Горький смешок вырвался из моего рта:

— Но ты не рассказывал. С той зимы ты редко говорил о Косте.

— Да, — Паша шморгнул носом. — Это потому что… потому что ты и мне тогда уже… нравилась, Лиз.

Опять признание. Опять это признание…

— Ты врал ему? — слабо покачала головой. — Врал Косте, что продолжаешь дружить со мной только по его просьбе?

— Мне пришлось. Костя сам виноват. Не надо было… не надо было быть таким трусом.

— А кем стал ты, Паш?.. — Не сдержала мрачного смешка и вновь уткнулась взглядом в скатерть. Всё это слишком сложно принять. Слишком! — И это всё?

— Что?..

— Это вся причина, по которой Яроцкий меня возненавидел? — хмуро поглядела на Пашу. — Просто потому, что я не ответила Косте взаимностью? Боже… они все считали меня сукой. Паша, ты сделал меня такой в их глазах!

— Нет, Лиза, это не так. Всё не так! Я просто сказал им, что… что Костя тебе не интересен, вот и всё. Это же права! Никто из них не имел права винить тебя за это!

— Но ты продолжал делать вид, что помогаешь Косте.

— Костя мог бы и сам тебе во всём признаться! Какого хрена я вообще должен быть его команды выполнять?!

— Так ты это так называешь, да?

— Нет! — Паша затряс головой. — Это они так считали! Только они — не я! Только я знал, какая ты на самом деле хорошая… А им… им всем никто не мешал лично в этом убедиться! Это они трусы, это Костя — трус, а не я!

— Хватит!.. Пусть так, — пробормотала себе под нос и почувствовала прилив злости. — Но какое право Яроцкий имеет на то, чтобы презирать меня?!

— Поэтому я и говорю тебе не общаться с ним! Он — псих!

— А ты — лжец! Чем ты лучше?

В глазах Паши вновь заблестели слёзы, а челюсти сжались с такой силой, будто его боль раздирает на части и кричать громко хочется.

— В отличие от Яроцкого, — прошипел сквозь зубы, — я никогда не буду ненавидеть тебя за то, что ты не можешь управлять собственным сердцем и приказывать ему, кого любить, а кого нет!

И Паша замолчал. Мы ещё долго сидели в тишине, каждый погружённый в паутину собственных мыслей. Эмоции возвращались ко мне непрошено, слёзы жгли глаза. Истина жгла глаза — если бы однажды Костя Рысин не разглядел во мне нечто большее, чем серую мышь класса, ни Паша, ни Макс, ни даже Оскар до сих пор не обращали бы на меня внимания. Я была бы никем. Если бы только не Костя…

— Костя просил тебя рассказать мне? О его чувствах?

— Какая разница уже?! Костя умер, ничего не изменить!

— Да, или нет?

— Нет, — не глядя на меня. — Он так и не решился на это.

— Тогда за что меня Яроцкий ненавидит?!

«За что в игру свою втянул?!»

— Опять ты об этом Яроцком! Тебе не всё равно на то, что он думает, Лиз?

— Это всё? — взглянула на Пашу холодно. — Вся причина его ненависти?

— Хватит говорить о Яроцком! Почему каждая тема сводится к Яроцкому?!

— Потому что я понять пытаюсь!

— Что?! Почему он злится? Почему достаёт тебя?! Почему он стал психом конечным?!

— Уходи, Паша.

— Что?..

— Просто уходи! Оставь меня! Уходи, Паша!!!

И он ушел.

Хлопнул дверью напоследок, как ребёнок, которого конфеты лишили и ушёл.

А я сижу на кухне и пытаюсь вспомнить: сыпала я в чай сахар, или нет.

— Да не знаю я, где она! — крик Полины раздаётся из коридора какое-то время спустя, и моя сестра появляется в дверях. — А, вот она. Да, мам. Дома она, говорю! Ты чего на звонки не отвечаешь? — стреляет в меня придирчивым взглядом, а я молчу. Смотрю на новую причёску Полины: на выбритые виски и малиновый хаер по центру головы и пытаюсь вспомнить, что такое дар речи.

Сегодня день сюрпризов? Почему никто меня не предупредил?

— Да. Да. Да нормально всё с твоей Лизой, мам. Чай сидит пьёт. Угу. Хорошо, передам. Пока, — прячет телефон в карман джинсов, складывает руки на груди и без всякой интонации выдыхает: — Что?

— Э-э… ничего, — несколько раз с силой моргаю: а вдруг мерещится?

— Да, у меня новая причёска. Нравится? Ну, я так и думала. Ладно, я пошла. Кстати! — разворачивается в дверях кухни и вдруг расплывается в хитрой улыбке. — Если что, я на тебя больше не злюсь.

