Сесилия Ахерн - Птица-лира

– Irish Globe нас награждала.

– Поздравляю.

– Спасибо.

– Итак, ты счастлив.

– Как всегда.

– И ты женишься на ней?

– Отвали.

– Так что с блондиночкой? – повторил Донал свой первый вопрос.

– Ее зовут Лора.

– Что у тебя с Лорой?

Соломон быстро пересказал предысторию Лоры, упомянул о ее звукоподражательных способностях, все рассказал, что ему было известно.

– Почему она не поехала в Дублин с Бо?

– Предпочла поехать со мной. Я первый ее нашел. Она мне доверяет. – Соломон пожал плечами. – Давай скажи, что это чудно́.

– Вовсе нет.

Соломон присмотрелся: нет, не издевается.

– Наденешь ты наконец трусы? – швырнул в него подушку брат.

– Вот тебе, нечего мои яйца фоткать! – Подушка полетела обратно. – Я тебе фотки пришлю, будешь всю жизнь любоваться.

Дверь отворилась, еще двое братьев разом протиснулись в комнату.

– Э-ге-гей! – завопили они, потрясая упаковкой с шестью бутылками пива.

Соломон, хохоча, поймал брошенные Доналом боксеры.

– Что у вас тут? – спросил самый старший, Кормак, оглядывая Соломона с головы до ног. – Симпатичный крантик.

– Твоя подружка стоит у окна комнаты орхидей и кукует вместе с кукушками, – сообщил самый младший, Рори.

– И что? – Соломон напрягся. Быстро натянул джинсы и обернулся к парням, готовый драться, готовый защищать Лору. Не впервой ему давать любому из них по морде.

– Горячая штучка! – ухмыльнулся Рори и вручил ему бутылку.

Спускаясь на первый этаж, Лора издали услышала гул толпы и замерла в испуге. Братья это заметили, но пошли дальше, словно ни в чем не бывало, и Соломон оценил их деликатность. Будь на ее месте Бо, они бы ее в покое не оставили. Могли бы подхватить да и снести вниз на руках.

– Все будет хорошо, честное слово! – ласково сказал Соломон девушке.

Он хотел обхватить ее за талию и проводить или за руку взять, но ничего такого себе не позволил. Смотрел на нее сбоку и видел, как свет играет на кончике ее носа, просачиваясь сквозь длинные ресницы. Она все-таки переоделась – в рукодельное платье. Простой покрой, длинные рукава, но само довольно короткое. Из двух разных материалов. Наверное, переезжая в коттедж, она немалый запас тканей с собой прихватила.

– Будешь рядом? – попросила она, заглядывая ему в глаза.

Он был рад отвести прядь, упавшую ей на лицо.

Они стояли на ступеньке так близко, что девушка почувствовала исходивший от него жар. Ей хотелось прижаться лицом к обнаженной коже под распахнутым воротом его рубашки. Вдохнуть запах его кожи, ощутить этот жар.

Они стояли неподвижно и смотрели друг на друга. Он откашлялся.

– Конечно, я буду рядом. Но и ты далеко не отходи. Они меня готовы заживо сожрать.

Она улыбнулась, потянулась к нему и ухватила под руку, словно школьница. Не могла удержаться, прижала теснее его руку.

– Все будет хорошо, – шепнул он ей в макушку, почти касаясь губами волос, вдыхая легкий сладкий аромат.

Из зимнего сада были распахнуты двери в гостиную, столовую, кухню и кабинет, образуя единый зал для приема гостей. Обеденный стол плотно уставлен блюдами, часть которых приготовила Мари, а остальные принесли с собой соседи. Сотня гостей заполонила первый этаж, Финбара уже выпихнули на импровизированную сцену – рассказывать историю его знакомства с Мари. Тщательно отрепетированный рассказ исполнялся на английском, для родственников и друзей именинницы, прибывших из Дублина. Закончив выступление, Финбар вручил жене деревянное сердце, которое собственноручно вырезал из дерева, под которым они впервые обменялись поцелуем. Потом, дескать, это дерево повалила буря. Соломон подозревал, что дерево могло быть и не тем же самым, а соседним, но ведь главное – чувство. В каждой камере сердца по ящику, в каждом ящике – символ, представляющий одно из поколений семьи.

Все взирали на эту сцену со слезами умиления, многие подняли повыше телефоны, чтобы заснять исторический момент, когда Мари – она всегда устраивалась на сцене рядом с Финбаром – спряталась в объятиях мужа. А затем настала ее очередь выступать. До того как родить пятерых детей и стать хозяйкой гостиницы, Мари была профессиональной арфисткой, ездила по всему миру, много раз бывала в Штатах, играла на днях рождения и свадьбах, участвовала в концертах. Исполняла и классическую, и традиционную музыку, что попросят, но больше всего любила кельтскую. Именно с кельтской группой она и приехала впервые в Голуэй, и тут-то Финбар на нее глаз и положил. Рыжеволосая богиня за огромной арфой. Сол и его братья столько раз слышали одну и ту же музыку, что, хоть она и не наскучила и в таланте матери они не сомневались, уже и не восхищались ею – кроме тех мгновений, когда при виде восторга на лицах тех, кто слышал ее впервые, они понимали, как она умела заворожить зал.

