Джулия Грегсон - Пряный аромат Востока

Каждый вечер у нас устраиваются вечеринки или другие развлечения, и мы в них участвуем. У нас появился новый друг, Найджел; он занимает небольшую должность на государственной службе где-то на западе Индии; он спокойный, но очень умный и с хорошим чувством юмора. В отличие от большинства пассажиров «Императрицы» он не хочет возвращаться в Индию, так как уже прожил четыре года в глубокой провинции и хотел бы остаться дома. Он рассказал нам, как в прошлом году к нему пришел индиец и принес ухо жены, завернутое в обрывок газеты. Он отрубил его в припадке ревности, но потом простил ее, и теперь спросил у Найджела, не знает ли он способа вернуть его на место!!! Еще на пароходе плывут чайные плантаторы, армейские офицеры и прочая публика, есть несколько детей с их айя – няньками.

Еще мы познакомились с Джейн Баррелл (крупной и шумной дамой) и тремя ее подругами. Фрэнк, помощник судового доктора, тоже очень приятный молодой человек. Он отрабатывает свой проезд в Индию, чтобы заняться там исследованиями какого-то вида малярии, точно не помню, но я о такой даже не слышала. Он тоже заботится о нас, а еще рассказывает разные ужасы про суициды в море и о том, как трудно оперировать в девятибалльный шторм. Он очень забавный и красивый. Кажется, Тори положила на него глаз!

Позже:

Простите, я не дописала! Отправлю мое письмо на Мальте.

Мы ввосьмером сошли на берег, так что о нас было кому позаботиться. Фрэнк (доктор) знал респектабельный ресторан с видом на залив. Пол там был посыпан опилками, по ним ходила в сандалиях толстая сеньорита.

На ленч мы ели какую-то рыбу, пойманную этим утром, и креветок, потом она принесла три пудинга, настолько вкусные, что мне даже показалось, будто это сон. (Еще немного такой жизни, и я пойду к алтарю вперевалку. На борту все одержимы едой. В меню каждый вечер бывает по пятьдесят блюд.) Фрэнк насмешил нас историей про девушку из «Рыболовецкой флотилии», которая так растолстела за недели плавания, что по прибытии в Индию свежеиспеченный супруг ее не узнал.

Когда мы вышли из ресторана, почти стемнело. Мы с Тори и наши спутники спускались пешком к заливу. Откуда-то доносилась музыка, зажглись огни, и я почувствовала, как чудесно жить на этом свете.

Мамочка, милая, помоги мне, пожалуйста. Я читала книгу про свадебный этикет и теперь озадачена. Там написано, что речи во время праздничного застолья вышли из моды, но если кто-то и должен приготовить тост, то это должен быть старый друг семьи. Кого же мне попросить? Я почти не знаю Си Си Маллинсон, поэтому ничего не могу решить. Ты можешь написать Джеку и спросить его? Кроме того, в Индии, как я узнала, полагается устраивать свадебный завтрак. Как ты думаешь, стоит ли мне надеть розовое платье из жоржета или это будет слишком нескромно?

Когда ты напишешь ответ, отправь его по адресу: Контора Кука, рю Султан Хуссейн, 15, Порт-Саид. Можно также послать телеграмму.

Ответь мне поскорее. Поцелуй от меня Коннера и угости его морковкой.

С любовью

Роза

Она снова легла на постель и подумала про отца, вспомнила их последнюю поездку в конце лета. Они решили половить форель в маленькой речке в Уэльсе возле деревни Крикхауэлл, их любимом месте. Погрузили все необходимое в багажник старенького «Даймлера»: шаткий примус, двух собак с подстилками, большой клетчатый термос, удочки, раскладушки и старую армейскую палатку, побывавшую на военной службе в Африке. Роза с детства любила такие поездки. С ними часто ездила Тори, а папа учил их разным навыкам, полезным скорее для мальчишек: сражаться на шпагах, сделанных из очищенного от коры орешника, ловить форель, ставить палатку и сооружать дом на дереве. Однажды он даже взял с собой ружье, и они состязались в стрельбе с дерева по банкам. Роза, к своему удивлению, победила всех и до конца поездки заработала прозвище Дик – Меткий Стрелок. Они с Тори перебирались через речку на веревке, а вечером жарили на костре колбаски.

