Джулия Грегсон - Пряный аромат Востока

Во вторник, 3 ноября, вечером накануне открытия фестиваля, Виджай в роли царевича Рамы носился, размахивая картонным мечом; Чинна, сирота из Бандры, играла Зиту.

Пока все бурно аплодировали, Дейзи заглянула в дверь и попросила Виву, миссис Боуден и Ваибхави, их индийскую сотрудницу, зайти к ней в офис.

– Я знаю, как вы невероятно заняты, – извинилась она, когда все четверо втиснулись в маленькую комнатку, – и не стоит принимать это близко к сердцу, но вчера тут кое-что случилось, и я не имею права замалчивать это происшествие.

Она встала и вынула из книжной полки несколько книг.

– Все вы знаете, что это сейф. Денег там немного, увы, но хранятся важные документы, касающиеся дома. Два дня назад, когда я пришла на работу, он был взломан. Кто-то взял мою адресную книгу и списки детей и оставил довольно наглую записку.

– Я не хочу сегодня портить детям праздник, – Дейзи сняла очки и тщательно протерла их, – и после фейерверков, как всегда, устрою наш праздник Дивали, на который вы все, конечно, сердечно приглашаетесь. Но все-таки помните о некоторой осторожности.

– Что вы имеете в виду? – спросила миссис Боуден, которая любила определенность, черное или белое, и уже дала понять, что не пойдет на праздник.

– Только это, – сказала Дейзи. – Первое: будьте осторожны со своими личными вещами. Второе: соблюдайте наше строгое правило и пересчитывайте детей, когда выходите с ними на улицу. Дивали восхитительный праздник, и хотя вокруг нас живут прекрасные люди, не всем нравится то, что мы тут делаем. Вот и все.

Она широко улыбнулась. Никто особенно не встревожился. Когда Дейзи рядом, всем было проще думать, что не может случиться ничего плохого.

Дети настояли, чтобы Вива нарядилась для праздника. В пять часов она надела свое красное шелковое платье. На улицах уже били барабаны, звучали надтреснутые звуки рога, крики и смех, а над ее головой раздавался быстрый топот ног восторженных ребятишек.

Через несколько мгновений в дверь постучали. Там стояла нарядная Талика – в красивом сари персикового цвета, на худеньких руках стеклянные браслеты, глаза подведены углем, в маленьких ушах тяжелые золотые кольца. Она выглядела одновременно такой гордой, робкой и сияющей, что Виве захотелось обнять ее, прижать к себе, но она сдержалась. Несколько недель назад, когда Вива спросила ее, скучает ли она без объятий мамы, Талика гордо ответила: «Моя мама никогда меня не обнимала. Она приходила с фабрики слишком уставшая». Словом, еще одна кошка, которая гуляет сама по себе.

За Таликой стоял маленький Савит, мальчик с ужасающими ожогами на ноге. Он был одет в новенькую курту[79], на голове золотая корона. Рядом была Нита в пурпурном сари с маленькой тиарой, усеянной самоцветами; ее лоб тоже украшали рубины и жемчуг.

– Я красивый? – спросил ее Савит.

– Ты выглядишь чудесно, – ответила Вива. – Как сам бог Рама.

Он крепко зажмурился и чуть не задохнулся от восторга.

Через час, когда Вива вышла на улицы со своими маленькими подопечными, они смотрели ей в лицо, а когда она ахнула от восторга, они засмеялись и захлопали в ладоши. Ветхие лавки и покосившиеся веранды преобразились в светящиеся шары, которые были ярче звезд на небе. Каждая хижина, каждая повозка, каждый дюйм, который можно было осветить, горел огнем; окна были полны горящих свечей, тощие деревья украшены гирляндами и горели на фоне неба словно рождественские елки. Толпы людей, разодетых в пух и прах и сверкающих драгоценностями, приветствовали друг друга на улице.

Какое-то время она бродила с детьми между лотков, ломившихся под тяжестью липких сладостей, морковной халвы и миндальных пирожных. Савит мучился со своей картонной короной, но отказался ее снимать. Он хромал рядом с ней сквозь густую толпу и, крича, объяснял, что пришла Ума, богиня света.

– Она принесла свет в нашу темноту, – сказал он.

Она слышала барабаны, нестройные звуки труб, а потом над головами толпы проплыл кривоватый помост с величественной богиней, украшенной гирляндами магнолий и окруженной лепестками роз и жасмина.

Мужчина, державший на плечах толстого карапуза, загородил Савиту весь вид. Мальчик терпеливо ждал.

Теперь ее тянула за рукав Талика.

