Сесилия Ахерн - Птица-лира

Она передала ему свою бутылку пива, отодвинула брата с дороги и вышла в сад. Соломона окатила волна холода – достигла мозга, отрезвила и побудила к действию. Он допил остававшийся в бутылке глоток и вслед за Карой вышел в сад. Автоматически включилась подсветка. Рори и Лоры нигде не было видно.

Три варианта: под арочным сводом – в лабиринт; к подстриженной ограде – там, в кустах, они часто проказничали; на пляж.

– Туда бы он ее не повел, – подсказала Кара, глянув в сторону пляжа по ту сторону дороги.

У Соломона резко забилось сердце.

– Идем! – позвала сестра, и они, оставив за спиной ухоженный сад, забрались на неровную, дикую территорию за его пределами. В детстве их сюда не пускали. Все знали: в таких местах ребенка может украсть старая ведьма, у которой нет собственных детей. Такой вариант страшилки сочинила Мари для своих отпрысков. Пока они были мелкие, это помогало. Лишь подростками они вздумали отвисать там. Корнак и Донал заманивали четырнадцатилетних дублинских школьниц, которые приезжали на лето в их края учить ирландский, и целую ночь пили с ними на пустоши. Ничего особенно ужасного – пили, курили, целовались, щупали девочек, насколько те позволяли, но однажды ночью Донал оступился на валуне и сломал лодыжку, пришлось во всем признаться, на том веселье и закончилось. За девочками приехали негодующие родители, школьницы со слезами возвращались в Дублин, понимая, что целый год о них будут сплетничать в школе: опозорили учителей, вошли в легенду. Корнак и Донал провели лето под домашним арестом, а Мари зареклась пускать в свою гостиницу девочек с языковых курсов, пока собственные дети не вырастут.

Соломон и Кара осторожно пробирались в темноте, Кара впереди.

– Вот они! – объявила она внезапно, и Соломон ее нагнал.

Лора и Рори сидели на плоском гладком камне, укрытом от взглядов со стороны дома, с прекрасным видом на море. Светилась лунная дорожка, негромко шуршала о берег волна. Рори обхватил Лору рукой за плечи. Соломон вдруг утратил дар речи, сердце застряло в горле.

– Она замерзла! – нахально улыбнулся ему Рори.

Младший братец умел вывести его из себя. С двумя другими у Соломона особых проблем не было, а если случались, можно было все выяснить кулаками, но Рори забирался ему прямо в мозг. С самого начала, с рождения, Рори подложил ему свинью – два «р» в имени, которые Соломон не мог выговорить. Старшие дразнили Соломона за то, что он коверкает имя брата, а Рори с малолетства научился его изводить.

– Да, холодно, – подтвердила Кара. – И кукушек нет. Поздновато для птичек.

Рори закусил губу, но не сумел скрыть усмешку. Переводил взгляд с брата на сестру, зная, что допек обоих, и очень этим довольный. Или по меньшей мере одного допек, а другая поспешила выручать. Прямо-таки можно собой гордиться.

– А вы зачем сюда пришли? – спросил он.

– Фотографировать, – не растерялась Кара.

– У тебя и фотоаппарата с собой нет.

– Нету. – Она выдержала взгляд Рори, готовая высказать ему все.

Младший братец покрутил головой и рассмеялся:

– Ладно, Лора, нам и правда лучше вернуться домой. Наши Тернер и Хуч за тебя переживают.

– Хорошо, – согласилась она, заглядывая каждому из них в лицо, встревожившись, – и Соломону стало стыдно, что он причинил ей такое беспокойство.

– Будет этот придурок тебе надоедать – зови меня, – ухмыльнулся Рори, встал и пошел к дому, аккуратно пробираясь между камнями.

Кара ушла вместе с ним.

– Ты в порядке? – Наконец-то к Соломону вернулся голос.

– Да. – Она улыбнулась и вдруг опустила глаза. – Ты беспокоился за меня?

– Да, – смущенно подтвердил он.

Они оказались так близко, что его горячее дыхание согревало ее кожу. Дыхание его слегка отдавало пивом. Было темно, но огни дома подсвечивали его лицо, решительную челюсть, идеальный нос. Ей хотелось распустить связанные в хвост волосы, погладить их, растрепать. Хотелось узнать, каково это, как это бывает. Она видела, как движется его кадык, когда Соломон с трудом сглатывает.

– Не надо беспокоиться за меня.

Она пыталась объяснить, что Рори ее нисколько не интересует, рядом с ним она не чувствует ничего похожего на то, что чувствует сейчас, но получилось неуклюже. Соломон явно обиделся. Кажется, понял так, что беспокоиться нечего, потому что он ей не нужен. Сердце отяжелело. Как бы вернуть эти слова, как бы все объяснить?

