Сесилия Ахерн - Птица-лира

Зал взорвался.

Алан покорил всех.

Выступление закончилось. Пустили запись, предваряющую выступление Лоры. Она услышала собственный голос, настоящий: рассказ о поездке в Австралию, о том, как это изменило ее жизнь. Ничего сенсационного, зато это чистая правда. Под рассказ, наложенный на сцены сельской жизни, Лора двинулась к сцене мимо Алана, который успел пожать ей руку и поцеловать в щеку:

– Ты справишься.

С потолка спустилась огромная клетка, и, хотя зрителям полагалось сидеть тихо, по залу прокатился подавленный вздох. Дверца распахнулась, Лора шагнула внутрь. Бенуа поскромничал: клетка была вовсе не такой простенькой, как на его рисунке, это было роскошное произведение искусства, прутья изгибались, словно виноградная лоза, на них росли ярко отполированные бронзовые листья. Лора села на качели, невидимые руки защелкнули ремень безопасности, и клетка захлопнулась, стала медленно подниматься. Лора прекрасно себя чувствовала в этом воздушном лифте, так хорошо, что ей чудилось – она светится изнутри. Повиснув высоко над сценой, она казалась себе разом и очень уязвимой – и волшебно всемогущей. Распрямилась – так удобнее всего на качелях – и сосредоточилась на экране, еще не зная, что сейчас будет, чего ждать от самой себя.

Вспыхнул свет – не все огни, только освещавшие клетку прожектора. Лора не сводила глаз с экрана. Она узнала кадры из «Близнецов Тулин», документального фильма Бо. Вид с птичьего полета на горы Гуган-Барры, ветряки, овечьи фермы. Ее гора, родной дом. Верхушки деревьев. На миг она прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Как будто и правда перенеслась домой. Утренние прогулки, походы за травами и ягодами, дальние пути, земля пружинит под ногами, манят новые тропы. Звук шагов по мягкой земле, капли дождя падают на листья, все четыре времени года сменяются перед глазами. Птицы – их сердитые и радостные вскрики, возня, гнездование, поиски пищи. В отдалении – гул тракторов, вой бензопилы, автомобили.

Коттедж. Дом, где она жила. Вода кипит над огнем, поленья потрескивают зимним вечером, когда после трех темнеет и уже нельзя выйти в лес. Жарится лук, запах наполняет комнату, ее собственный лук, с огорода. Будит поутру крик петуха, обе курочки уже снесли по яйцу, скорлупа разбивается о край сковороды, шипит на раскаленном металле белок, а вот коза – ее пора доить. Мирные звуки сменились завыванием бурной ночи, когда ветер чуть не срывает крышу. А это что? Похрапывает Мосси, хлопают крыльями совы, летучие мыши.

Глубже в прошлое – дом мамы и Гаги. На экране – комната, где они работали. Крутится пластинка, джаз, стрекочет швейная машинка, горячий уют шипит паром, ножницы режут ткань, падают со звоном на другие инструменты.

Фотография мамы и Гаги. Звон стаканов, смех двух женщин, обожавших друг друга. Им было хорошо вместе, им больше никто не был нужен, мать и дочь, сердце к сердцу.

Бывшая бойня, переделанная под студию. Первое выступление. Джек жует резинку, слепящий свет, камера, аплодисменты. Отсчет времени, переговоры по рации, та ужасная пьяная ночь. Фотографии в газете. Вспышки, обидные выкрики, нападки, та девушка в туалете, которая не захотела помочь, которая делала селфи, цокот каблуков по кафелю, хлопают двери, сливается вода из бачка, ревет фен для рук. Разбивается стекло, снова вспышки, орут репортеры, все выкликают ее имя, лица расплываются, расплываются звуки. Дурнота, голова низко свисает над унитазом, все звуки отдаются эхом, звуки рвоты. Ты как? Смятение… помогите, помогите… никто не хочет помочь.

И шум города. Слишком много звуков в Дублине, она не поспевает за всем, что атакует ее слух. Сирены «скорой помощи» и полиции, кофемашины, банкоматы, звонки мобильных, писк эсэмэсок, кассовые аппараты, видеоигры, шипение автобусных тормозов – все эти звуки в новинку для нее.

Полицейский участок, фотография Лоры, пытающейся закрыть лицо.

– Вы в порядке? – голос доброй женщины-полицейского.

И вдруг видео закончилось, и Лора увидела на экране себя сейчас – женщину-птицу, чей костюм переливается в свете прожекторов. Полный приключений путь привел ее – сюда.

Каким же звуком завершится это путешествие? Что прозвучит сейчас? Она умолкла.