Роза даже сама не понимала, что старалась быть такой же храброй и ловкой, как ее брат Саймон – папа потерял сына и очень скучал по нему. Но во время той поездки, когда они остались вдвоем, все переменилось. Как-то вечером, поджаривая пойманную форель, он зажег ароматную трубку и сказал ей прямо, что жалеет о том, что они с мамочкой дали согласие на эту авантюру с Джеком. Его голос дрожал от волнения. Он сказал, что встреча с «тем самым» человеком – величайший дар в ее жизни и что больше всего на свете ему хотелось бы, чтобы она нашла себе мужа, который был бы достоин ее. Он сидел сгорбившись на складном стуле и внезапно показался ей таким старым и печальным. Тогда она поняла, что, если даже ее замужество не будет благополучным на сто процентов, все равно теперь ее очередь защищать родителей.

Тори проснулась в темноте и снова услыхала странные звуки. Они доносились из соседней каюты, где разместился мальчишка. Серия нараставших стонов, как будто кого-то схватили и мучили, потом бормотание, скрип койки. И тишина.

Испуганная, она лежала в темноте. Если бы парень вел себя более дружелюбно, она немедленно зашла бы к нему и спросила, все ли в порядке, но он был нелюдимым и странным. Девушки часто видели, как он курил на палубе и смотрел на море, а несколько дней назад, на балу в Сиенском салоне, устроил настоящую комедию. Оркестр играл вальсы, нравившиеся полковникам и пожилым пассажирам, и он внезапно вскочил и стал танцевать в одиночку, неистово и неуместно. Старики заворчали. Тогда она улыбнулась ему, ведь они, как-никак, были соседями, но он поспешно отвернулся.

Еще он устроил скандал и заявил, что ужинать вместе с Вивой будет он один. Девушки восприняли это заявление с облегчением, так как он был не самым приятным компаньоном за столом, но, с другой стороны, теперь из-за этого они меньше общались с Вивой, а она, по мнению Тори, была крайне загадочной и интересной особой.

– Могу поспорить, что я старше его года на три, не больше, – посетовала она Розе, – но из-за него чувствую себя пожилой теткой.

– Не забудь, – возразила Роза, всегда мягче, чем Тори, судившая о людях, – что в его возрасте все становятся абсолютно несносными.

– Роза, ты никогда не была несносной, – улыбнулась Тори. – Это я была – за нас обеих.

Звуки прекратились так же неожиданно, как и начались. Тори не знала, что делать, положила голову на подушку, намереваясь все обдумать, заснула и обо всем забыла.

Через пять часов ее разбудило солнце. Она нежилась в его лучах, словно кошка на подоконнике, и снова подумала: «Как чудесно! Я свободна!»

Всего лишь три месяца назад ей не позволялось пудрить лицо без родительского разрешения, гулять одной, без компаньонки, по Лондону, не спать после половины второго ночи, а раз в две недели заставляли ходить на уроки хороших манер к миссис Крэддок в Сэлисбери.

Зато теперь ее день начнется с чая в постели, потом они посудачат с Розой по поводу вчерашнего вечера, потом будет чудесный завтрак, возможно, копченая рыба или яйца с беконом, и восхитительный кофе, который она наконец-то пьет когда хочет и чувствует себя настоящей взрослой леди. Утром их ждут всевозможные игры и, возможно, прогулка с Фрэнком, красивым помощником судового доктора, который вчера вышел на палубу как раз тогда, когда они с Розой любовались морским простором. В шесть часов Вива, милосердно оставлявшая их в покое в течение дня, придет к ним в каюту, и они устроят биши – как объяснила Вива, так на индоевропейском языке маратхи называются женские посиделки.

Накануне вечером, во время биши, у них зашла речь о том, какие качества следует искать в мужчине, и Тори, сама того не желая, рассказала Виве, которая умела внимательно слушать, про Пола, разбившего ей сердце прошлым летом.

– Поначалу все было замечательно, – с грустью начала Тори. – Мы встретились с ним на лужайке возле дома его родителей в Тэнгли, это недалеко от нас. Он был всегда очень сумрачный и утонченный. Три года он работал в Риме искусствоведом. Моя мать толкала меня к нему как сумасшедшая и считала его превосходной партией для меня, потому что у его родителей были деньги, а мы обеднели после войны.

Тори пыталась изобразить все в смешном свете, чтобы Вива посмеялась над ее глупостью, но даже теперь ей было больно и обидно вспоминать, какой чудесной показалась ей та первая встреча: аромат старомодных роз, звон бокалов с шампанским (праздновали тридцатилетие супружеской жизни его родителей) и потрясающий молодой человек в летнем костюме и соломенной шляпе, который учтиво беседовал с ней, рассказывал забавные истории и даже один раз шутливо поцеловал ей руку.

