Сесилия Ахерн - Птица-лира

Не помогли ей ни новые знакомства, ни отвлечения. Его запах… не просто его любимый одеколон, но запах его кожи. Пока она жила в его квартире, спала в его комнате, этот запах окутывал ее со всех сторон. Она утыкалась лицом в подушку, вжималась в подушку – словно к нему прижималась лицом. И стонала от разочарования, потому что всего этого было мало. Чувствовать его запах вокруг, быть так близко к нему, но снаружи. Нет, всего этого мало. Этой ночью она не смогла уснуть, перебралась на диван, чтобы хоть как-то отвлечься.

Почувствовав его присутствие за спиной, она замерла, не дыша. Закрыла глаза – а фильм тем временем продолжался, – ждала, что он подойдет, его губы на ее затылке, его руки на ее бедрах, повсюду. Эти мысли – и его близость – напугали ее. Лора поспешно открыла глаза, заставила себя сосредоточиться на фильме, на том, что говорили ее отец и дядя. Сердце сильно стучало, и не потому, что она вновь видела отца.

Пока что этот фильм ничем ее не порадовал. Пожалуй, даже усугубил ее одиночество. Она надеялась ощутить связь, обрести корни, чтобы голова больше не кружилась, найти какую-то точку опоры посреди всего, что с ней происходило. Вернуть себе чувства, вернуть слух, вернуть свои звуки. Но она не могла избавиться от обиды: все время, пока снимался этот фильм, она жила там же, на ферме, но в фильме нет ни следа, ни намека на ее существование.

– Вы никогда не думали жениться, завести детей? – задала Бо вопрос им обоим, и Лора насторожилась.

Джо покачал головой, чуть посмеиваясь, чуть смущаясь. Жениться? Его старое морщинистое лицо при таком вопросе вдруг превратилось в лицо застенчивого подростка.

– У меня тут дела. На ферме. Полным-полно.

– Конечно, какая баба его захочет? – поддразнил Том.

– А ты, Том? Никогда не думал о браке, о семье?

Обдумывая этот вопрос, он молчал дольше, чем Джо.

– Все, что у меня есть, все, что мне нужно, – здесь, на этой горе.

Лора нажала на паузу. Снова сильно забилось сердце – и на этот раз из-за отца. Она перемотала и снова просмотрела эту сцену. Следила за тем, как Бо задает один и тот же вопрос двум мужчинам, склонившимся над копнами сена, кепки заслоняют их лица. Рейчел – великий оператор, но эти двое близнецов сами по себе – благодарнейший материал для кино. Они и состарились одинаково.

Еще раз та же сцена.

Ее отец.

– Все, что у меня есть, все, что мне нужно, – здесь, на этой горе.

Здесь, на этой горе.

О, как бьется сердце! Она велит себе успокоиться, всмотреться внимательнее, та ли это гора. Мало ли что. Вдруг у него есть еще дети, на других вершинах, рожденные другими женщинами, после того как ее мать рассталась с ним. Нелепое предположение, но в таком важном деле она должна разобраться в точности. Она снова поставила на паузу, вернулась назад и снова проиграла тот же эпизод.

На четвертый раз она уверилась окончательно. Он тщательно обдумал ответ – так тщательно, что Джо удивился его молчанию, оглянулся с мальчишеской улыбкой на лице. Что-то братишка о девчонках призадумался, фыркнул он.

Что же там было, на горе у Тома? Джо, его дом, его ферма, овцы, собаки. Его воспоминания. И его дочь. Она жила на этой горе, и, значит, в своей ответ он включил и Лору. Пусть он не любил ее так, как обычно родители любят детей, но он признал ее и дорожил ею. И это для Лоры важнее всего.

Лишь теперь, когда она это поняла и продумала, она вспомнила, что в гостиную заглядывал Соломон. Со счастливой улыбкой обернулась к нему. А он ушел. И дверь в комнату закрыл. Улыбка тут же померкла, но затем она вспомнила слова Тома и пошла спать, чувствуя себя так, словно отец только что ее обнял – чего он никогда не делал. До этой минуты.

Соломон негромко постучался в комнату Лоры. Не получив ответа, забарабанил громче.

– Лора, я…

Дверь открылась. На ней была его рубашка – и больше ничего. Зеленые глаза сонно приоткрылись, утренний свет был чересчур ярок. От нее пахло сном, пахло теплой уютной постелью, Соломон готов был – буквально – наброситься на нее. Впился в нее жадным взглядом, пока она протирала глаза, – длинные ноги, изящные бедра, полускрытые его футболкой.