Мари заиграла «Сон О’Каролана», и Лора, до сих пор сидевшая рядом с Соломоном тише мышки, выпрямилась, явно потрясенная. Соломон улыбнулся ее восторгу и откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, любуясь тем, как Лора любуется его матерью.

Вдруг в кармане у него завибрировал телефон. Сол глянул – это звонила Бо. Он тихо извинился (никто и не обратил внимания, все смотрели на Мари) и выскользнул из зала в кухню.

– Алло, – сказал он, мимоходом отщипывая от дожидавшегося в кухне угощения.

– Алло! – завопила Бо, и он отвел трубку подальше от уха. В мирную обстановку родительской кухни ворвался грохот толпы. Она явно в пабе.

– Я думал, ты дома сидишь и работаешь, – сказал он, приглушая голос.

– Что? – крикнула Бо.

– Думал, ты дома работаешь, – повторил он погромче, и кто-то шикнул, прикрыл дверь.

Он вышел через заднюю дверь в сад. Сильный запах жимолости напомнил ему детские игры на воле, долгое жаркое лето напролет, в каждом углу сада свои приключения.

– Да. Работаю! Собираю материал! – прокричала Бо, и по смазанной интонации легко было догадаться, что она успела выпить. Тем более ей, чтобы опьянеть, много не надо. – Встречаюсь с анпротологистом, – кое-как выговорила она и сама над собой засмеялась. – Ну, ты понял. Вернее, хотела найти спеца, для того и послала Джеку видео с Лорой. Джек сразу влюбился. Хочет, чтоб она прослушалась на «Поиске звезд», говорит, она потрясающая. Нельзя никому знать, что он посмотрел ту запись, судьям не полагается заранее смотреть, но он говорит, она невероятная. Я знаю, ты это шоу презираешь, но такой шанс для нее, ты же понимаешь, и для фильма тоже!

Бо прямо-таки задыхалась от восторга, пыхтела так, словно торопливо шла по самой длинной и шумной улице Дублина. Или просто расхаживала взад-вперед.

Соломон почувствовал, как закипает кровь.

– Стой! Джек Старр хочет заполучить Лору в «Поиск звезд»?

– Это будет великолепно. Сол, сам подумай! Мы целиком снимем всю поездку. Ей нужно начать с чистого листа – и что может быть лучше такого начала? И он хочет не просто позвать ее на просмотр, он точно возьмет ее в шоу, в прямой эфир. Совершенно точно. Только никому нельзя говорить, не полагается говорить об этом заранее. Представляешь, как это будет замечательно – для Лоры? Ты подумай!

– Подумал, и вот что я думаю: ты никакого, на хрен, права не имела даже думать об этом! – выплюнул он в трубку.

Она умолкла на несколько мгновений.

– Так я и знала, что ты меня холодной водой обольешь. Сол, я тут звоню тебе, радуюсь… Почему же ты никогда не порадуешься вместе со мной? Мог бы хоть в чем-то быть со мной заодно. А ты всегда настроение портишь.

– А ты, значит, отправилась в паб с Джеком? – сказал он.

Пять лет назад Джек был ее парнем, они жили вместе – до Соломона. Средних лет, бывшая звезда, знаменитый исполнитель американского софт-рока, несколько хитов у него на счету. В восьмидесятые он перебрался в Ирландию, встречался то с одной моделью, то с другой, жил за счет былой славы. Теперь он радиодиджей и ведущий шоу талантов, где и Соломону пришлось как-то раз поработать. Как Джек его доводил! Не упускал возможности поиздеваться над ним, то и дело намекая на свою прежнюю связь с Бо, отпуская уничижительные замечания.

– Я с ним не пила. – Бо перешла в оборону. – Я послала ему кадры с Лорой, просила подыскать антрополога.

На этот раз она выговорила слово правильно, тщательно следила за своей речью.

– Где он, черт возьми, возьмет антрополога, Бо? Потасканный, вышедший в тираж певун. Дерьмо все это, ты позвонила ему потому, что я уехал, а тебе надо кого-то подцепить.

Откуда этот гнев, откуда вдруг ревность? Он сам не понимал: конечно, кое-какие основания злиться у него были, но не до такой же степени. И все-таки он не мог сдержаться. Причина была в нем самом: он виноват в том, что влюбляется в Лору, и вместе с тем он взял на себя роль ее защитника – вот и полыхает.

Бо что-то верещала в телефон, оскорбленная беспочвенными обвинениями, а он своими яростными репликами заглушал ее голос, никто из них не слышал другого, разве что выхватывал отдельные обидные слова, на них и набрасывался. И так они ходили кругами. Пока не выдохлись и не умолкли.