– Мамджи, мамджи! – воскликнула она. (Когда Талика была взволнована, она часто называла ее мамой.) – Сегодня придет Лакшми.

Лакшми была богиня благополучия и богатства. Вива уже знала, что сегодня в Бикулле будут открыты настежь все двери, чтобы богиня могла войти в дом и принести в него процветание. Потом начался фейерверк: огненные колеса разбрасывали сверкающие брызги в оранжевом ночном воздухе, взлетали стремительные ракеты, окрашивая лица синим, желтым и розовым светом и заставляя людские толпы ахать от восторга.

Две недели назад местные торговцы стали донимать людей, чтобы те сдавали деньги в фонд Дивали, звонили в колокольчик у ворот приюта, прерывали уроки, выпрашивая деньги на фейерверк. Вива посетовала Дейзи, что считает все это ненужной тратой средств. Зачем пускать деньги на дым? Но теперь она увидела, что ошибалась.

Суть праздника вот в чем: в эту ночь, самую темную ночь в году, в одной из беднейших стран на земле празднуется надежда. И она тоже празднует вместе со всеми, стоит в толпе, ахает, пораженная радостной надеждой этих бедняков, верой в то, что их жизнь станет лучше.

– Занятно, правда? – Возле нее появилась Дейзи; с ее шляпы свисала канитель. – Я надеюсь, ты придешь ко мне на вечеринку?

– Только попробуй меня не пустить, – усмехнулась Вива. После многих недель изматывающей работы ей внезапно захотелось повеселиться.

К полуночи праздничная суета стала затихать. Вива уложила детей спать и снова вышла на улицу. Люди шли домой в мареве разноцветного дыма от фейерверков. Под столами бродила собака и подбирала объедки.

Сойдя с тротуара, она услышала звяканье колокольчика, шуршание колес; кто-то осторожно дотронулся до ее плеча.

– Мадам сахиб. – Жилистый одноглазый человечек (другой его глаз напоминал засахаренный миндаль) показал рукой на свою повозку. – Мисс Баркер прислала за вами. Садитесь, пожалуйста.

Он тронулся с места, его костлявые ноги ритмично отталкивались от дороги, и Вива, уставшая за вечер, откинулась на ветхую спинку кресла и чуточку задремала. Проснувшись, она приподняла парусиновую ткань, отделявшую ее от улицы, и увидела, что они движутся по грязной улице, по обе стороны которой висело белье.

– Не туда, – сказала она. – Мисс Баркер живет возле больницы «Амбрелла». Остановитесь, пожалуйста.

Но он не оборачивался; колеса продолжали крутиться.

– Остановитесь немедленно! – крикнула она, но он не ответил. Потом она почувствовала резкий толчок, и ее сердце тревожно забилось – она огляделась по сторонам и ничего не узнала. – Извините! Извините! – Ей казалось важным сохранять вежливый тон. – Мне надо было не сюда. Это не та улица!

Она попыталась наклониться вперед, но ее отбросило на сиденье скоростью, которую он развил.

Они мчались вниз по какой-то узкой улице, мощенной булыжником, от тряски у Вивы стучали зубы. Справа она видела трущобы, которые местные называли чолс, угрюмые строения, где жили сезонные работники. Они были погружены в темноту, кроме слабых пятен света от керосиновых ламп. Рикша рывком повернул направо; на углу улицы она увидела двух женщин в сари, стоявших в круге света перед узким зданием с зарешеченными окнами. «Уличные девицы», – подумала она.

Резво пробежав еще некоторое время, рикша замедлил бег – дорога пошла в гору. Снова откинув ткань, она решила, что тут безопасно выпрыгнуть. Подобрав концы шали, она приготовилась к прыжку, но поворот влево лишил ее равновесия, и она уронила сумочку. На пол упали помада, компактная пудра, блокноты и ручки.

Рикша остановился. Из-за занавески показался белесый глаз. Она увидела неровные зубы, испачканные соком бетеля.

Она почувствовала за своим ухом острие ножа.

– Выходи, – сказал он.

Черный блокнот упал к ее ногам. Там были записи, которые она планировала набрать завтра на машинке.

– Мне нужно это, – сказала она, стараясь не шевелиться и не моргать. – Пожалуйста, можно я подниму?

Кончик его ножа уткнулся глубже в ямку между челюстью и ухом.

– Не двигаться, – сказал он.

Ободранный башмак отшвырнул блокнот в кучу мусора возле открытой канавы.

– Пожалуйста, – сказала она, – возьми все деньги из сумочки, но отдай мне мой блокнот.

На этот раз нож уткнулся ей в шею.