Столько труда вложил Бенуа в эту работу, а она забыла крылья, она же должна была раскрыть крылья. Второпях она дернула шнур, и крылья распахнулись. Раскрылись широко, такие мощные, что чуть не сорвали ее с качелей.

Зрители охнули. Лора посмотрела на них – они присматривались к ней.

Ее путешествие еще не завершено. Она подумала о Соломоне. Как он смущенно откашливается. Как вздыхает, как стонет удовлетворенно, как перебирает гитарные струны. Счастье, настигшее в этот день их обоих. Волшебная мелодия, которую его мать исполняет на арфе. Волны, плещущие возле дома его родителей. Чайки. И когда они вдвоем и больше никого. Никто им больше не нужен, ничто не нужно. Нет, это не конец пути. Только начало.

Она подумала о Рейчел и ее маленьком сыне Бреннане и вдруг услышала его крик. Наверное, его принесли в зал, Рейчел и Сюзи смутятся оттого, что малыш закричал, нарушил тишину во время ее выступления. Но никто и глазом не повел. Все улыбались, многие утирали глаза. Ей понравился этот младенческий крик, он не был печален, она могла бы слушать его целый день, и под этот крик Лора принялась раскачиваться на качелях, ее крылья теперь полностью раскрылись.

На взлете она заглянула за кулисы и увидела тех, кто привел ее сюда.

Бо плакала.

Соломон глядел на нее – счастливый, улыбка до ушей, глаза сияют.

Всхлипывала Бьянка.

Даже Рейчел боролась со слезами. А Бреннан сладко спал на руках у Сюзи, и Лора поняла, что это не он кричал, это – она сама. Как же она не догадалась?

Клетка медленно опускалась на сцену. Лора оставалась на качелях, пока дно клетки не коснулось мягко пола. Зрители снова замерли, глядя, как она сходит с качелей. Помедлила в нерешительности: две минуты еще не истекли. Осталось пять секунд. Они отсчитывались на экране, висевшем теперь у нее над головой. На счет «один» дверь клетки автоматически открылась.

Мастерский штрих Бенуа. Она улыбнулась, благодарная.

Лора и Алан стояли посреди сцены «Поиска звезд», Джек встал между ними, но Лора дотянулась и взяла Алана за руку. Ладонь его была влажной, на другой руке сидела верная Мейбл, прикрывая ручками глаза в ожидании приговора.

За спиной у них в темноте стояли остальные финалисты, над ними свет померк, когда Джек объявил, что они проиграли по итогам зрительского голосования. Элис свирепо насупилась. Двенадцатилетняя гимнастка уже поцапалась за кулисами с разочарованными родителями. И теперь осталось только выбрать между Аланом и Лорой.

Напряжение в зале росло, но Лора купалась в безмятежном покое. Она победила. Она достигла всего, о чем мечтала, и сверх того. Действительно взлетела в свою новую жизнь. Достигла новых высот. Она свободна, ее жизнь переменилась, ее ждут приключения. Двадцать шесть лет она скрывалась от мира, а теперь открыта всему.

Джек Старр разорвал золотой конверт. Пот проступил у него на лбу и верхней губе.

– И победителем «Поиска звезд» становятся… АЛАН И МЕЙБЛ!

Лора улыбнулась. Дверь ее клетки распахнута. Она свободна.

Лора сидела на балконе в одной из футболок Соломона. Длинные ноги вытянуты, ступни скрещены на ограждении, в руках – чашка зеленого чая. Прикрыв глаза, она подставляла лицо утреннему солнцу. Соломон лениво наблюдал за ней с дивана, обняв гитару и слегка перебирая струны, потихоньку сочиняя новую песню, проборматывая слова, пробуя так и эдак пригнать их друг к другу. При Бо он не мог сочинять, ему нужно было остаться в одиночестве, ее он стеснялся, но рядом с Лорой ему хорошо и спокойно. Она слушает, время от времени вторит звуку струн. Тогда он умолкает, прислушиваясь к ней: Лора сделала несколько попыток, пока не стало получаться идеально. Так он совершенствует свою песню, а она – свою. Улыбаясь, Соломон покачал головой: как все это удивительно, как прекрасно!

Наконец Лора открыла глаза и увидела газету, которую Соломон оставил рядом с ней. Она видела, как он положил тут газету прежде, чем перебрался с гитарой на диван. «СУПЕРЛИРОХВОСТ!» – вопил заголовок.

– Ты же запретил мне читать газеты.

Он продолжал наигрывать на гитаре.

– Это ты должна прочесть.