– Смотри под ноги, камни, – мягко предупредил он, повернулся и побрел к дому.

Наутро в доме, битком набитом народом – в каждой спальне гости, на каждом диване кто-то пристроился вопреки благим намерениям Мари, – было очень тихо. Вечеринка продолжалась до шести утра, и, хотя Лора ушла к себе сразу после столкновения с Соломоном, расстроенная тем, как неудачно ему ответила, сам он, сто раз отрекшись от роли рыцаря в сверкающих латах, все же проторчал еще несколько часов, карауля лестницу и карауля Рори, чтобы Лора оставалась в безопасности. Рори держался от Соломона на расстоянии – физически, но при этом продолжал выедать его мозг. Всякий раз, когда они встречались взглядами, он усмехался или подмигивал, а Соломона раздирала ревность – молчаливая и оттого лишь более яростная. Около двух часов ночи он все же отправился спать, но сначала ему мешали заснуть крики и пение на первом этаже, а около пяти утра явился Донал, рухнул прямо на него и захрапел, едва коснувшись головой подушки.

Соломон охотно провел бы в постели весь день или забился бы в тихий угол с гитарой, попеть, может быть, что-то удалось бы сочинить. Что-то в нем зашевелилось. В последнее время вдохновение наведывалось редко, но он понимал, что за сочинительством ему не усидеть. Лора едва ли проспит допоздна, и нельзя допустить, чтобы Рори снова тишком ее куда-то увел. Соломон не собирался разыгрывать из себя личного телохранителя, но уж предприимчивого младшего братика он к ней не подпустит.

Наскоро приняв душ, он спустился на первый этаж. Все окна были распахнуты в надежде избавиться от застоявшейся вони дыма и спиртного. Мари в халате сидела за кухонным столом и вместе с соседями попивала «Кровавую Мэри».

– Картошку жареную будешь? – устало спросила она. Добило ее это празднество.

– Все хорошо, мама, спасибо. А вы так по домам и не разошлись? – пошутил он, заливая хлопья молоком.

– Разошлись, поспали и вернулись на второй раунд. Гонг! – Джим, живший по соседству, расхохотался и приподнял «Кровавую Мэри», словно чокаясь. – Слайнте!

Соседи болтали весело, но спокойно, перебирая события вчерашнего вечера.

– Эта твоя Лирохвост – сокровище, да и только, – сказал только что провозгласивший тост сосед.

– Откуда вы знаете прозвище?

– Сама сказала. Мол, ты так ее окрестил. Что за птица-лира, не знаю, видать, сказочная. Но уж девушка-то и вовсе сказочная. А горлышко у нее – что твой орга́н.

– Прекрасный о́рган, – подхватил Рори, внезапно выныривая в кухне. Он все еще сонно зевал и скреб затылок.

– Она пошла на пляж, – сообщила Мари, внимательно присматриваясь к Соломону, и попыталась скрыть понимающую улыбку, когда он вдруг принялся метать в рот ложку за ложкой, спеша покончить с завтраком и присоединиться к Лоре.

– Ты не против, если я… – Он поднялся и поставил пустую тарелку в раковину.

– Иди, – улыбнулась мама. – Только не забудь, вы с отцом собирались сегодня пострелять.

Лора стояла у кромки воды. На ней был другой наряд, но столь же своеобычный – похоже, она взяла мужскую рубашку (возможно, Тома), но сумела сделать из нее платье, добавив внизу контрастного цвета ткань. Вокруг талии кожаный пояс, длинные изящные ноги выигрышно смотрелись в черных мартенсах с шерстяными носками почти до колен. На плечах джинсовая куртка. В моде Соломон не очень-то разбирался, но эта девушка явно не следовала никаким трендам – и все равно выглядела лучше всех. С такой женщиной он бы охотно разговорился в баре, такая женщина могла бы вскружить ему голову. Сердце могла бы заворожить.

Лоре казалось, она готова целую вечность простоять тут, на берегу. Слишком много лет прошло с тех пор, как она в последний раз была у моря, ездила с бабушкой и мамой в Дингл. Она могла бы остаться здесь надолго, но так уж Лора устроена – она где угодно могла остаться надолго, если ей там было хорошо. Целые дни проводила в лесу, прислонившись к дереву, глазея сквозь листву на облака. Дни напролет – погрузившись в свои воспоминания, в свои мысли, сны наяву. Но больше так нельзя, ей пора с этим покончить, меняться вместе с меняющимся миром, двинуться в новом направлении.