— Хо… хорошо.

Неожиданно, но хорошо.

— Ты как? Нормально? — Только вот это подхалимство в голосе её совершенно не нравится.

Иду за Полиной в нашу спальную и несколько минут наблюдаю, как она выворачивает на пол всю одежду со своей полки и с энтузиазмом принимается копошиться в куче.

— Мама с папой завтра уезжают, — сообщает между делом, таким тоном будто рассказывает, что у нас сегодня на ужин не будет ничего особо вкусного.

— В смысле? — присаживаюсь на стул у шкафа и не свожу настороженного взгляда с этой счастливой физиономии.

— Завтра утром, — Полина на меня даже не смотрит. — Тётя Алла в субботу вечером придёт нас проконтролировать типа и останется на ночь.

Тётя Алла… Боже, ну вот опять дурно стало. Опять в висках застучало.

— К чему ты клонишь? — Пытаюсь сконцентрироваться на разговоре с сестрой.

— Нет, ну вот всё тебе на пальцах объяснять надо! А по какому поводу я, по-твоему, новую причёску сделала, м? — улыбается во весь рот и отправляет в меня чёрную кофточку расшитую золотистыми пайетками. — Это наденешь. Тебе пойдёт.

— Куда надену? — отправляю кофту обратно в кучу.

Полина тяжело вздыхает, садится на пол, скрещивая ноги, и смотрит так, будто бы я элементарщины не понимаю.

— Аллё, систер, — щёлкает пальцами, — ну ты ж не тупая вроде? Родители уезжают, тётя Алла только в субботу вечером после работы придёт. Ну, соображай, шевели извилиной!

Не хочу я ею шевелить!

Да что сегодня за день такой? Все доконать меня решили?!

— Никакой вечеринки! — вскакиваю на ноги и сердито смотрю на сестру. — Слышишь меня?! Эй! Никакой вечеринки! Забудь! С ума сошла?!

Раздражённо закатывает глаза, выдыхает также раздражённо и выпрямляется передо мной:

— С ума сошла ты, систер. Три дня квартира свободная от предков будет, а ты что предлагаешь? Запастись поп-корном, мороженком и какую-нибудь сопливую хрень до утра смотреть?

— Почему бы и нет?

— Пф-ф… скука смертная. А мы точно родные, систер?

— Полина!!! Я тебе в последний раз говорю, предупреждаю: не дай Бог устроишь здесь что-нибудь! Клянусь, обо всё расскажу отцу! Он от тебя и мокрого места не оставит!

— Блин, Лиза!

— Чем ты вообще соображаешь?!

— Это вообще не моя идея была! — Полина с лицом кислее некуда, яростно отшвыривает на пол футболку, плюхается на мою кровать и с обиженным видом складывает руки на груди.

— Тааак, — подступаю к ней. — Не твоя идея была? А чья еще? Моя что ли?!

— Это Вероника предложила!

— Ктоооо?

— Глухих повезли, или чё?! Светлакова! Ну, та самая, которую ты за человека не считаешь!

— Я знаю, кто это! Н почему… почему… Так! — резко выдыхаю собираясь с мыслями, вытаскиваю с кармана телефон и требовательно смотрю на Полину. — Давай мне её номер. Живо, Полина!

Полина цинично смеётся.

— Ага. Тебе на какой бумажке написать? На той, что розами пахнет, или ванилькой?

— Просто скажи мне её номер!

— Да отвали ты, систер! — Полин прыгает на мою кровать, с неё на стол и оказывается на своей. — Чего бешеная такая? Вероника сказала, ты будешь не против. Что не так?

— Вероника так сказала? — Выдыхаю, заправляю волосы за уши и натыкаюсь взглядом на полку в открытом шкафу, на которой стоит аптечка с моими лекарствами. Давно пора уже выпить. Голова как-то уж слишком сильно кружится.

— Эй, Лиз… Лиз? — Полине объяснять не надо, когда мне плохо становится. Тут же подбегает ко мне и помогает сесть на стул.

— Где болит? Как болит?! Лиз! Скорую вызвать? Лииииз!

— Да нормально всё, — отмахиваюсь и делаю глубокий вдох. — Просто голова закружилась.

— Ты лекарства пила?

— Нет. Сейчас выпью. Только тебе мозги вставлю!

— Вероника, правда, сказала, что ты не будешь возражать, Лиз.

И мне очень интересно, с какой стати она так сказала.

— С Вероникой я завтра поговорю. В школе. Никакой вечеринки, поняла? Полина!