Вздохнув, Лора скинула ноги с ограждения – нужно сесть понадежнее, приготовиться к очередному потрясению, хотя она и понимала, что статья, скорее всего, хорошая, раз Соломон так настойчиво советует ее прочесть. Телекритик Эмилия Бельведер о финале «Поиска звезд». Лора собирается с духом и читает.

Моя мама была повитухой, но в большей степени считала себя садоводом. Все свободное время она отдавала борьбе с сорняками, которые пробивались сквозь трещины в бетонной дорожке и на лужайке перед домом. Помню ее на четвереньках, бормочущую угрозы и проклятия. Трещины в бетоне и асфальте – самое удобное укрытие для занесенных ветром сорных семян. Бесполезно даже пытаться выдернуть их оттуда. Одуванчики, чертополох, иван-чай, тысячелистник – заклятые враги моей матери. И я вспоминаю эти сцены борьбы с сорняками, когда думаю о роли различных конкурсов и шоу талантов в нашем обществе.

Судей и скаутов, разыскивающих таланты, я бы не сравнила с ветром, который несет семена. Они скорее похожи на мою мать – замечают и пытаются выдернуть росток, поначалу без присущей моей матери агрессии, даже без раздражения. Они не ставят себе целью уничтожить все, однако именно таков обычно результат их усилий. Нечто редкостное, нечто прекрасное выросло не там, где надо, – и они это искореняют. Выдергивают и помещают в причудливую вазу, выставляют напоказ, чтобы все могли полюбоваться, и убеждают сорняк, что именно тут ему и следует быть. Убеждают сорняк бороться с другими сорняками – а пока они прорастали каждый в собственной трещине асфальта, им и надобности не было бороться друг с другом. В этом и сила, и слабость шоу талантов. Те, кто находит диковинку, не умеют ее сохранить. Тянут, выдергивают, пересаживают – и на чуждой почве цветок скоро вянет. Он не может здесь расти, не может набраться сил, утрачена жизненная энергия, которая изначально погнала его в рост. В неизвестном ему мире, в неестественной и непостижимой среде сорняк погибает.

Искатели талантов хотят, чтобы таланты засияли в ярком свете, но свет чересчур ярок, он ошеломляет, ослепляет.

С самого момента их появления я презирала телевизионные конкурсы талантов. Только что обнаруженный талант выставляют напоказ не там, где следует, растят его – если вообще пытаются растить – не так, как следует. Возможно, будет преувеличением сказать, что на наших глазах эти редкостные сорняки поливают концентрированным раствором уксуса, но последствия именно таковы. Однако один конкурс нынешнего года изменил мои представления о них. Удалось найти редчайший сорняк, выросший и расцветший в неведомом убежище…

Алан и Мейбл – достойные победители «Поиска звезд», симпатичный номер, номер, который вызывает аплодисменты и смех, который трогает нас глубоко скрытым отчаянием, но Лирохвост завоевала сердца всего народа – нет, сердца всего мира. Двухминутное выступление перенесло меня в детство – что случается нечасто. И обычно в детстве мы пытаемся укрыться от самих себя, от того, чего не хотели бы знать. Но Лирохвост поставила меня лицом к лицу с самой собой. С самой сутью.

Ее звуки обрушивались так стремительно, волнами, порой чудесным образом накладываясь друг на друга, что никто не мог расслышать каждый звук, даже потом, проигрывая запись. И каждому эти звуки говорили что-то свое. Пока мы распознавали один звук, уже возникал следующий. Внутри меня распахивались какие-то дверцы, взрывались эмоции – внезапно, то здесь, то там, повсюду. Трепет сердца, ком в горле, покалывание слезных желез. Я слышала голоса моего детства, отрочества, юности, созревания, брака, материнства – и все за две минуты. Это было так прекрасно, так потрясающе, что я не могла вдохнуть и слезы сами собой капали, пока то кроткое существо в клетке, на качелях, открывало нам свою жизнь. Жизнь в звуках, и каждый звук принадлежал только ей, но к этой жизни, к этим переживаниям причастны мы все. Мы соединились, она соединила нас – в общности умов и сердец. Кое-кто будет недоволен отсутствием пиротехники, но в этом простом изяществе я вижу силу этого выступления, его величие. Такая сдержанность свидетельствует о высоком даре. Конечно, учитывая, что постановщиком был Бенуа Моро при участии кинодокументалистки Бо Хили, удивляться не приходится – и все же это было удивительно. Это выступление было наполнено чувством, человеческим теплом. Оно было искренним, нежным, а порой – душераздирающим. Мы взмывали на крыльях, и падали, и снова взмывали. Посреди красивых и отрадных образов нас вдруг будили резкие и пугающие звуки, а мучительная скорбь разрешалась кротким вздохом примирения.