Прикрыв глаза, она внимала вкрадчивому плеску волн и слегка покачивалась, чувствуя, как расслабляется. Над головой кричали чайки, минута была прекрасной, идеальной. И стала еще прекраснее, когда явился он. Она почуяла его запах раньше, чем услышала шаги.

– Привет, Соломон, – сказала она, не оборачиваясь, прежде чем он успел ее окликнуть.

– Привет, – рассмеялся он. – Ты еще и экстрасенс?

– То есть умею заглядывать в будущее? – переспросила она и повернулась к нему наконец. – Хотела бы я это уметь.

Он был в синей хлопчатобумажной рубахе с длинными рукавами, расстегнутой под горлом, выглядывало несколько темных волосков. По бокам волосы короткие, подбриты, а основная масса черных локонов собрана в высокий хвост. Никогда прежде она не видела мужчин с длинными хвостами, но ей нравится. Нисколько не убавляет мужественности. Даже похож на древнего воина, такая прическа открывает лицо, высокие скулы, сильный подбородок, на нем уже пробивается щетина. Ей захотелось провести рукой по этой щетине, как делает он сам, когда призадумается, – такой у него при этом сосредоточенный и немного потерянный вид.

– Что это? – нахмурился он.

– Ты о чем?

– Этот звук?

А она даже не заметила, как у нее вышло, но именно этот звук она представляла себе, когда он, размышляя, поскребывает пальцами свою щетину. Ей это нравится.

– Ты правда хотела бы заглянуть в будущее? – спросил он, встав рядом с ней и глядя на море.

– Иногда меня больше волнует прошлое, – призналась она. – Я перебираю разговоры, которые слышала или подслушала, и даже думаю о том, чего совсем не знаю, – пытаюсь себе представить, как это могло бы произойти, что было бы дальше.

– Например?

– Например, про маму и Тома. Их тайный роман – я пытаюсь вообразить подробности. Не все, конечно, ты понимаешь, но…

– Да, я понимаю, – кивнул он, ему хотелось, чтобы она продолжала.

– Наверное, в этом-то моя беда. Из-за этого я так и осталась на горе. Все время думала о прошлом и не позаботилась спланировать будущее.

Она почувствовала его взгляд, но отвернулась, не готова была встретиться с ним глазами.

– А ты? – спросила она.

– Что я? Мы о чем сейчас говорим? – Он не посмеивался. Он действительно был сбит с толку – нервничал.

– Больше думаешь о будущем или о прошлом?

– О будущем, – уверенно ответил он. – С раннего детства проигрывал все в голове. Мечтал стать рок-звездой. Всегда думал о будущем, как вырасту, закончу школу и покорю весь мир своей музыкой.

Она засмеялась:

– И в этом была твоя беда?

– Нет. – Он снова поглядел на нее, у Лоры екнуло сердце. – Думаю, беда у нас с тобой общая.

– Какая?

– Мы оба упускаем настоящее.

Стоило ему это сказать – и все вокруг замерло в настоящем. Словно заклятие обрушилось на обоих. Лора почувствовала, как дрожь пронзает все тело, от макушки до кончиков пальцев, никогда она не была такой живой, такой хрупкой. Никто не вызывал у нее таких чувств, и, как ни мал был ее опыт общения с людьми, она знала – это не норма. Это что-то совсем особенное.

Он отвернулся, колдовство рассеялось. Лора попыталась скрыть разочарование.

– Прошлой ночью ты покорила всех, – сказал он почти деловито, констатируя. Она вновь утратила с ним связь – он ушел в какие-то свои мысли, опять у него сделался вид напряженный и вместе с тем отчужденный. – Им показалось, будто ты с другой планеты прибыла. Никогда никто не видел подобного таланта.

Лора улыбнулась благодарно:

– Талант – это у твоей мамы.

Ей вспомнилось, как Мари сидела за арфой – ее красивая, очень прямая фигура, – услышала вновь ее музыку и не сразу поняла, что эту музыку она сама же и воспроизводит.

– Тебе понравилось на сцене? – спросил он все так же задумчиво.

Она видела: что-то у него на уме. Прошлой ночью он рассердился, потому что застал ее со своим братом, и это она тоже сразу поняла. Хотя прежде не видела, чтобы человек так много переживал и держал в себе, не высказывая. Все отражается только в глазах да хмурится лоб. Мысли как будто формируются и начинают двигаться под черепом, завязываются узлами. Лучше бы вырвались на волю, чтобы она увидела, о чем он думает. Ей хотелось приложить обе ладони к его лбу и попросить его: «Перестань!» Разгладить морщины, успокоить его. Еще лучше – прижаться к этим морщинам губами. Ему не по себе, что-то его все время беспокоит, за доли секунды он переходит от расслабленного покоя к угрюмости.