— Елена, наш гардероб в плачевном состоянии, а появиться за столом в халатах мы просто не можем! — напомнила о своих бедах Дорис.

— Я привезла ваши вещи из отеля! — возвестила Елена, чем привела Дорис в неописуемый восторг.

Все ее чудесные блузочки, изящные платьица и многое другое наконец-то в ее распоряжении!

— О спасибо, ты просто чудо!

— Я также была в посольстве. Меня заверили, что они немедленно займутся оформлением временных удостоверений личностей. К сожалению, восстановить ваши документы можно только в Англии.

— Документы? О чем идет речь? — сдержанно поинтересовался Димитрис.

— Моих подруг ограбили. Воришка-мотоциклист сорвал рюкзачок, в котором были деньги и документы.

— Сожалею о вашей потере, — посочувствовал Димитрис. — К счастью, на вилле вы ни в чем не будете нуждаться, а ко времени окончания отпуска у вас будут временные документы, которые позволят вернуться домой без проблем.

— Большое спасибо, — поблагодарила Дорис, одарив новой, еще более ослепительной улыбкой и Елену, и Димитриса. Последнего — в особенности.

— Через несколько минут Мария принесет ваш багаж. После этого мы будем ужинать, — объявила Елена. — Я ужасно проголодалась. Думаю, вы тоже.

7

Дорис вышла к столу одетая, словно для светского раута: маленькое черное платье, туфли на высоком каблуке, нитка белого жемчуга вокруг изящной шейки и жемчужные же серьги в ушах — очень скромный, но чертовки дорогой гарнитур. Ее прическа была нарочито проста — волосы подняты вверх, за исключением нескольких локонов, изящно обрамляющих лицо. Легкий макияж, облако любимых духов — и сам принц крови не устоял бы перед неотразимой Дорис Крюсон. Тем не менее Дорис дождалась Мэг, чтобы пройти к столу вместе с ней. И все затем, чтобы еще больше подчеркнуть и оттенить собственную красоту и утонченность по сравнению с непритязательным нарядом Мэг.

Совершенство Дорис было неоспоримым, но Мэг подобные штучки никогда не угнетали. Она всегда придерживалась мудрости, что внешний блеск часто бывает обманчив, а критерием оценки человека являются другие показатели, нежели физическая красота (хотя в этом плане она тоже была не обижена!), умение накладывать макияж и блистать в дорогих нарядах и украшениях. Впрочем, это была не единственная причина, по которой Мэг старалась быть на сегодняшнем ужине «серой мышкой». Просто она никоим образом не хотела привлекать к себе внимание.

Елена еще не почтила общество своим присутствием, зато Димитрис уже томился в ожидании, как и предсказала Дорис. Он поднял глаза, оценивая великолепие Дорис и удостаивая Мэг лишь мимолетным взглядом.

— Добрый вечер, — приветствовала его Дорис хрипловато-зазывным голосом.

— Вы прекрасно выглядите, Дорис! Мэг…

— Спасибо. — Дорис улыбнулась улыбкой Джоконды, которую шлифовала перед зеркалом несколько месяцев.

Мэг только слегка кивнула и уселась за стол.

— А где Елена?

— Должна вот-вот подойти. А вот и она.

Елена поприветствовала присутствующих, и тотчас, как по команде, Мария начала подавать на стол. Мэг обнаружила, что Мария не ограничилась несколькими блюдами, как это было в обед, а приготовила целое пиршество: тележка была заставлена разнообразными кушаньями. Теперь наверняка ужин растянется на неопределенное время…

— Ужин — это целое священнодействие для греков, — тут же пояснила Елена, заметив взгляд Мэг.

Мэг не ожидала такой наблюдательности и невольно смутилась, потому что внимание Димитриса тоже оказалось прикованным к ней.

— Наверное, грекам неизвестно, что вечером есть вредно? — неловко выдала Мэг.

— Дорогая, но тебе вовсе не помешает набрать несколько фунтов, ты стала слишком костлява, — встряла Дорис и тут же, изобразив легкое смущение, прощебетала: — О, Мэг, прости, я не хотела…

Предательский румянец смущения выступил на щеках многострадальной Мэг. Не хватало еще, чтобы ее начали разглядывать, решая, права Дорис или нет.

— Мне кажется, что с вашей подругой все в порядке, — непринужденно проговорил Димитрис, ввергнув Мэг в еще большее смущение.

Она быстро уткнулась в тарелку, которую перед ней поставила Мария.

— Димитрис, а… э-э-э… вам обязательно носить это на лице? — спросила вдруг Дорис.