Она услышала его вздох. Его правая нога подвинула к ней блокнот.

Он нагнулся и отдал ей блокнот, ненадолго убрав нож.

– Спасибо, – сказала она, но он покачал головой и толкнул ее в спину.

– Иди.

В этой части города не было никаких праздничных украшений, только ночное небо слегка окрасилось в оранжевый цвет. По обе стороны дороги темнели мрачные трущобы.

Он вел ее по такой узкой дорожке, что ей пришлось идти впереди него. С одной стороны от них была открытая канализация, от которой воняло мочой, а по другую кучи хлама, обломки велосипедов и нечто похожее на труп животного средней величины, возможно, осла. Проходя мимо, она увидела шерсть и неподвижный глаз.

Напрягая слух, она уловила приглушенные звуки за окнами: крик ребенка, звяканье бутылки, дребезжание музыки. Время от времени он больно толкал ее, бормоча гора (чужестранка) – и грязные ругательства, которые она узнала от уличных мальчишек.

В конце улицы рикша остановился перед узким и высоким домом с крепкой дверью. Окна были закрыты грязными жалюзи; за ними не было огней.

– Пришли, – буркнул он.

Дверь открылась. Чьи-то руки втащили ее в коридор, освещенный масляной лампой. Мягко застучали ноги. Кто-то схватил ее за волосы и, прежде чем она успела закричать, ей в рот засунули тряпку, пропахшую бензином.

Открылась еще одна дверь; ее так резко пихнули в липкий мрак, что она стукнулась головой обо что-то деревянное, стул или подоконник. Падая, она услышала скрежет ножек стула по полу и крик мужчины. Последнее, что она почувствовала, были веревки, которые затянули вокруг ее запястий и шеи, потом удар и темнота с привкусом металла.

Когда Вива пришла в себя, она увидела перед собой мужчину средних лет в расшитой мусульманской шапочке. Он смотрел на нее выпуклыми глазами с желтоватыми белками. От него пахло чесноком.

– Она очнулась, – сообщил он кому-то на хинди.

Ее била дрожь. Она мерзла. Запястья опухли и покраснели в тех местах, где они были туго связаны веревкой. От мешка, наброшенного на ее плечи, пахло коноплей и плесенью.

– Я Анвар Азим, – сообщил мужчина в шапочке.

Это был невысокий, но крепко сложенный мужчина с большим, слегка кривым носом и россыпью золотых зубов и толстыми губами. На нижней губе виднелся большой шрам от давнего пореза. У него был хриплый бас заядлого курильщика. По-английски он говорил хорошо, хоть и холодным тоном.

– Я уже давно хотел встретиться с вами, – сказал он.

Он шумно очистил свои носовые проходы, и этот презрительный жест наполнил ее ужасом. Потом очистил свой рот, сплюнув в медную плевательницу, стоявшую в углу комнаты, и опять бесстрастно посмотрел на Виву.

У нее ужасно болела голова, ей было трудно рассмотреть его лицо либо комнату, в которой ее держали, но она видела, что она маленькая, примерно десять на двенадцать футов, с грязными стенами и рваным ковром. В углу, на столе, засыпанном окурками, стояла кричаще-яркая гипсовая статуя бога Ганеши с головой слона. На шее у него висела гирлянда сухих бархатцев, а в руках красный игрушечный автомобиль.

Он понял, куда она смотрит, и сказал, что это не его комната.

На середине его виска виднелось темно-коричневое пятно правоверного мусульманина, который молился на коленях несколько раз в день.

Вероятно, она потеряла сознание – когда она снова проснулась, на нее смотрел молодой человек с жидкой бородой и приятным, но изрытым оспами лицом. Он лежал на чарпое, стоявшем перед закрытой дверью. Болевой разряд пронесся в ее голове, когда она повернулась и взглянула на него.

– Я хочу пить, – сказала она. – Воды, пожалуйста.

К ее удивлению, он немедленно вскочил.

– Конечно, – сказал он. Взял графин с водой ржавого цвета и налил ей в стакан.

Он поднес стакан к ее губам, и она сделала несколько шумных глотков. Он отвел глаза, словно она вызывала у него отвращение.

– Прошу прощения, – сказал он звучным и четким голосом, – это место немного задрипанное. Я понятия не имею, какие тут требуются санитарные мероприятия.

От неожиданности она раскрыла рот.

– Почему я тут? Что я такого сделала?

– Я не могу вам сказать, – ответил молодой человек. – Это не моя территория корабля. Мистер Азим вернется позже. Тем временем можно перекусить. Вы хотите что-нибудь съесть?