как на небесах[77].

Вива шла по двору, неся с собой невидимую бомбу. Садовник в плоской мусульманской шапочке гонял метлой опавшие листья. На скамейках терпеливо сидели пациенты, дожидаясь, когда в десять пятнадцать откроется дверь и доктор начнет прием.

Потом она шла по темному коридору в офис Дейзи, и от нервного напряжения у нее кружилась голова. Что, если Дейзи не поверит ее рассказу про Гая и фотографии, про его имитацию самоубийства? Не поймет, зачем Фрэнк неожиданно явился в Ути? Даже ей самой было понятно, насколько неправдоподобно все это звучало.

Дейзи сидела за стопкой писем, маленькая, одинокая фигурка, и что-то писала, сосредоточенно и аккуратно. Увидев Виву, она вздрогнула и, просияв, вскочила.

– О, привет! Как я рада тебя видеть! Ну, как провела время? – Она рассеянно воткнула карандаш в булочку.

– Все было замечательно, Дейзи. – Вива решила не тянуть и сразу перейти к делу: – Но боюсь, что мне придется сообщить тебе плохие новости.

Дейзи внимательно выслушала всю историю, перемежая ее иногда своими тихими возгласами «Ничего себе!» или «Боже мой!».

– Будет ужасно жалко, если он не позволит Долли и Каниз ходить в университет, – была ее первая реакция. – Они превосходные студентки и очень трудолюбивые. И что там теперь с Гаем? – Ее лицо хранило спокойствие, но на горле выступила нервная сыпь. – Ты думаешь, он продолжит распространять о нас слухи? Это будет очень серьезная неприятность.

– Ох, Дейзи. – Они обе вздрогнули, когда карандаш выпал из булочки и стукнулся об пол. – Мне так неудобно перед тобой! Ничего этого не случилось бы, если бы я не явилась сюда.

– Нет, это чепуха. Я не согласна, – отрывисто сказала Дейзи. – Мистер Джамшед прав – тут всюду шпионы, и никто из местных не понимает, зачем мы все это делаем. Да и как им понять? Они никогда прежде не видели таких женщин, как мы. В общем, дорогой мистер Ганди хоть и проповедует ненасилие, но зато он показал беднякам и женщинам, которые до сих пор даже головы поднять не смели, что они могут жить по-другому. Поэтому сейчас тут копится гнев на британцев, на бедность, гнев на то, что мы учим их женщин. В каком-то смысле мы оказались посередке между двух революций. Рано или поздно этот перегретый котел взорвется. И, конечно, если такие, как ваш мальчишка Гай, начнут распространять слухи, будет еще хуже. Но только не надо думать, что вся причина в нем.

– Что же делать с ним? – спросила Вива.

– Хороший вопрос. Но никто не станет арестовывать человека за то, что он сжег свое пальто.

– Но он незаконно проник в мою комнату.

– И что ты хочешь сделать?

– Думаю, что надо обратиться в полицию.

– Возможно, – неуверенно согласилась Дейзи. – Но, сделав это, мы откроем другую банку с червями. Понимаешь, полиция уже пыталась нас закрыть под давлением некоторых горячих голов из нового конгресса. Но пока что нам удавалось выстоять.

– А наши сотрудники, что они думают?

Дейзи подняла карандаш с пола и крутила его в руках.

– Когда к нам явился правительственный чиновник, он признал, что мы делаем хорошее дело, но сказал, что нам нужно закрыть приют, потому что власти больше не могут гарантировать нам защиту. Это было еще до твоего прихода. Пожалуй, я должна была тебя предупредить.

Женщины посмотрели друг на друга.

– Когда я сообщила об этом сотрудникам и детям, все рыдали и просили нас не уходить. Это было ужасно, просто сердце разрывалось от жалости. У этих детей, Вива, нет ничего. Я не говорю, что все из них хотят быть здесь, нет, но если мы их бросим, они либо умрут, либо окажутся на улице. Ведь это надо понимать.

Дейзи сняла очки. Наступило долгое молчание.