– Лора отправится на прослушивание – и это поможет привлечь средства на съемки, – деловито подытожила Бо.

– Я думал, ты в этом не нуждаешься. Дурацкая затея, Бо. Подорвет уважение к тебе как к серьезному документалисту. Перечеркнет все хорошее, что ты успела сделать в этом году. – Теперь он говорил холодно, в расчете, что до нее дойдет. Или нужен удар покрепче?

Она стихла. Неужели он довел ее до слез? Не похоже на Бо. Но вот она снова заговорила – столь же уверенно, как до того.

– Как продюсер, я должна все варианты предусмотреть. Я не возвращаюсь в понедельник в Корк, вези Лору в Дублин на прослушивание. Поздравь от меня маму. Доброй ночи.

И она отключилась.

Отключилась и так осталась стоять с телефоном в руках. На подсвеченном экране – их общая с Соломоном фотография, когда им вручали награду за «Тулинов». Злые слезы щипали ей глаза. Ужасно она злилась в ту минуту на своего бойфренда, но обида была даже сильнее злости. Обида, разочарование, удушье, словно ее в тесную клетку загнали. До чего предсказуемо! Она же знала, что именно так он поступит, тут же постарается растоптать выпавший им замечательный шанс, – знала и все же ринулась к нему со своей радостью и получила вот такой ответ. Каждый раз одно и то же, одно и то же, а она все еще надеется на иной результат. Не признак ли это безумия?

Чья-то рука обвилась вокруг ее талии. Бо прикрыла глаза, вспоминая эту руку, наслаждаясь воспоминанием, потом отшатнулась.

– Прекрати, Джек! – пробормотала она.

Он всмотрелся в ее лицо:

– Разговор с Прекрасным принцем не задался?

Она не смогла соврать, не смогла защитить ни Соломона, ни себя. Чувствовала на себе пристальный взгляд Джека. Он всегда так делал – смотрел на нее, пока она не выпалит то, о чем пожалеет. Нет, на этот раз она не поддастся.

Джек застегнул кожаную куртку, надвинул пониже кепку – прохожие оглядывались на него и шептали его имя.

– Он в Голуэе с другой женщиной, а ты тут со мной. Что-то не заладилось.

– Мы доверяем друг другу, – устало возразила она.

– Вернись ко мне, – предложил он.

Она рассмеялась:

– Мало ты меня обманывал?

– Тебя я не обманывал. Я тебе говорил. Ты единственная, кому я не изменял.

Бо поглядела на него недоверчиво. Ему так и не удалось ее убедить. Тем более что измену он и она понимали по-разному. «Технически» его пребывание в клубе среди толпы почти голых девиц, которые только что его не облизывали, можно и не считать изменой – но разве он когда-нибудь отказывался от их прикосновений, поглаживаний? Разве он в чем-нибудь отказывал себе?

– Такая я особенная? – переспросила она циничным тоном, словно готовую реплику в пьесе подала.

– Как ты можешь даже спрашивать? – возмутился он. – Конечно же ты особенная! И кто-то должен каждый день тебе об этом напоминать, – ласково добавил он.

– Он постоянно мне напоминает, – тускло ответила она. – Спокойной ночи, Джек.

Он протянул руку, провел большим пальцем по ее скуле, как делал всегда. Знакомый запах сигаретного дыма.

– Пора бы тебе бросить курить, Джек.

– И тогда ты вернешься?

Она закатила глаза, но уже не сердилась.

– И тогда ты бросишь курить?

Он усмехнулся:

– Благополучно тебе добраться до дома, крошка Бо-Пип.

Она осталась стоять возле паба – в окружении десятка болтающих и смеющихся курильщиков, одна. Пыталась припомнить, когда в последний раз Соломон похвалил ее или назвал особенной. Припомнить не удалось. Но они вместе уже два года, так обычно и бывает, ведь правда? Чувства притупляются – это естественный процесс. По крайней мере, он ей верен, на это она может положиться, во всяком случае, до сих пор полагалась. Она могла не беспокоиться, если он где-то проводил вечер, возвращался поздно, – он не из таковских. Сейчас она могла думать только об одном – мысленно перебирала все ситуации, когда он ее отговаривал, добивался, чтобы она изменила свой подход, и всегда таким успокоительным, снисходительным тоном. Но ведь и это естественные последствия совмещения работы и личной жизни, некуда друг от друга деться, одно накладывается на другое, границы размываются, а в целом у них все хорошо, уговаривала она себя. Возможно, следовало бы установить более жесткие правила, чтобы их отношения не отражались на работе. Довольно звукооператору спорить с режиссером и продюсером, в других местах он же этого не делает. Но тут же Бо напомнила себе, как часто ей бывает необходима отрезвляющая критика. Она во все бросается стремглав, Соломон помогает ей взглянуть на ситуацию под другим углом. Эти ракурсы кажутся очевидными, когда он их укажет, но поначалу она их не замечает. Вместе они отличная команда.