– Пол был на три года старше меня, – продолжала Тори с деланым весельем, – и гораздо, гораздо интереснее, чем другие знакомые парни. Он приглашал меня на концерты, где объяснял мне смысл произведения, дал мне роман под названием «Мидлмарч»[13]. Вы читали его, Вива? Довольно интересный. Пол ужаснулся, что я ничего о нем не слышала. Еще он советовал мне, какие цвета я должна носить. Я даже не знала, что у меня оливковая кожа, пока он не сказал мне.

– А ты помнишь, какое милое письмо он прислал тебе? – Роза поддержала ее шутливый тон, хотя помнила, как после всего ее подруга рыдала в летнем домике.

– О да-да, точно, – ответила Тори. – Ну-ка посмотрим, помню ли я его, – сказала она, хотя слова навсегда впечатались в ее мозг. – «Мир так богат, – произнесла она с театральным пафосом, – он полон бесценных сокровищ и интересных людей. Забудьтесь в нем».

– Интересные слова. – Вива засмеялась; она любила слушать их истории, хотя никогда не рассказывала своим подопечным о себе. – Что же случилось потом?

– Он исчез. – Внезапно Тори расхотелось рассказывать. Дальше все было совсем не забавно. Правда, в которой слишком больно признаться, заключалась в том, что к концу лета Тори была уверена в прочности их отношений. Мечтала о доме, который у них будет, и думала, как они назовут детей.

Но потом, она до сих пор не понимала причину, все рухнуло.

Это произошло однажды утром в начале осени. Пол спросил у ее матери – та боготворила его еще сильнее, так как он общался с ней на беглом французском, – можно ли ему взять Тори на пикник в Магдален, свой старый оксфордский колледж. Мать, предчувствуя близкое предложение руки и сердца, была в восторге и не видела необходимости в компаньонке для дочери.

Утром они побывали в Бодлианской библиотеке, смотрели древние рукописи, а после ленча, под раскидистой ивой возле какого-то там знаменитого моста, он свернул полотенце и положил ей под голову. И неожиданно – все произошло почти помимо ее воли – на нее нахлынул восторг от запаха трав, при виде этой реки, уток, голубого неба, при мысли о том, что рядом с ней ее возлюбленный. Она повернулась к нему, обхватила его лицо руками и поцеловала.

И тут – о, ужас! – он вскочил на ноги и почти что закричал на нее.

– Пожалуйста, больше никогда так не делай! – И отряхнул траву с брюк.

– Почему, глупыш? – Она пыталась сказать это игривым тоном, но безуспешно.

Он стоял над ней на фоне голубого неба и сердито сверкал глазами.

– Я не терплю такие вещи, – сказал он. – Это нелепо и смешно.

Съеденный сэндвич окаменел в ее желудке.

– Я ничего не понимаю, – пробормотала она. (Даже теперь ей было больно вспоминать те минуты.) – Я думала, что мы… Кажется, ты сказал, что любишь меня…

– Тебе до этого еще расти и расти, – отрезал он, словно в этом была ее вина. Вдобавок ко всему она встала, попятилась и нечаянно наступила каблуком на оборку юбки. Юбка сползла вниз, и это добавилось к оскорбительному сознанию, что она опозорилась перед ним.

Всю обратную дорогу она проплакала, ненавидя свои слезы и немножко надеясь, что он одумается. Но он был глух к ее горю. На следующей неделе он появился, снова вежливый и обаятельный, чтобы сообщить ей, что ему снова предложили работу в Риме и он должен туда поехать. И что если по его неосторожности у нее сложилось ощущение, что между ними возможно что-то большее, то ему очень жаль. Она потрясающая, замечательная девушка. Какой-нибудь другой парень будет очень счастлив с ней…

Мать не разговаривала с Тори целых два дня! Зато Роза обняла ее и объявила, что Пол абсолютный мерзавец и свинья и что он будет потом жалеть до конца жизни, что потерял Тори. Они проговорили всю ночь до утра в летнем домике, она выплакала все свои слезы и выкурила столько сигарет, что на следующий день у нее саднило ноздри. Ласковые утешения Розы помогли ей. Теперь плавание на «Императрице» поднимало ей дух, но часть ее души до сих пор оставалась израненной и уязвленной, так что зря она рассказала эту историю…

– Как славно плыть на таком судне в молодые годы, – с грустью сказал ей накануне вечером майор Смит, их попутчик. И точно: танцы, игры, легкий флирт. Но после Пола у нее остался голод. Голод по миру, который он открыл перед ней: полному бесценных сокровищ и интересных людей. Голод по мужчине, который любил бы ее такой, как она есть, без корсета и замысловатой прически. Неужели такое абсолютно, совершенно невозможно?