И мне ни капельки его не жалко.

— И Макс ничего не знает о том, что я… что помогаю тебе вроде как. Так что не смей проболтаться! Он ненавидит, когда его жалеют. А я помочь ему хочу.

Смотрю на неё безразлично.

Да пусть сколько влезет помогает.

— Я выхожу из игры, — бросаю ей и направляюсь к выходу из туалета, как раз одновременно с тем, как раздаётся звонок на урок.

Вероника преграждает мне дорогу и упирается ладонью в стену, так как её ведёт в сторону.

— Они выложат в сеть компромат на тебя, Багрянова!

— Кто выложит? — мрачно усмехаюсь. — Яроцкий? Ну и пусть… если ему от этого легче станет.

— То есть… руки опускаешь? — щурит глаза Вероника.

— Ты ведь хотела, чтобы парню твоему легче стало? Ну вот… пусть делает с той флэшкой, что хочет. Легче ведь станет, правда? Только отвалите от меня все, наконец. Все вы! И Оскару передай, пусть ядом своим подавится! И пусть к Полине больше ни на шаг не приближается! Она несовершеннолетняя, а он — да. Всё.

— Значит, выходишь из игры?! — звонкий голос Вероники долетает в спину, когда я уже стою на пороге туалета. — И плевать на то, что с тобой станет?! Подумай о флэшке, Багрянова!

— Только о ней и думала! — разворачиваюсь к Веронике. — И вот решила… что нет на ней ничего. — И хлопаю дверью громче, чем собиралась.

Вероника, скорее всего, осталась в туалете, возможно желудок прочищает — уж очень жуткий у неё цвет лица был, а я возвращаюсь в класс математики, где за моей партой уже распластался Яроцкий и выглядит не многим лучше своей девушки.

Игнорирую его взгляд, опускаюсь на стул рядом и принимаюсь вытаскивать из рюкзака учебник и тетрадь.

Обида всё ещё душит, всё ещё саднит на душе. Обида на Пашу, и на Яроцкого тоже. Даже смотреть на него не могу — тошно. Это каким бездушным надо быть, чтобы презирать человека лишь за то, что он не в силах управлять собственными чувствами? Да даже если бы Костя лично мне в любви признался, сомневаюсь, что ответила бы ему тем же… Но ведь должна была — так считает Яроцкий!

Ловлю себя на том, что витая в собственных мыслях листаю учебник с большей силой, чем того требуется. Останавливаю себя, медленно выдыхаю и смотрю куда-то сквозь книгу, сквозь парту, сквозь пол… Пока на страницу не падает сложенная вдвое картонка с изображением птицы в клетке … Хватаю её, рву на мелкие кусочки и с нереальным облеганием отправляю Яроцкому в лицо!

Чувствую себя как никогда уверенно. Не боюсь его, не боюсь всей этой шайки. Что они теперь сделают? Видео в сеть выложат, которого нет? Найти на меня что-то попытаются? Выберут следующую «птичку»? Пусть так. Но я больше в этом представлении не участвую.

Молчит. Просто смотрит, будто и не получил в лицо своей же открыткой.

— Даже не прочитала, — усмехается тихо и холодно.

— Не интересно.

Придвигается ближе, и на этот раз заставляю себе держаться прямо, не выгибать назад спину.

— Почему? — слишком близко. — Потому что Чачик запретил?

— Паша ничего не знает.

— О нееет, — кривая ухмылка касается его губ. — Чачик знает много чего интересного.

— Не пытайся, — придвигаюсь ближе к Яроцкому «Вот смотри! Я не боюсь тебя!» — Паша мне всё рассказал. И знаешь что! Ему я верю. Тебе — нет.

С повеселённым видом проводит языком по нижней губе, на которую я совершенно не смотрю, и шепчет ещё вкрадчивей:

— Значит, доверяешь ему?

Нет. Больше не доверяю.

— Да! А почему не должна? Я доверяю своему парню!

«Боже… Убейте меня! Что я несу?!»

— Парню? — брови Яроцкого удивлённо выгибаются, а изо рта вылетает новый весёлый смех.

— Это так смешно?

— Ага. Это ооочень смешно! — Яроцкого нисколько не смущает, то он на уроке находится и что учитель его уже трижды окликнул.

— А Чача знает, в какое дерьмо её девушка ввязалась? — смотрит на меня с позабавленным видом.

А я молчу.

— О, — кивает сам себе Яроцкий. — Не знает.

— Больше это не имеет значения, понял? — шепчу злобно. — Дальше без меня. Никаких птичек. Никаких заданий. Никакой вечеринки.

— Вечеринки? — повторяет Яроцкий спустя паузу, как раз когда в дверях кабинета показывается бледная Вероника.