Мэг от подобной наглости просто окаменела, чувствуя, что кусочек мяса, который она пыталась проглотить, встал поперек горла, а сердце провалилось куда-то ниже пяток. Скорее всего, прямо под толстые мраморные плиты этого великолепного пола. Но Димитрис не выразил ни возмущения, ни даже удивления. Он пояснил ровным голосом, почти равнодушно:

— Понимаю, что вас немного смущает мой внешний вид, но я не могу предстать перед вами по-другому. Эта повязка не дань традициям и не требование моего вероисповедания. — Он явно подбирал слова, и, хотя его голос по-прежнему был достаточно ровным, Мэг показалось, что он стал тусклым. — Со мной произошла одна… неприятность, и не так давно мне сделали пластическую операцию. Скоро я смогу снять это.

— Димитрис попал в автокатастрофу, — сдержанно пояснила Елена. — Но он не любит об этом говорить.

Мэг увидела в ее глазах что-то похожее на сожаление. Возможно, Елена тоже не ожидала подобной бесцеремонности со стороны Дорис.

— О, простите, мы не хотели вас огорчить, — сказала Мэг и пнула под столом Дорис.

У нее даже заныло где-то внутри. И Елена, и Димитрис были невозмутимы, но Мэг не сомневалась, что это хладнокровие просто некая защита от вторжения в пространство их семейных отношений и посягательств чужаков на их чувства. А они с Дорис и есть чужаки!

— Ничего страшного… — Лучше бы Елена не говорила этих слов, потому что Дорис истолковала их на свой лад. — Почему вы не едите? Мария сегодня особенно постаралась.

— Здесь столько всего, что у меня просто глаза разбегаются, — снова подала голос Дорис, и по ее тону Мэг поняла, что подруге все нипочем и она уже пришла в игривое расположение духа.

Симптом был опасным, и Мэг внутренне собралась, приготовившись к новым «сюрпризам» и гадая, как далеко Дорис может зайти. Эта роль носила название «своя в доску девчонка» — доверчивая, игривая, непосредственная, располагающая к легкому разговору и возможным откровениям. Все было бы отлично, но Дорис частенько перегибала палку, и тогда Мэг так и подмывало стукнуть ее. И сейчас это желание стало как никогда острым.

— Могу посоветовать начать с закусок, — сказал Димитрис все тем же ровным голосом. — У Марии они особенно хорошо получаются.

Дорис не замедлила воспользоваться советом и тут же по достоинству оценила блюда.

— Очень вкусно. Что это за салат?

— Мелидзаносалата. Это тиропитакья — пирожки с сыром. А это деревенский салат — хориатики. Кальмары, запеченные в тесте, — каламаракья…

— Вкус замечательный, зато названия — язык можно сломать! — Дорис взглянула на Димитриса невинным взглядом и похлопала длиннющими ресницами.

Дорис забавлялась, кокетничала с Димитрисом, а Мэг чувствовала себя так, словно они играют с огнем. Она совсем освоилась и после нескольких минут хвалебных од, превозносящих кулинарные таланты Марии и разнообразие греческой кухни, Дорис переключилась на повествование о нескольких днях, которые они провели в Греции. Избранная тема была довольно безобидной, Дорис — словоохотливой, как никогда. Решив, что подруга одумалась и все-таки вняла голосу разума, Мэг позволила себе отвлечься и погрузилась в собственные мысли.

— …Мэг, правда, было здорово?

— Что?

Мэг не только упустила какую-то очень важную мысль, но и ничего не могла сказать, потому что не слышала ни слова. Дорис, Елена и Димитрис выжидающе и пристально смотрели на нее, ожидая ответа, и Мэг стала медленно заливаться румянцем как всегда в подобной ситуации.

— Я говорю об экскурсии по Афинам.

— О, было замечательно, — пробормотала Мэг. — Акрополь и… Парфенон…

Из-за смущения она больше не смогла вспомнить ни одной достопримечательности, что они рассматривали в Афинах. Даже эти названия с явным трудом всплыли в ее памяти. Дорис, однако, была полностью удовлетворена подобным скудным ответом и тем, что снова поставила Мэг в неловкое положение.

— Греки странные люди! — тут же жизнерадостно провозгласила она.

Елена расхохоталась, а Мэг едва не подавилась пирожком с сыром.

— Я наполовину грек, — тут же насмешливо сообщил Димитрис.

Дорис, как было видно по ее растерянному взгляду, умудрилась упустить сей факт из биографии их гостеприимной хозяйки и ее кузена.

