Джулия Грегсон - Пряный аромат Востока

– Если вы пришли из больницы, уходите, пожалуйста, – сказала она. – У меня все в порядке, я уже вам говорила.

Ой-ой-ой, подумала Вива, не зная, огорчаться ей или радоваться. Ку-ку или что-то вроде того – надо быть осторожнее.

– Я не из больницы, честное слово. Мое имя Вива Холлоуэй. Несколько лет назад вы любезно прислали мне в мой пансион в Уэльсе чемодан, принадлежавший моим родителям. И написали, что сундук с их вещами останется у вас, пока я не приеду за ним в Индию. И вот я приехала – впервые с моего детства.

– Послушайте! – Старушка сверкнула глазами и погрозила ей пальцем. – Я не уеду отсюда. Я имею полное право жить здесь.

Собачка спрыгнула на пол и уселась возле Вивы, поджав хвост.

– Вы напугали Бренди.

– Какой милый. – Вива посадила его на колени и погладила по спине, надеясь таким образом снять напряжение. – Он чихуа-хуа?

– Да, – гордо ответила старуха. – Вам известно, что эту породу вывели в годы правления династии Мин, чтобы они ловили мышей во дворце императора? Если вам интересно, у меня куча книг об этом.

Вива на мгновение повеселела. Может, этим дело и ограничится? Она прочтет в Шимле про собачек чихуа-хуа. И все.

– Вы можете сделать мне одно одолжение? – Старушка пристально посмотрела на нее. – Мы держим лакомства за подушкой, на которой вы сидите. Вы можете угостить его? Он так хорошо вел себя этим утром, а теперь разнервничался.

Она показала на ярко-красную подушку с вышитой птицей. Отодвинув ее, она чуть не вскрикнула, там лежало что-то ужасное – маленькая лапка, то ли кошачья, то ли кроличья. На ней были клочки шерсти и обрывки мяса.

– Здесь какая-то кость, – сказала она, не решаясь дотронуться до нее.

– Вы можете передать мне ее? Хороший человек на рынке отдает мне это даром.

Содрогнувшись от отвращения, она протянула миссис Уогхорн вонючую лапку – кролика, теперь она была в этом уверена, а старушка сунула ее в острые зубки Бренди.

– Знаете, это самые добрые люди на свете. Я думаю, мы несправедливы к ним.

Вива посмотрела в ее водянистые глаза.

– Я рада, что они хорошо к вам относятся, – сказала она.

При других обстоятельствах Вива с удовольствием позволила бы немолодой леди подробно рассказать о своей работе учителем, а в ответ рассказать о своем доме в Бомбее, но в тот момент об этом не могло быть и речи.

– Вам холодно? – Агрессивный взгляд миссис Уогхорн немного смягчился. – Если да, то мы можем вывернуть фитиль на парафиновом обогревателе или дать ему хорошего пинка. Вообще-то вы можете мне помочь. Фитиль давно нужно подрезать. Вон там ножницы.

Вива опустилась на пол и почувствовала песок и камешки под коленями. Маленький обогреватель пыхтел, выбрасывая клубы едкого черного дыма.

– У меня был такой же в Лондоне. – Она подняла стеклянный колпак и отстригла верх почерневшего фитиля, потом повернула маленькое колесико. – Они бывают коварными. Вот, готово. – Она зажгла фитиль, и он загорелся ярким желто-лиловым пламенем. – Вот так хорошо.

– Ой, спасибо, дорогая. – У миссис Уогхорн слезились глаза. – Ужасный дым! Вы очень любезны. Простите, что я грубо разговаривала с вами; понимаете, они посылают ко мне женщин из клуба.

Вива повернулась к ней.

– Вы уверены, что не помните меня? – спросила она. – Я дочь Фелисити. Мой отец, Александр Холлоуэй, был железнодорожным инженером. Когда вы меня видели, мне было восемь или девять лет. Я вас помню – я тогда чуточку вас боялась, потому что вы были директором школы.

– Да-да, вы абсолютно правы. Много лет я тут возглавляла школу. – Упоминание о школе, казалось, взбодрило старую леди. – Мы с моим супругом Артуром управляли тут всем. У нас было сорок детей на пансионе, тридцать дневных учеников, индийцев и англичан. Наша школа называлась «Уайлдерн». Замечательное было место. Там я встретила Гари… – Она внезапно осеклась, сложила руки под подбородком и посмотрела на Виву долгим суровым взглядом. Потом зажмурила глаза и задумалась. – Знаете, я не помню вас. Мне жаль. Так много детей прошло через нас.

– Это не важно, – успокоила ее Вива. – Это моя вина. Правда.

Бедная старушка расстроилась, и Вива поняла, что расплачется и сама, если не возьмет себя в руки, и это будет невыносимо.