– Извини, Дейзи, что помешала тебе. Ты ведь тут сейчас работала, – сказала наконец Вива.

Глаза Дейзи, без очков словно голые, показались ей немолодыми и испуганными.

– Я нуждаюсь в детях не меньше, чем они во мне, – спокойно сказала она. – И это правда. Но теперь вернемся к нашей проблеме. Ты думаешь, что этот Гай Гловер снова ударит? Или это было только глупое хвастовство?

– Не знаю, – ответила Вива. – Хотелось бы мне знать. Но что я знаю точно, так это то, что я не хочу, чтобы из-за меня закрыли приют.

При упоминании Гая в голове Вивы пронеслась целая стая противоречивых мыслей: да, она боялась его, и да, если он по-настоящему сумасшедший, ей надо бы испытывать к нему жалость, а она чувствовала гнев, простой и чистый. Да как посмел этот слабоумный юный позер причинять всем такие неприятности? Ну, плохо ему было в английской школе, и что с того? Все равно, он никогда не голодал, как дети из приюта, никогда не работал до упада, как Дейзи, чтобы накормить их и обучить грамоте. Но были у нее и другие мотивы, признать которые ей было гораздо труднее. Дело в том, что из-за Гая внутри ее сдетонировала бомба. В ту ночь в Ути она набросилась на Фрэнка как сумасшедшая или как дикое животное. Теперь, после того как у него было время на размышления, что он думает о ней?

Она молча сидела на стуле. Где-то звякнула кастрюля. С двора донеслись детские голоса – дети выкрикивали потешки: «Мэри, Мэри, расскажи нам, как твой сад растет?»

– Я не пойду в полицию, Дейзи, – сказала она, поразмыслив. – Слишком много можно потерять.

– Точно? – Нервная сыпь поднялась у Дейзи до подбородка. – Я не хочу, чтобы ты оказалась в опасности.

– Точно, – отозвалась Вива. – Думаю, что это была его последняя выходка и теперь он поедет домой.

– Ты уверена?

– Уверена. – Они улыбнулись друг другу так, словно понимали, что порой ложь бывает полезнее правды.


Через восемь дней после этого разговора Вива перебралась в свое новое жилье на втором этаже детского приюта. Комната была голая, словно келья монахини: железная кровать, ободранный гардероб и временный стол – широкая доска на двух ящиках, – вот и вся мебель. Ей это нравилось: нормальное место для работы, даже для покаяния, и она снова экономила на жилье. А если встать из-за стола и распахнуть ветхие ставни, увидишь за окном перистую листву тамаринда. Дейзи рассказывала ей, что в северной Индии тамаринд считается священным деревом Кришны, бога, воплотившего идеал любви. И что Кришна сидел под тамариндом, когда был в разлуке с Радхой, своей любимой, и испытал неземной восторг, когда ее любовь вошла в него.

Но Талика сообщила ей более мрачную версию: тамаринд – вместилище духов, и это всем известно. Она показала, как из-за этого листья тамаринда на ночь закрываются.


Теперь каждое утро Вива слышала печальные звуки раковины, раздававшиеся во дворе, гул детских голосов из спальни на третьем этаже и временами звяканье колокольчика, когда некоторые дети выполняли утреннюю пуджу.

Они с Дейзи договорились о ее новом графике работы. Утром она четыре часа вела уроки с детьми, потом был ленч, а после этого она записывала детские истории. Душераздирающее занятие, она уже это поняла. За день до этого она просидела два часа с Прем, маленькой гуджаратской девочкой с печальными глазами, которая рассказала ей про землетрясение, произошедшее в ее родном городе Сурате. Вся ее семья погибла, а ее спасла добрая леди, которая велела называть ее тетей. Как эта тетя привезла ее на поезде в Бомбей и заставила заниматься проституцией – с печальной улыбкой малышка называла это «девочкой для отдыха», как ее били и унижали мужчины, а потом она убежала и пришла сюда.

В конце их разговора Вива сказала, что в рассказе о ее судьбе может поменять ее имя на другое.