— Да поняла…

— Обещаешь?

— Да, — тупит взгляд. — Обещаю.

— Ладно, — смягчаюсь. — А теперь подай мою аптечку, пожалуйста.


* * *

Родители уехали ещё до того, как мы с Полиной ушли в школу.

Мама слёзно умоляла не делать глупостей, чуть что сразу звонить тёте Алле и приглядывать друг за другом.

Папа несколько раз бросал сумки и сообщал, что передумал и они никуда не едут.

В итоге — уехали. После того, как я раз сто поклялась, что ничего плохого в их отсутствие не произойдёт. И я действительно в это верю. Полина пообещала не делать глупостей, а я собираюсь провести выходные с Зоей: позаниматься дома математикой, сходить в кино, возможно по магазинам пробежаться, этим ведь и занимаются подруги?..

Даже в школу отправилась в приподнятом настроении, собираясь сегодня же обрубить все тянущие меня ко дну хвосты.

Вероника была первым таким хвостом.

Оказывается, насчёт того, что наши родители вероятнее всего уезжают на все выходные, Полина успела растрепать компании Светлаковой ещё до того, как мама и папа официально приняли это сложное для них решение.

Полина-Полина… Это ж каким местом соображать-то надо было?

Вечеринка планировалась у Светлаковой и по заверениям моей сестры, она всего-то обмолвилась, что в этот раз будет присутствовать, потому что родители к бабушке уезжают, и вот примерно после этой фразы в голове Вероники и вспыхнула гениальная идея о том, чтобы провести развратное пати у нас с Полиной дома! И за эту ночь я успела придумать десятка три вопросов, столько же возмущенных реплик и несколько отборных ругательств, которые собиралась с утра пораньше бросить в лицо Светлаковой.

Но удивлению моему не было предела, когда сама Вероника ещё до начала первого урока, подхватила меня под руку и потащила в женский туалет, и даже дверь спиной подпёрла, чтобы нам никто не помешал. Вот тут все мои придуманные ночью остроумные фразочки и выпорхнули из головы со скоростью пушечного выстрела. Умеет Вероника одним только взглядом обезоруживать. Мозг замораживается, стоит взглянуть в эти два покрывшихся блестящей корочкой льда бездонных озера.

— Получила? — зашептала вкрадчиво. Брови хмурит, и смотрит так, будто нервничает.

— Что, получила? — выгляжу сбитой с толку. А ещё пытаюсь понять: эти синяки под её глазами действительно там есть, или это свет так падает?

Рубашка явно не первой свежести, а в джинсах этих она вроде бы вчера в школу приходила.

— Слушай, Багрянова, я себя очень хреново чувствую, понимаешь? — Запахом спиртного в лицо повеяло. — Я всю ночь с этими игроманами тусовалась. До утра бухала! И меня реально сейчас стошнит! Так что просто ответь на вопрос: получила?!

— Да кого?! С кем ты… пила? И я тут при чём вообще?

Вероника плюёт на подпирание двери, шагает к подоконнику, залезает на него с ногами и прижимается лбом к холодному стеклу, испуская тихий вздох облегчения.

— Мне твоя сестра уже давно сказала, что предки ваши уезжают. Вчера это подтвердилось.

— И ты сказала ей готовиться к вечеринке, а сама отправилась пить со своими дружками и выдавать им пригласительные, да? — холодно усмехаюсь. — Да ты…

— Да послушай, Багрянова! — перебивает Вероника. — Это идеальная возможность провести твоё третье испытание, понимаешь?

О… аж глаза на лоб полезли, а слов для ответа вообще не нашлось.

— Это Я судьям предложила! — оглашает Светлакова.

— Так это ты меня подставить решила?

— Оскар бесится! — вскрикивает Вероника, выдыхает и понижает голос до шёпота: — Все они там бесятся, что Макс здания для тебя слишком простые придумывает.

— Простые?

— Да! Поверь! То, что делала ты — фигня для детей. Оскар и дружки его развлекаться хотят, ставки делают, поэтому задание, где ты устраиваешь вечеринку — идеальный вариант. Для такой, как ты, пойми меня правильно. Это тебе самой себе на горло наступить надо, чтобы пойти наперекор родителям, разве нет? Все давно знают, какая ты… правильная.

Подхожу ближе и не могу не улыбаться:

— Так это ты мне одолжение получается, сделала? Точнее Максу своему.

— Называй, как хочешь. Но Макс согласился. И… это было даже странно. Обычно он никогда так просто не соглашается. Да он вообще какой-то странный стал, я не узнаю его. Он… не знаю… иногда, кажется, что его на части разрывает.