Сесилия Ахерн - Птица-лира

– Послушайте, лучше снимать в вашем кабинете! Это будет идеальное место! – передумала вдруг Бо.

– Вам же там не понравилось! – надулся доктор Келли, как обиженный ребенок.

– Нет, там будет идеально! – повторила Бо, собирая вещи и подгоняя сотрудников.

– Мне уже пора. У меня лекция…

– Осталось совсем немного, – ободряюще улыбнулась Бо. – И вы сможете больше времени пообщаться с нашим Лирохвостом. Это же ради науки!

Такая мысль доктора Келли порадовала, он явно был очарован женщиной, поющей по-птичьи. Он продолжал присматриваться к ней, пока остальные переносили оборудование, посмеивался на свой педантично-профессорский манер.

Лора уставилась на него, осмотрела с ног до головы, в точности как он ее, и воспроизвела его смешок. Профессор восторженно захлопал в ладоши.

И вот они в кабинете – это маленькая комната, забитая бумагами, основной предмет мебели – огромный стол.

– Доктор Келли, – приступила Бо к интервью, – расскажите нам, будьте добры, о лирохвосте, о его таланте звукоподражания.

– Самец лирохвоста – краса и гордость горного леса, его пением восхищаются другие искусники. Главным образом он подражает песням других птиц, однако лирохвост и сам прекрасно умеет петь. Примерно треть его «представления» вполне оригинальна, другая треть, можно так сказать, полуоригинальна, она состоит из звуков, услышанных в буше, но обработанных и соединенных в гармоничную мелодию, а последняя треть – в чистом виде подражание, причем настолько точное, что на слух невозможно различить оригинал и копию. Кажется, нет такого звука, который лирохвосту было бы не под силу изобразить. При этом лирохвосты – существа очень привязчивые и всегда следуют своим привычкам. Сезон спаривания продолжается с мая по август. В начале сезона самец строит себе несколько «сцен» и там исполняет песни и танцы в честь самки, которая следует за ним повсюду и наблюдает каждое представление с наиболее выгодного места. По окончании спектакля они вместе кормятся, но, как только самец вновь начинает петь, самка прекращает поиски пищи и внимает ему. Самцов почти никогда нельзя встретить в одиночестве, они преданы своему потомству, можно сказать, лирохвосты являют нам пример семейных ценностей.

Соломон невольно улыбнулся такой восторженной речи. Бо искоса глянула на него, и он отвернулся, притворяясь, будто возится с оборудованием.

– Когда лирохвост находит себе пару, они вместе выбирают место для гнезда. Ни один из них не покинет свою пару. Они моногамны: однажды определившись с выбором, они проведут всю жизнь в этом браке.

Соломон поджимал губы, напрасно скрывая улыбку. Быстро глянул на Лору – та смотрела на него в упор, зеленые глаза сияли.

Десять вечера. Слишком рано для Бо и Соломона укладываться и тем более рано уже закончить с сексом, но, учитывая, что небольшое жилое пространство они делят с Лорой, всем проще сказать «доброй ночи» и разойтись по спальням.

Любовью они занимались как можно тише, опыта в отеле с них вполне хватило. Соломон думал о чем-то, и это к лучшему: у Бо тоже голова забита мыслями и планами, будущий фильм постепенно приобретал очертания. И вот они оба лежат на спине, смотрят в потолок и слушают песнь Лоры. Бо это нравится, ее эта песня успокаивает. Потихоньку наматывая на палец прядь волос, она прикрыла глаза.

– Перебирает события дня, – шепнула она.

– Банкомат, – с улыбкой пояснил Соломон. – Мы ходили, пока вы с Рейчел заканчивали завтракать. Она его впервые увидела.

Лора по очереди подает сигналы банкомата. Зашуршали купюры.

– Вот бы она по-настоящему деньги выдавала, – пошутила Бо. – Впрочем, если фильм окажется хорош – а я в него верю, – так и будет.

– Она могла бы расшифровывать ПИН-код, запоминая эти звуки, – предложил Соломон. – Тайный отдел разведки наймет ее с такими талантами.

Бо тихонько засмеялась.

– Это бы я включила в фильм. – Прислушалась. – Она перебирает звуковые воспоминания за день, как я – снимки на мобильном.

Еще послушали. Спокойные. Умиротворенные.

И вдруг из соседней комнаты донесся смех Соломона. Редкий у него самозабвенный, от всей души смех.

– Это ты? – Бо повернула к нему голову.

