Он ведь и сам был не рад, что так вышло. Задним числом он прекрасно понимал, какую жестокую глупость совершил, но в тот момент ему так хотелось привлечь внимание девушки, что он забыл о последствиях – об опасности для других стрелков, о том, что она может счесть его психом. И ладно бы он налажал там, где его не видел никто из близких, но на глазах у братьев, отца, Лоры…

Разумеется, Соломон не принял извинения, пнул лежачего, и Рори догадывался, что брат ни словечка не передаст от него Лоре. Но он видел ее выступление, слышал, как все только о ней и говорят, и решил прийти повидаться. Найти ее было несложно, эту гостиницу упоминали чуть ли не в каждой газете, а раз она переселилась в гостиницу, у него появился шанс повидаться с ней, когда Соломона не будет поблизости.

Теперь он сидел за столиком и присматривался к Лоре. Необычная девушка – и при этом очень красивая. Экзотическая пришелица с гор графства Корк. Что же там вышло у них в квартире, почему она съехала от Соломона и Бо? Впрочем, где брату убыток, там ему прибыль. Так у них с детства повелось.

Прежде всего он извинился. Нет, вполне искренне – он из кожи вон лез, стараясь показать, как сильно сожалеет о своей глупости. Глазки раскрыть пошире, не впервой ему проделывать этот трюк. Девчонки от этого балдеют.

Лора сидела напротив Рори и чувствовала, как плывет голова. Она выпила два бокала белого вина и прислушивалась к непривычной реакции. Ей понравилось, можно бы выпить и еще. Ушло смятение, ушла и мигрень, которая чуть ли не каждый вечер настигала ее после того выстрела в Голуэе, пульсировала позади глаз. С тех пор мигрень словно и не прерывалась, лишь обострялась от стресса. Вот и правильно, что мигрень исцелилась именно сейчас: Рори был ее виновником, Рори и помог избавиться от мигрени. Или вино помогло? Так или иначе, он к этому руку приложил. И такой забавник, она смеялась без умолку, стоило ему раскрыть рот. Лора всем сердцем поверила, что Рори сожалеет о своем поступке, хотя, вероятно, немного преувеличивает, расписывая угрызения своей совести. Строит такие же гримасы, как тот флиртовавший со всеми подряд фотограф, от этого взгляд смягчается. Все это понарошку, но парни почему-то думают, что эти приемы должны сработать. И с чего ему так уж каяться? Она ему не судья. То происшествие сильно ее расстроило, но она же не вправе ставить другим людям оценки. Так она ему и сказала.

Рори оказался похож на своего отца. Он пустился рассказывать озорные истории о себе, о своих братьях, как они в ранней юности тайком удирали из дома по ночам. Похоже, главным занятием его жизни было доставать братьев, и об этом он рассказывал увлеченно и жизнерадостно. Лора слушала с удовольствием, особенно истории о Соломоне, хотела знать, каким он был в юности. Но, почувствовав, как закрывается Рори от слишком частых вопросов о Соломоне, она постаралась сдержать свое любопытство, откинулась на спинку стула и стала терпеливо слушать, с надеждой дожидаясь, пока вновь не всплывут волновавшие ее подробности. И старалась не дергаться при упоминании бывших подружек Соломона, не выдавать свой жгучий интерес. В итоге она получила такую информацию: все подружки Соломона были странные, на грани. Та, с которой он встречался несколько лет, поступила в университет искусств, и всей семье пришлось смотреть ее выставку «на ногах». Буквально на ее волосатых ногах с желтыми ногтями. Тут он расхохотался, и Лора осталась в недоумении, выдумал он эту подробность или не совсем.

– Как ты думаешь, почему он выбирал именно их? – спросила она, прикидываясь, насколько могла, равнодушной.

– Потому что сам он зануда, – ответил он. Жестко ответил.

Но ей почему-то казалось, будто общение с Рори приближает ее к Соломону. Во-первых, братья были похожи внешне. Рори коротко стриг волосы и ростом был пониже, черты лица еще не определились, и все же – уменьшенная копия Соломона. Лицо еще инфантильное, а Соломон сильнее, резче и во всем выразительнее – и в движении, и в осанке и позе, и, конечно, особенно выразительны его глаза. Рори сидит как придется, его поза ничего не означает, его взгляд редко останавливается на собеседнице, мечется во все стороны. И пусть его глаза сверкают, игриво блестят, выдавая внутренний жар и склонность к озорству, но сосредоточиться он ни на чем не умеет. Болтать с ним интересно, что правда, то правда. Болтая, он все время смотрит куда-то еще, потому что главным образом рассуждает как раз о людях, которые сидят за соседними столиками. Разговаривает на разные лады, якобы изображая вон ту парочку. Сочинил за них диалог и довел Лору до колик – пришлось попросить передышку.