— О! Простите… То есть… то есть я хотела сказать, что они не странные, а… а…

Дорис тщетно пыталась подобрать слова, чтобы немедленно исправить свою ошибку. Она даже забыла о том, что играет определенную роль, которая позволяла ей быстро выпутаться из подобной ситуации. А Мэг, слегка придя в себя, вдруг поняла, что Димитрис вовсе не возмущен, а скорее… да-да, развлекается этим разговором и их замешательством.

— Давайте так, Дорис, — пришел на помощь гостье благородный Димитрис, — будет вполне справедливо, если я признаю, что в ваших словах есть доля истины.

— Спасибо! — с искренним облегчением воскликнула Дорис и бросила на Мэг победоносный взгляд, словно ей удалось одержать трудную и долгожданную победу над сильным противником. — Я, конечно, понимаю, — она вновь обратила свой взгляд на Димитриса, — что у каждого народа свои… э-э-э… особенности, но греки — это вообще… просто анахронизм какой-то!.. Люди из другого времени!

Мэг изо всех сил наступила ей на ногу под столом, но Дорис подобной чепухой было не унять.

— Мужчины ленивы и неповоротливы и предпочитают коротать время в кофейнях, — тут же непринужденно согласилась Елена, неожиданно приходя на помощь Дорис.

Димитрис сложил руки на груди, откинулся на спинку стула и с видимым изумлением рассматривал разглагольствующую кузину. А Елена продолжала, как заправская феминистка:

— Но стоит туда войти женщине — и на нее смотрят как на буйно помешанную. Магазины закрываются ни свет ни заря, и я до сих пор не могу понять, как местные торговцы еще держатся на плаву. В Англии или в любой другой стране вся торговая сеть пошла бы по миру с таким расписанием работы…

Димитрис в показном отчаянии покачал головой.

— Я не должен был отпускать тебя в Европу. Признаюсь, что поступил очень опрометчиво, — покаялся он.

— Ничего подобного! — тут же совершенно искренне возмутилась Дорис. — Было бы ужасно безвылазно просидеть в Греции, где женщинам отводится незавидная роль, и так и не узнать, что существует другой образ жизни, в котором есть место развлечениям, карьере, просто выбору, наконец! Мне хватило трех дней, чтобы понять, что подавляющее большинство греческих женщин довольствуются весьма малым: незавидной ролью матери и бесправной жены. Это весьма печальная участь! Всю жизнь сидеть взаперти, угождать своему «повелителю» и воспитывать кучу ребятишек — разве это не катастрофа всех чаяний и сокровенных мечтаний?

Дорис продолжала в том же духе, и Мэг поняла, что ее надежды насчет проснувшегося голоса разума были преждевременны. Мэг просто отчаялась хоть как-то образумить подругу. Чтобы пихнуть ее в бок, нужно было придвинуться к Дорис, что требовало неизбежных и привлекающих внимание телодвижений, которые — она это точно знала! — не останутся без внимания Димитриса. Можно было попробовать еще раз отдавить болтушке ногу, но, пошарив под столом, Мэг так и не смогла ее обнаружить.

— Вы не любите детей или занимаетесь пропагандой феминизма? Предупреждаю, что и то, и другое в этом доме опасно в равной степени, — заметил Димитрис.

— Пропаганда феминизма? О нет, я всего лишь хочу, чтобы права женщин соблюдались точно так же, как и права мужчин.

— Подобными идеями легко увлечься и потерять чувство меры. Я бы посадил всех женщин под замок, подальше от любых соблазнов.

— Вы серьезно?

— Димитрис просто шутит, — рассмеялась Елена.

— У вас извращенное чувство юмора! — Дорис изобразила возмущение.

— По крайней мере, оно у меня есть. Но я даже не предполагал, что вы такого мнения об обустройстве и семейных традициях Греции.

— Я очень внимательная и все замечаю.

— Наверное, не все, — мягко возразил он.

— А вы ярый сторонник домостроя?

— Сторонник… в разумных пределах.

— Ну да, вы же только наполовину грек.

— Моя мать гречанка, — почти лениво пояснил он в ответ на невысказанный вопрос.

— А на вторую половину?..

— Дорис, — одними губами прошептала Мэг, но ее никто не услышал.

Елена с видимым интересом продолжала следить за перипетиями разговора, Димитрис, казалось, был целиком поглощен усилиями спрогнозировать, на что еще способна Дорис. А заодно изучить невиданный прежде экземпляр рода человеческого.

— Мой отец американец. Учитывая ассимиляцию, происходившую на протяжении всей истории Америки, теперь довольно трудно сказать, какой крови в нем было больше. Кажется, английской, но мне известно и об испанском, и о французском «вливаниях».