– Извини, что взяла твою рубашку, – пробормотала она. – Следовало попросить разрешения, но… – Она не могла сообразить, что сказать себе в оправдание, а ему-то и вовсе было все равно.

– Не за что извиняться. Все хорошо. Великолепно. Ты прекрасна. Тебе очень идет, – запутался он в словах. Горловина была ей широка, все три верхние пуговки Лора оставила расстегнутыми, и он видел, как начинается изгиб ее груди, а если наклониться, тогда там, где одна сторона распахнута чуть больше, он, наверное, увидит…

Тут она заметила тарелку у него в руках.

– А, да. Я приготовил тебе салат из курицы. С гранатом. Просто потому, что нынче гранат суют во все подряд.

Она растроганно улыбнулась.

– Поешь, прежде чем ехать на студию, это лучше, чем тамошняя синтетика. – Он присмотрелся к своему блюду и пожал плечами: – Хотя не уверен.

Сам чувствовал, как путается в словах, взрослый мужчина, а в голове одно – уложить ее в постель. Так бы и поступить – но нельзя, нельзя, нельзя. Он погубит ее. И так уже многое ей испортил. Усилием воли Соломон заставил себя выпрямиться и отступить, а то уже чуть не полез ей за пазуху.

– Через пару часов пора ехать. Ты полдня проспала.

– Ночью не могла уснуть.

Стоило ей вспомнить о вечернем выступлении, вернулся страх.

– И я не мог.

Их взгляды встретились. Он готов был поклясться – она его околдовала.

– Шоу в восемь. Ты выступаешь последней. Можем приехать туда в шесть – обычно приезжают заранее, но они сказали, тебе не нужно. Проверку звука проведут без тебя.

– А репетиция? – удивилась она.

– Сказали, тебе и это не нужно. Все будет хорошо, Лора, все будет в полном порядке. Это последний раз. Две минуты на сцене – и все. Используй их на всю катушку.

– Только я начала успокаиваться – и тут ты это сказал.

– Я вот о чем: ты должна показать им, кто ты есть на самом деле. Вернее, даже не им показать – быть собой. Все это увидят и поймут. – Поймав ее улыбку, он засмеялся: – Фигово у меня получается, да? В последний раз, когда меня выпустили на разогрев, двадцать человек ушли из зала еще до того, как началось основное.

Она засмеялась в ответ:

– Так распугай их и сегодня – мне будет легче выступать.

Взяв у него из рук тарелку, Лора прошла в кухню, села за стол. Он смотрел, как она ест, скрестив ноги, – босая. Сердце стучало оглушительно. Ему следовало уйти, но не мог же он бросить ее одну в квартире, на нем ответственность – присмотреть за ней, помочь ей собраться, привезти в студию. А то как бы она снова не принялась лазить по балконам.

При воспоминании о прошлой ночи он невольно улыбнулся.

– Что такое?

– Ничего. – Он сел за стол напротив нее. Всякий раз, как подумает, что нужно уйти, поступает наоборот. Но она так смотрит на него, что… – Вспомнил, как ты вчера разыгрывала из себя ниндзя.

Она прикусила губу:

– Повезло, что ее муж не приехал.

– Слушай, если он сегодня заглянет, я сразу в окно. Разбирайся с ним сама.

Он облокотился на стол, опустил голову на скрещенные руки, посмотрел на нее снизу вверх.

– Эй! – Ухмыльнувшись, она слегка пнула его под столом.

Они замолчали. Он смотрел, как она ест. Как она думает, как собираются морщины на лбу. Ее серьезность умиляла, каждая, на хрен, мелочь в ней его умиляла, а когда она вдруг взглядывала на него, он с трудом – напрягаясь всем лицом – успевал спрятать разоблачавшую его улыбку. Точно перевозбудившийся мальчишка двенадцати лет.

– В прошлый раз пришлось репетировать весь день. Все эти хитроумные танцы. А на этой неделе ничего не было. Не знаю, как это понимать. – Она покосилась на Соломона. – Ты видел полуфинал?

С улыбкой так и не получилось справиться. Как бы Лора не подумала, что он смеется над ней.

– Видел, конечно, – признался он. – Это было ужасно.

Со стоном она запрокинула голову, длинная шея напряглась.

– Не твоя вина. Бо посоветовала их арт-директору лесную тему. Разумеется, она не имела в виду Златовласку и трех медведей. Ты тут ни при чем.

– Я говорила Джеку, что мне это не нравится, но они спросили: а что я сама могу предложить, и мне ничего другого не пришло в голову.

– То есть делай, как они велят, или никак.

Она кивнула.

– Это было совсем скверно?