– Да. – Он не смотрел ей в глаза. – Уж и не знаю, что меня так рассмешило, – солгал он, припомнив, как они цеплялись друг за друга, изнемогая от смеха, у него живот заболел, слезы потекли. Это было с утра: одеваясь, он решил, что Лора жарит бекон. Из кухни доносились сладостные звуки масла, растекающегося и шипящего на раскаленной сковороде. Он вышел – Лора стояла перед открытым холодильником, изображая звуки готовки. Проголодалась. А в холодильнике ничего не было, и при виде пустых полок и пустого стола он растерялся так, что Лора, увидев его гримасу разочарования, громко засмеялась. И он, осознав, что произошло, расхохотался вместе с ней.

А после смеха послышался его кашель, скрывавший призыв «Солги».

Соломона передернуло.

И снова смех. Снова ложь, и снова смех. И так несколько раз.

– Она пытается понять, – сказала Бо, не сводя глаз с Соломона. Ее сердце тоже забилось учащенно: она угадала. – Хочет знать, что ты за человек.

Лора вновь воспроизвела его смех.

– Сол! – озабоченно сказала Бо.

– А? – Смотреть ей в глаза он не мог. Сердце билось так сильно, что он боялся: Бо, прижимавшаяся к нему, это заметит. Ему казалось, в такт сердцебиению содрогается все тело.

– Сол!

Солги! Смех. Солги! Смех. И так много раз.

Он посмотрел на Бо. Сел, закрыл лицо руками.

– Да, я знаю. Черт.

Утром Лора с кружкой чая устроилась на балконе и принялась насвистывать.

– Что она делает? – Соломон вышел из душа и присоединился к Бо на кухне. Поцеловал ее. Он твердо решил: целовать ее открыто, не прячась.

Прошлой ночью они решили: ему нужно отойти в сторону, предоставить Бо и Лоре шанс сблизиться. Тем более у него срочная работа, на несколько дней нужно съездить в Швейцарию снимать для «Уродских тел» операцию мужчины, чью историю отслеживали целый год. Бо и Сол решили, что и Лоре, и фильму его отлучка пойдет на пользу, а про себя Соломон знает, что так будет лучше и ему. Он теряет самого себя и недоволен тем, во что превращается: в мужчину, способного думать о другой женщине в тот самый момент, когда лежит в постели с подружкой. Нет, это не он. Таким он быть не хочет. Нужно выйти из этой ситуации.

– Беседует с птицей по соседству, – пояснила Бо. – Яичницу с беконом будешь? – спросила она, ставя перед ним тарелку. – Лора приготовила. Только все просила у меня такие приправы, про которые я и не слышала. Травки разные.

– Свози ее в супермаркет, – посоветовал он, запрещая себе оглядываться на Лору. – Ей понравится.

– Ага, – кивнула Бо, пытаясь сообразить, как в ближайшие четыре дня будет справляться с Лорой в одиночку. Она уж готова закрыть глаза на их с Соломоном подозрительную близость, только бы он остался.

Лора чирикает на балконе.

– Что там за птица? – спросил вдруг Соломон, жадно заглатывая завтрак. С появлением в их доме Лоры качество еды заметно повысилось.

– У парнишки по соседству птица в клетке. Волнистый попугайчик, кажется. Неужто ты ни разу не слышал?

– У какого парнишки? – переспросил он.

Бо засмеялась, игриво замахнулась на него посудным полотенцем. Потом вернулась к столу с эспрессо и грейпфрутом, заговорила тише:

– Посидишь рядом, пока я буду объяснять ей насчет прослушивания?

– Мы вчера уже все обговорили, – ответил он, утыкаясь в яичницу. – Пора тебе лучше ее узнать. И чтобы она и тебе доверяла.

Чудесный завтрак, Лора сделала такую вкусную яичницу, какой он в жизни не едал. Готов языком вылизывать тарелку. Нужно как можно скорее отсюда удрать.

– Знаю, знаю, но ты лучше справляешься с ней.

Он поглядел на Бо, понял, как она сильно нервничает.

– Ты справишься. Просто воспринимай это не как «инструктаж», а как будто ты общаешься с подругой.

– Откупорить в восемь утра бутылку вина, пожалуй, рановато, – попыталась она шутить, но ей было явно не по себе.

Впервые с того момента, как Соломон сел за стол, он хорошенько присмотрелся к Лоре. Ей понадобилось несколько дней после той истории с убитым зайцем, чтобы выйти из своей скорлупы. Они неплохо проводили время. Соломон с радостью показывал Лоре город, все для нее новое, наслаждение было смотреть на нее и слушать, как она повторяет каждый звук, самые рутинные звуки, он-то давно их не замечал. Шипение тормозов, когда автобус приближается к остановке, свисток почтальона, жалюзи, поднимающиеся на витрине магазина, клацанье ключей, рев мотоцикла, велосипедный звонок, цоканье каблуков.