— Аааа… вечеринки. Ну да, — Макс смотрит на Веронику и с пониманием улыбается. Примерно с тем же пониманием, которое ужасом отразилось на моём лице.

— Разворачивайся, — Макс уже идёт по проходу и кивает ничего не понимающей Светлаковой.

— Яроцкий! Это ещё что такое? — восклицает Николай Генрихович. — Яроцкий! Светлакова!

— Пошли, — Макс подхватывает Веронику под руку и ведёт к двери.

— Куда?! — Вероника во все глаза смотрит на меня.

— Разговаривать будет, — со всем спокойствием отвечает Макс, и дверь кабинета хлопает за их спинами.

Тяжело вздыхаю.

Кажется, я только что подставила Королеву школы.

Ну и ладно.

Упираюсь лбом в парту.

Плевать.


* * *

— Эм-м… Лиииз? А к тебе точно можно? — с опаской спрашивает меня Зоя, по мере приближения к моему дому. Сегодня мы отлично провели время. После школы меня не встречал ни Паша, ни Яроцкий, погода радовала, а Зоя предложила позаниматься у неё дома математикой. Так и поступили. После чего её бабушка накормила меня до отвала домашней выпечкой, всё время, причитая о моей жуткой худобе и даже с собой в пакет пирожков и булочек положила, чтобы нам Зоей было что пожевать за просмотром фильма. Какой именно фильм смотреть будем, ещё не решили, но сегодня на вечер Полина определённо лишится ноутбука.

Заскочили с Зоей в магазин на углу моего дома, чтобы ещё и мороженного купить, и вот в отличнейшем настроении шагаем к моему подъезду.

Да я вообще назвала бы этот день одним из лучших за последнее время, если бы только не…

— Лииииз? А ты на каком этаже живёшь? На четвёртом, да?

— Э-э… ну, да, — хмуро смотрю на Зою. — А что?

— А балкон ведь на эту сторону выходит, да?

— Да. Да что не так, Зой? — прослеживаю её взгляд и замираю на месте, глядя как, подпирая перила на балконе моей квартиры курит Оскар и ещё парочка типов, которых вижу впервые, а из открытых дверь на всю улицу гремит музыка.

ГЛАВА 19

Лето перед десятым классом

Конец июля

— Да не пустят нас, я тебе говорю!

— Пустят, — показываю Костику приличную стопку денег, которой откупился от меня отец в качестве подарка на день рождение, и киваю на недавно открывшийся на побережье бар.

— Взятку охраннику на входе дать собираешься? — округляет глаза Костик, будто испугался чего-то, затем обнимает меня за плечи и заговорчески шепчет: — Я в тебе не сомневался, Максюша! Ты крууут!

— Знаю, — сбрасываю с себя его руку и отряхиваю плечо. — Не приставай ко мне на людях.

— Прости, пупсик, не смог удержаться, — Костик смеётся, зажимает в зубах сигарету и оглядывается: — Опять этих чертей где-то носит.

— Чача звонил. Уже едет, — сажусь на каменный парапет и с задумчивым видом смотрю на бар «BarBoss» открытый отцом Светлаковой. Был бы я в хороших отношениях с этой девчонкой, попасть в это заведение, чтобы проставиться пацанам, было бы гораздо проще.

— И почему я не в хороших отношениях с этой девчонкой? — говорю вслух.

— С кем? — Костик присаживается рядом и как всегда специально пускает мне дым в лицо.

— С Вероникой Светлаковой.

— Хм… дай-ка подумать, — щуря один глаз, задумчиво смотрит на небо, — может потому, что стервы — не твой конёк?

— Да, стерва она ещё та, — киваю. Никогда такие не нравились, пусть даже и красивая она — Светлакова эта. Холодом от неё замогильным каким-то веет.

— Да. Не то, что Лиза моя.

Фыркаю и смотрю на Костика:

— Блин, чувак, ну, правда, сколько можно уже? Плевала на тебя твоя Лиза с высокой колокольни. А ты всё Чачика к ней гоняешь. Освободи уже парня от напряга, а? Он нам друг как бы.

— А Чача и не напрягается, — пожимает плечами Костя. — Сказал, что они вроде как реально друзьями стали.

— Друзьями? Уверен? — усмехаюсь.

— Ты это на что намекаешь? — делает затяжку побольше и выпускает мне в лицо облако дыма.

— Да, блин, Костик! — кашляю. — Кури потише!