Он плотник, Лоре представлялось нечто романтическое – мебель по собственной выдумке, вроде того подарка, что его отец сделал Мари, но нет, ничего подобного, говорит он.

– Ходишь по стройкам и по всяким офисам, делаешь что велено, лямку тянешь, – скучливо рассуждает он. – Честно говоря, – он подался вперед, округлил глаза, собираясь поведать страшную тайну, – ненавижу эту работу. Они этого не понимают. Папе сказать не могу, это разобьет ему сердце. Только я из всех и пошел по его стопам. Все разбежались, меня оставили в гнезде. – Он улыбнулся, но глаза не участвовали в улыбке.

Вот сейчас, пожалуй, впервые с той минуты, как они сели за столик, он совершенно откровенен – Лора это видела и готова была посочувствовать. При всей его самоуверенности, стремлении обаять – растерянный мальчик.

Он прикончил четвертую бутылку пива. Ему не сиделось. Она бы охотно побыла тут еще, так уютно стало после двух бокалов вина, но Рори ерзал на стуле, и это ее напрягало.

– Прости, Рори, я бы купила тебе выпивку, но у меня нет денег.

Он вроде бы удивился.

– Даже на автобус, если б мне было куда поехать. Ничего нет, – сказала она и впервые сама поняла, как это ее пугает. – В коттедже я могла, по крайней мере, жить с земли. Собирать травы, грибы и выращивать фрукты и овощи. У меня был полный шкаф солений, сушеных фруктов, достаточно припасов, чтобы продержаться зимой. Я бы справилась даже без покупок Тома, если понадобилось бы, но здесь, в городе, я совершенно беспомощна.

Вот насмешка судьбы: попасть в столицу, где со всех сторон тебя окружает все, о чем только можно мечтать, – и ничто из этого не доступно.

У Рори вдруг вспыхнули глаза.

– Вот тут-то ты ошибаешься, дорогая моя Птица-лира. Ты же мировая знаменитость.

Она попыталась отмахнуться от этой нелепости, засмеялась, но он был непреклонен.

– Сейчас научу тебя, как «жить с земли» на городской лад.

Урок включал поход в эксклюзивный клуб, где на входе брали двадцать евро, а их пропустили бесплатно, потому что Рори вместо пропуска предъявил охранникам Лирохвоста. В клубе он нашел с кем познакомиться, чтобы их пригласили за стол и купили им напитки.

В полночь Лора, стоя и болтая с очередным знакомцем, пошатнулась. Он протянул руку, подхватил ее и продолжал свою речь, словно ничего и не случилась, – но руку уже не убирал. И вдруг пузырь счастья, в котором она пребывала, лопнул. Извинившись, она вывернулась из-под мужской руки, двинулась к туалету, земля снова плыла под ногами. А вокруг словно нарастала громкость каждого звука, музыка отдавалась в висках и в груди, люди толкали ее, все время оказывались ближе, чем думалось. Ей вдруг стало тесно, не хватало воздуху, а ведь прежде она чувствовала себя прекрасно. В туалете уже не так гремела музыка, только в груди по-прежнему бумкало. Уши заложило, как в самолете. До кабинки нужно выстоять длинную очередь. И на все она смотрела словно издали, хотя вот же она стоит. Но и как будто стоит позади себя в очереди и смотрит. Все двигались быстро, она только успевала подмечать детали. Чьи-то туфли, ботинки по щиколотку, рыжая кожа, мокрый пол, раковины, промокшие салфетки. У нее за спиной взревела сушилка для рук, Лора подпрыгнула, зажала уши, глянула себе под ноги – увидела собственную обувь в пятнах спиртного, разводах от пива и вина и как бы не от чего-то похуже. Она прикрыла глаза. Сушилка замолкла. Она отняла руки от ушей, подняла взгляд. Девушка впереди обернулась, смотрела на нее, узнала. Хочет что-то сказать? Девушка заговорила, но в этот момент вновь затарахтела сушилка, и Лора снова заткнула уши.

– Сучка тупая, – прочла она по губам девушки.

Идет непрерывный поток людей, двери открываются, закрываются, цокают высокие каблуки, оскальзываются на плитке, хлопают двери. И все взгляды устремлены теперь на Лору. Множество широко раскрытых глаз. Земля колеблется под ногами. Надо за что-то схватиться, не то упадешь. Только не за девушку впереди, с кожей цвета красного дерева, с большими сиськами под топом, выставляющим все напоказ. В пупке серьга с бирюзой. Губы обведены карандашом, но помады нет. На кого, на что опереться? На раковину? Тоже не пробиться, там своя очередь, женщины поправляют макияж, у каждой в руке телефон, нацелены на нее. Слепят вспышки. Никто не поможет. Звать на помощь? Наверное, надо звать. Они смотрят на нее сквозь камеры мобильных, как будто она не настоящая, не из плоти и крови, живой человек перед ними. Как будто видят ее на экране телевизора.