Ее звуки были неисчерпаемы, они словно сами собой вытекали изо рта, и Лора не всегда это замечала. Напрасно Бо тревожилась, как бы этот талант не иссяк в городе, – звуки только умножались. Да, ему было с Лорой весело. Сколько он смеялся – месячная норма за два дня! А потом ловил себя на таком легкомыслии и замыкался. Правильно Лора усомнилась в его характере, его надежности. Кто он такой, что делает? То открывается ей, то захлопывается, то горяч, то холоден. Нужно держаться от нее подальше – ради блага Лоры, ради Бо, ради него самого.

Боковая дверь была раздвинута, сквозь нее чириканье Лоры разносилось на всю квартиру.

– Кстати, она вовсе не разговаривает с птицей, – сказал Соломон, моя в раковине посуду.

– Мм?

– Ты думала, что она разговаривает с птицей.

– Ну да.

– Ты что, в самом деле?

– По мне, так это очень похоже на двусторонний разговор.

– Нет. – Он рассмеялся, но снова шевельнулась уже ставшая знакомой тревога. Или то была тоска? Припекало в груди. Эта ли тревога побуждает его пикироваться с Бо, или Бо – причина его тревоги? Он пока не разобрался, но как-то они взаимосвязаны.

– Птичка явно думает, что нашла собеседницу, – весело проговорила Бо и снова уткнулась в телефон, проверяя почту.

– Что там птица думает, я не знаю, но в людях я разбираюсь. – И на этот раз в его заявлении довольно откровенно проступил подтекст: а вот она не разбирается.

– Прекрасно, Соломон, это она не с птицей разговаривает, – согласилась Бо. – Так объясни мне, что к чему. Ты-то ее гораздо лучше понимаешь, чем я.

Она не поддразнивала его, не оборонялась, и осуждения в ее голосе тоже не было.

– Давай мы с тобой так «поговорим», как они. Можем прямо сейчас начать.

– Хочешь, чтобы я насвистывала? – усмехнулась Бо.

– Хочешь, чтобы я насвистывала? – повторил он и постарался, как мог, похоже воспроизвести ее смешок.

Она засмеялась.

Он тоже.

– Может, мне зачирикать?

– Может, мне зачирикать?

Ее улыбка увяла.

– О’кей, Сол, я усвоила.

– О’кей, Сол, я усвоила.

– Это не разговор с птицей.

– Это не разговор с птицей.

– Она подражает птице.

– Она подражает птице.

Оба умолкли.

На балконе Лора, невидимая обоим, улыбнулась, пряча улыбку в широкую кружку чая.

Соломон уставился на Бо, ожидая следующей реплики. Вернулся в детство, когда вот так доводил братьев.

– Моя подружка Бо, – медленно, обдумывая каждое слово, произнесла она, – крутейший в мире продюсер.

Он повторил ее похвальбу, придвинул стул вплотную к ее стулу, глаза в глаза.

– С самыми сексуальными сиськами.

Она рассмеялась:

– Этого я не говорила.

– Этого я не говорила.

Веселые, счастливые. Когда расшалятся, им хорошо вместе. А потом Бо все испортила:

– Скоро я женюсь на моей Бо.

Он замер. Уставился на нее, чуть отодвинувшись, чтобы как следует рассмотреть, увидеть картину целиком, не шутит ли она. С ее лица сдуло улыбку – и с его тоже. Между ними повисло тяжелое напряжение. Зачем она это сказала? Зачем испортила славную минутку, перевела в серьезный разговор?

– Ты этого хочешь? – спросил он.

И она тоже присмотрелась к нему. Очевидно, он-то этого вовсе не хочет, не может произнести эти слова даже в игре. Но нет, на самом деле она этого не хочет. В этих отношениях она себе подобной цели не ставила. Раньше, с Джеком, – да, но тогда она была моложе, ей нравилось осуществлять трудные проекты, и Джек был для нее таким проектом. Смешно сказать, но она скорее вышла бы замуж за Джека, чем за Соломона. И все же она расстроилась – не потому, что хотела стать женой Сола, но потому, что он так очевидно этого не хотел. Не оскорбительно ли для женщины оставаться с тем, кто не хочет на ней жениться, пусть сама она и не собирается за него замуж? Двойные стандарты? Что ж, у нее таковых немало.

Она прямо-таки слышала отговорки Соломона, хотя он не произносил ни слова, только смотрел на нее в панике, кожа блестела, словно его прошиб нервный пот. Она слышала его контрдоводы, словно он произнес их громко и внятно, то есть на самом деле эти доводы она сама знает и сама использует против брака, и тем не менее произнесла эту фразу, чтобы вынудить его повторить, чтобы испытать его, – и это, конечно, нечестно.