— Я уверен — есть сдвиги! — Костя расправляет плечи и вновь глаза у него сияют так, будто Багрянова уже его стала. Да она вообще его не замечает! Знает о том, как пацан слюни по ней пускает и даже не здоровается с ним никогда! Чем она лучше той же Светлаковой? Пожалела бы парня хоть немного, поговорила бы с ним, объяснила, что не получится ничего, не выйдет и так далее. Со временем Костику легче бы стало! А то, пока Багрянова эта из себя ледяную королеву строит, игнором занимается, Костика всё больше загоняет, совсем помешанным на ней стал. Уверяет, что нельзя сейчас руки опускать. Что девчонок добиваться надо, романтичным быть, не терять уверенности.

Вправьте кто-нибудь Костяну мозги!

Плевать на него эта стерва хотела!

Надо будет самому с Чачей поговорить, чтобы закруглялся уже, а то и так далеко всё это дело зашло. Друзьями они стали… ага, так и поверил.

— Видел, как она на меня на прошлой неделе посмотрела? — Костика сложно остановить, когда тема Багряновой поднимается.

— Уверен, что это было?

— Она только на меня так смотрит!

— Она на всех так смотрит! И на пол также смотрит, и на стену! Вообще она какая-то странная.

И Костик вдруг не отвечает. Выбрасывает окурок в песок, отворачивается в сторону и каким-то уж больно грустным взглядом смотрит вдаль.

— Что не так, дружище? — пытаюсь разрядить обстановку. — Ну, прости, если что.

— У Лизы есть на то причина, понял? — рявкает на меня Костик и краской заливается.

Мягко улыбаюсь:

— Это ты про что сейчас? Про отсутствие мозга?

— Блин! Макс! Просто молчи лучше, раз не знаешь ничего.

— Да я… я как бы…

— Вот, правильно, молчи.

— Э! — хватаю Костика за шею, рву на себя и принимаюсь начёсывать кулаком волосы. — Я не понял, это ты на меня наехал сейчас? Ты? На меня?!

Костик смеётся. И я тоже. Пока сбоку не раздаётся голос Оскара:

— О, а можно и мне его кулаком почесать?

Костя вырывается и, продолжая смеяться, ещё пытается упрекнуть Оскара за то, что он вечно опаздывает.

— Я вообще-то не последний, ага, — фыркает Оскар, приземляясь на парапет рядом со мной. — Чача где? Опять у своей тёлки?

— Это моя тёлка! — вспыхивает Костик. — В смысле — это Лиза моя, а не Чачи.

— Да как скажешь, — безразлично бросает Оскар и подмигивает мне, шепча: — Опять за своё?

— Да как обычно, — усмехаюсь в ответ.

— Коза — твоя эта Лизка, — Оскар никогда слов не подбирает. Закуривает самокрутку, затягивается и, не выпуская дыма изо рта, протягивает Косте.

— Ещё слово… — Костик замолкает, резко выдыхает и принимает самокрутку из рук Оскара, видимо решая, что лучше покурить, чем спорить.

— Сколько ей Чача уже уши про него греет? — Оскар ухмыляется мне. — Год?

— С октября.

Оскар присвистывает:

— Нормально вы так Чачу загрузили.

— Да он вроде и не сильно сопротивляется, — усмехаюсь я.

— О, солнышко, только тебя вспоминали! — весело протягивает Оскар, кивая на Чачу, который выглядит странно угрюмо шагая к нам: руки в карманы запущены, плечи осунуты, на лице вообще всякое выражение отсутствует.

— В чём дело? — спохватывается Костя. — С Лизой что-то случилось?!

— Нет, — отмахивается Чача, забирая у Костика самокрутку и затягиваясь. — В бар идём, или как?

— Ну как бы да, — Оскар озадаченно смотрит на Чачу и гадко скалится: — Что, не дала?

— Рот закрой! — рычит на него Чача, а Костя уже кулаки сжимает.

— Да ладно вам из-за тёлки кипешить, — смеётся Оскар, обнимая меня за плечи. — Скажи им, Макс, что будут занудами такими, пиписьки не вырастут.

— Пошли от них, Чача, — фыркает Костик, с трудом сдерживая улыбку, обхватывает Чачу за плечи и идёт к клубу. — Бухнём сегодня. Максюша проставляется.

Вижу, как плечи Чачи дёргаются от смеха, но уже не слышу, о чём эти двое говорят.

— Ну, погнали, братишка, чего сидим? — кивает мне Оскар, а я смотрю вслед двум идиотам помешанным на одной и той же девчонке. Пусть Костя этого и не понимает, но я-то вижу, как эта Багрянова на Чачу действует. Поговорю с ним завтра. Если он друг Костику, бросит это дело, не задумываясь. Бросит свою Багрянову и не станет разбивать Костяну сердце.

Блин… а это ведь я, собственными руками Багрянову к Чаче толкнул.