Дома, с мамой и Гагой, Лора видела многих людей по телевизору. И там, и в коттедже читала о них в книгах и журналах. Порой ее охватывало желание видеть реальных людей, дотрагиваться до них. В этом новом мире люди имеют такую привилегию – видеть и трогать живых людей, – а предпочитают смотреть друг на друга сквозь камеру.

Она слышала, как хлопают двери, сливается вода из бачка, щелкают и цокают каблуки. Девушки вокруг хохотали, запрокинув головы, – громкий, неприятный смех. Неужели эти звуки вырвались из ее рта? Она не знала, у нее кружилась голова. Здесь и не здесь. Прижала руку ко лбу. Ей нужна помощь. Она потянулась к девушке цвета красного дерева, увидела у нее на запястье татуировку, черную змею, спиралью вверх к локтю. Зашипела, признавая правдоподобность рисунка, и рухнула на девушку – та с силой ее отпихнула. Несколько девиц подскочили к ним, заорали:

– Драка!

Лора совсем растерялась, она вовсе не собиралась драться, главное было не упасть.

И вдруг кто-то схватил ее сзади, потащил прочь. Она не хотела драться, а девушки смеялись, задирали телефоны, фотографировали, снимали на камеры. Ее вывели из туалета, куда-то по коридору ее тащил человек, незнакомый мужчина, она вдруг осознала это и запаниковала. Стала отбиваться. Почему девушки смеялись, почему никто не защитил ее? Никто не помог?

К ее рту кто-то поднес стакан. Тот же незнакомый мужчина. Велел пить, но она не хотела. И никого больше поблизости, а музыка такая громкая, что она не разбирала слов этого мужчины. Что-то о людях, пьянстве, наркотиках. Он совал ей в лицо стакан, крепко удерживая ее рукой. Нет, она не хотела это пить. Вышибла стакан из его руки, осколки на полу. Гнев на его лице. Ничего не поймешь. Мужчина повел ее по коридору дальше, она пыталась оглядеться, все расплывалось, ни на чем не удавалось задержать взгляд. Не видела толком, не слышала, не могла думать. Ей нужен Соломон, очень нужен, только он, больше ни о ком не могла думать.

И вдруг она оказалась на улице, за дверью клуба, сердитый человек отпустил ее. Ушел и вернулся с ее пальто, она поняла – он не пытался похитить ее или отравить наркотиками. Это охранник. Она замерзла, закуталась в пальто.

– Извините, – сказала она тихо, но его не интересовали извинения. Он велел ей ждать тут и снова ушел внутрь.

Вернулся он вместе с Рори, который поспешно надевал куртку. Сначала он недоумевал, но, увидев ее, расплылся в улыбке:

– Что ты натворила? С чего меня вдруг потащили?

У Лоры кружилась голова, надо бы поскорее отсюда убраться. Она повернулась – и увидела толпу, жаждущую проникнуть в клуб. Попыталась обойти стороной, пропустить их, но люди стояли стеной. У всех камеры, все фотографировали ее. А она не видела, куда ступает, ничего толком не видела из-за вспышек. Споткнулась и упала. Не больно, но встать сразу не смогла. Рори подскочил, сунул руки ей под мышки. Она слышала, как он хохочет, поднимая ее.

Разве это смешно? А он заливается.

Она попыталась сделать шаг, другой, но ее куда-то повело. Все еще посмеиваясь, Рори подхватил ее под руку.

Как же все плохо! Они оказались в проулке, отсюда не было видно выхода на улицу, и Лора поддалась панике, клаустрофобии. В этом городе ступить некуда. Столько людей! Ее замутило.

– Нет, не сюда, – остановил ее Рори. Перестал смеяться. – Лора! – мрачно, предостерегающе сказал он. Вокруг папарацци.

Лора выскальзывала из его рук, ее тело и ноги превратились в желе. Она выше ростом, ему трудно было удерживать ее.

– С дороги! – заорал Рори на фотографов.

Они выбрались на улицу, но там тоже было полно народу, всем любопытно, что стряслось, какая знаменитость в таком виде покидает ночной клуб.

– Лирохвост, Лирохвост, – неслось изо всех уст. Словно ветер шуршит листьями у нее на горе. Но ведь она не там, она здесь, ей тычут в лицо телефонами. Протягивают блокноты и ручки, просят автограф.