– Вы мне писали. Мне надо было приехать раньше.

– У меня слабеет память, – бубнила старушка, – но я помню Фелисити. Милая, прелестная женщина. Можно я расскажу вам о ней подробнее, когда буду не такой усталой?

Собачка стала рыться за другими подушками и извлекла розовый корсет из китового уса, пыльные зажимы для волос и лифчик. Вива сунула их обратно, радуясь, что старушка ничего не заметила.

– Боюсь, что я утомила вас, – сказала Вива. – Я могу вернуться к вам завтра.

Старая леди посмотрела на нее, потом на часы, которые прикалывала к платью.

– Нет, – сказала она. – Останьтесь и попейте чай. Гари сейчас придет. Где он там?

Она закашлялась, судорожно, долго. Вива обвела взглядом комнату, пачки старых газет, пыльные граммофонные пластинки, грязные пепельницы. Теперь хотя бы парафиновые пары стали не такими едкими.

– Простите, дорогая. – Миссис Уогхорн перестала кашлять, вытерла губы большим пятнистым носовым платком и любезно улыбнулась. – Ах, какой мне сюрприз. Такая хорошенькая девушка в такой мрачный день. Скажите мне, вам очень нужны деньги? – Она посмотрела на нее так пронзительно, что Вива могла бы сосчитать поры на ее лице. – Вот я гляжу на вас, – сказала она, – и вы не очень похожи на Фелисити, скорее на вашего отца.

Вива затаила дыхание, но тут открылась дверь и вошел Гари с подносом. Миссис Уогхорн потеряла нить разговора.

– Превосходно! – сказала она. – Поставь его здесь. – Она показала на табурет.

– Я только что сказала этой молодой особе, – объяснила она ему, – что я учила тебя в «Уайлдерне». Теперь я не могу без него жить, – сказала она Виве. – Он прирожденный джентльмен.

Гари сложил ладони и поклонился миссис Уогхорн.

– Она мой учитель, – сказал он Виве. – Учитель моей жизни.

– Ой, какой прелестный чай ты нам принес. – Миссис Уогхорн встрепенулась при виде сэндвичей с джемом, двух ломтиков фруктового пирога, большого, грязноватого серебристого чайника и двух фарфоровых чашек. – Ты молодец, что не забыл подать нож для пирога.

– Простите. – Дрожащей рукой она налила чай и протянула Виве стучавшую о блюдце чашку. Молоко свернулось в комочки. – Я ненавижу буйволиное молоко, – сказала она. – Скучаю по настоящему чаю. Теперь скажите мне вот что, – продолжала она, когда Гари вышел и они остались одни. – На какой позиции вы стоите в индийском вопросе? Но прежде я вам скажу. – Она поставила чашку и подняла кверху большой палец, как бы в подкрепление своих слов. – Вы сейчас видели Гари. Видели, какой он замечательный, из хорошей семьи и все такое. Он был очень хорошим учеником, одним из лучших, а после школы мог устроиться только водителем или слугой – дело в том, что у его семьи нет денег. – Глаза у миссис Уогхорн наполнились слезами. – Он уверяет меня, что ничего страшного, но я глубоко обижена этим. Вы согласны?

– Конечно, согласна, – ответила Вива. – Это неправильно.

– Ну хорошо. Тогда договоримся вот о чем. Если хотите, вы можете остаться на ужин. Давным-давно я пыталась поговорить об этом с одной женщиной из клуба. С ужасной особой. Они думают, что я выжила из ума и теперь подсылают мне людей из больницы.

Миссис Уогхорн снова разволновалась.

– Я не имею к ним никакого отношения, – мягко объяснила Вива, – клянусь вам. Спасибо за приглашение на ужин, но не сегодня. Я вернусь в свой отель, приму ванну и лягу пораньше спать.

В окне над головой Мейбл Уогхорн небо окрасилось в багрово-серые цвета, пошел снег крупными хлопьями.

Подчиняясь мимолетному импульсу, она наклонилась вперед и взяла старушку за руку. Рука была легкая, словно листок, и от нее еле заметно пахло сигаретным дымом.

– Я бы хотела прийти завтра утром, если можно.

Старушка посмотрела на нее.

– Только не приходите слишком рано, – предупредила она. – Утром мы с Гари читаем книги.

– Я не хочу вмешиваться в ваш распорядок. – Когда Вива встала и надела пальто, в ее кармане зазвенели ключи. – Но я приехала в Шимлу ненадолго и очень хочу взглянуть на сундук моих родителей. Я для этого и приехала. – Она заметила, что в глазах старушки опять мелькнуло смущение.