Он стал припоминать, что он почувствовал, увидев ее. Казалось, что он не видел ее так давно – она ушла из квартиры жить в гостиницу, побывала в Австралии, все это время никаких контактов.

– Я был счастлив снова видеть тебя.

Она улыбнулась, ее глаза засияли.

– Но я знаю, ты можешь выступить намного лучше. Бо что-то готовит к сегодняшнему вечеру. Она всю душу в это вложила. Мне кажется, она хочет исправить ошибку, позаботиться о тебе.

И он бы хотел, только не знал как.

– Она мне ничего не должна, – нахмурилась Лора. – Все ошибки на моей совести. Я их признаю.

– Кстати, насчет признания ошибок… Та ночь с Рори…

Лора съежилась. Вот уж о чем она даже думать боялась.

Соломон выпрямился.

– Я подвел тебя. Сильно подвел. Сам я себе никогда этого не прощу, но я бы хотел извиниться перед тобой. Мне следовало заботиться о тебе, защищать. Дело в том, что я боялся… думал, что нельзя стеснять твою свободу. Ну, в общем, по некоторым причинам – моим внутренним причинам – не хотел мешать тебе. У тебя столько новых возможностей… – Он запнулся, поглядел на нее, соображая, можно ли продолжать.

– Я видела тебя три года назад, – вдруг перебила она, словно ни единого слова не слышала или ничего не поняла, но этого не могло быть, она так внимательно слушала. – Там, на горе. Я ходила в лес. Искала бузину. Том всю вырубил, она разрастается и лезет в живую изгородь, а мне ее не хватало, летом у нее вкусные ягоды, а цветы ее… впрочем, не важно…

– Продолжай, – попросил он.

– Цветы – это в бузине главное. Они придают замечательный вкус вину, любым напиткам, варенью. Гага настаивала на бузинных цветах ликер, его уже через полгода можно было пить. И я хотела отыскать куст, до которого Джо и Том не успели добраться, поэтому зашла дальше обычного, вышла из леса с другой стороны, и ты стоял там – глаза закрыты, наушники на шее, сумка с аппаратурой на плече. Тогда я не знала, что ты делал. Теперь понимаю, что ты прислушивался, проверял фон, но тогда ты выглядел таким безмятежным – вот что я увидела.

– Почему я не заметил тебя?

Она покачала головой:

– Потому что я этого не хотела.

– Это было три года назад?

– В мае. – Четвертого мая, она помнила этот день. И не только потому, что бузина как раз была в цвету. – Потом я спросила Тома, откуда ты. Он сказал, ты приехал снимать фильм. И что ты тоже любишь звуки. Вот и все, что он мне сказал. – Она сглотнула с трудом и заставила себя договорить до конца: – Я еще несколько раз подглядывала за тобой.

– Правда? – Он улыбнулся, а сердце билось резко. – Что ж ты меня не окликнула?

– Да, жаль, – тихо призналась она. – Каждый день, когда мне не удавалось тебя найти, я жалела о том, что не показалась тебе на глаза в прошлый раз, – но когда находила, снова не хватало отваги. Так что теперь, когда я увидела тебя в лесу через три года, я уже не могла рисковать, поэтому я издала тот звук. Хотела привлечь внимание.

– Да уж, ты привлекла мое внимание. – Он потянулся к ней через стол, отодвинул тарелку и взял ее руки в свои.

Она ждала, когда же он ее поцелует.

И он хотел ее поцеловать, он так этого хотел. Обойдя вокруг стола, он прижал ладонь к ее щеке, потом притянул ее лицо ближе – и поцеловал ее, сначала слегка, и отодвинулся, чтобы заглянуть ей в глаза, увериться, что можно продолжать. Ее зрачки расширились, зеленая кайма вокруг них казалась почти прозрачной. Она закрыла глаза и с жадностью ответила на его поцелуй.

Она почувствовала его прежде, чем учуяла его запах.

Она учуяла его запах прежде, чем его увидела.

Она наблюдала за ним прежде, чем он ее увидел.

Она узнала его прежде, чем он узнал ее.

Он полюбил прежде, чем посмел поцеловать.

Напряжение, адреналин, восторг и страх излучали сами стены бывшей бойни. Сотни фанов уже собрались за ограждением к тому моменту, как подъехали Соломон и Лора, – махали плакатами, щелкали камерами, распевали песни любимых групп, не имевшие никакого отношения к шоу талантов, но объединявшие этих людей в некое братство. При виде машины все радостно завопили, у Лоры от звука стольких голосов свело желудок. Дрожь била и Соломона, а ему ведь не предстояло выступать. Если б Лора сейчас попыталась сбежать, он бы не счел ее трусихой. Она не обязана была проходить через такое.