– Господи, конечно, конечно. Боже мой! Дайте-ка мне подумать. – Она поставила чашку и приложила палец к виску с такой нарочитостью, что Вива заподозрила, не стратегия ли у нее вся эта игра в забывчивость. – Я надеюсь, что найду этот проклятый сундук, – сказала она. – Я вам писала про этих проклятых красных муравьев в прошлом году?

Словно красные муравьи могли сожрать целый сундук – все воспоминания о жизни ее родителей.

– Я переночую в «Сесил». – Вива старалась говорить спокойно и внятно. – В одиннадцать утра можно к вам прийти?

Ответа не было. Голова старой леди упала на грудь, веки опустились. Когда Вива подняла голову, в дверях стоял Гари и ждал, чтобы вывести ее на улицу.

– Можно убить много людей, но невозможно убить жизнь, – объявила миссис Уогхорн на следующее утро, вскоре после прихода Вивы. Было десять минут двенадцатого. По ее словам, они с Гари читали «Махабхарату» – они делают это почти каждое утро.

– Вы читали ее? – спросила она у Вивы. – Там полно удивительно мудрых вещей. Это не единственный ключ от жизни, – добавила она, – но, несомненно, один из них.

Чтение ее явно взбодрило. В это серое зимнее утро старушка надела ярко-оранжевое домашнее платье и красивые янтарные бусы. Она даже слегка нарумянила щеки.

– Сегодня я гораздо бодрее, – сообщила она Виве, когда шла впереди нее в гостиную, где на низком табурете стояла в вазе ветка свежей бугенвиллеи. – Вчера я слишком много говорила о себе. Теперь мне интересно послушать вас.

Прикосновение руки старой леди было одновременно успокаивающим и неприятным. Вива чувствовала себя неважно после ужасно скверной ночи. Ей приснился дом-лодка в Сринагаре. В каюте вместе с ней жила Талика, более взрослая и упитанная. По озеру бежали огромные волны, такие бурные, что суденышко качалось, и они с Таликой не могли устоять на ногах и падали на пол. Талика злилась. «Почему тут не на что повесить одежду?» – кричала она, сверкая глазами и зубами. Она бросала охапки сари и блузок чоли на пол и топтала ногами нежный шелк, оставляя на нем грязные следы. Вива беспомощно смотрела, сгорая со стыда.

Она попыталась извиниться; Талика дотронулась до ее волос.

– Ничего, мабап, – она снова сказала это нежное индийское слово. – Ты моя мама и мой папа. – И она поцеловала ее, вещь немыслимая для индийской девочки – она никогда не поцелует англичанку, такое можно увидеть разве что во сне.

– Вероятно, я напугала вас вчера, – сказала Вива миссис Уогхорн. – Я действовала под влиянием момента.

– «Под влиянием момента». Какое замечательное выражение, правда? Это Шекспир? – Старая леди наклонила голову набок, словно насторожившаяся птица. – Шпоры в бока, вперед, вперед в атаку. Вы действительно хотите сделать это сегодня? – Ее глаза округлились, их заволокло молочным туманом. – Только там ужас, сплошной ужас.

– Что именно сделать?

– Господи, я забыла вам сказать? – У миссис Уогхорн задрожал голос. – Мы отыскали его. Сундук. По крайней мере, Гари думает, что это он. На нем имя вашей матери.

У Вивы заколотилось сердце.

– Вы уверены, что это тот самый? Вы открыли его?

– Нет, конечно. Ведь это не наш сундук.

– Где он.

– В сарае. Вчера я так волновалась. Гари искал несколько часов. Все жильцы дома сваливают туда свой хлам. Но он такой милый мальчик, не жаловался. Боюсь, что сундук очень грязный.

– Ничего, ничего. – Вива не знала, радоваться ей или огорчаться.

– Во время муссонов сарай часто заливает. Я уже много лет туда не заходила. – Старушка прерывисто дышала.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, – сказала Вива. – Все хорошо.

Миссис Уогхорн села и пошевелила ногами в шлепанцах; она снова ненадолго ушла в себя.

– Если вы не возражаете, – сказала она, помолчав, – я не стану спускаться с вами вниз. Гари отведет вас, а потом вы, если хотите, останетесь на ленч. Мать Гари принесла цыпленка бирьяни, он очень вкусный.

У Вивы сжался желудок при мысли об этом.

– Я лучше погляжу, сколько времени у меня уйдет на сундук, – сказала она.

Чиркнула о коробок спичка; глаза миссис Уогхорн снова сделались туманными и отрешенными – она закурила сигарету «Крейвен А».

– Конечно, – ответила она. – Удачи.

Когда Вива и Гари вышли из дома, она взглянула на небо – там летели грачи.

– Сегодня опять холодно, – сказала она, хотя дрожала не от холода – но ей не хотелось, чтобы Гари понял настоящую причину этой дрожи.