Тиффани Райз - Пуансеттия

Перевод: Skalapendra

Сверка: helenaposad

Редактор: Amelie_Holman

Оформление:

Eva_Ber

*обложка предоставлена http://vk.com/shayla_black

Сочельник

Рим, Италия

Магдалена сидела у окна своего кабинета, курила сигарету и держала на бедре антикварную конторку для письма из орехового дерева. Хотя она и не писала, как должна была. Письма копились в ящике последние несколько недель: приглашения, назначения, одно или два письма от одного старого друга... Сегодняшняя ночь идеальна, чтобы заняться корреспонденцией, так как Магдалена была одна, а дом закрыт. Одна специально, конечно же. Пресловутая и величественная сеньора Магдалена не спала в одиночестве, если только это не было ее выбором.

И это было ее выбором, напомнила она себе. Она могла обзавестись компанией, если бы захотела. Магдалена сказала ту же ложь своим девочкам, что говорила каждое Рождество: «Я не отмечаю Рождество и никогда не отмечала. Езжайте домой. Не хочу ничего делать, кроме как спать два дня подряд. Если увижу вас в доме раньше двадцать шестого, будете уволены». - Затем она отсчитала по два миллиона лир каждой в качестве праздничного бонуса и прогнала их. Джованни и Алессандро, двум самым преданным любовникам, она сказала, чтобы они оставили ее одну, потому что Магдалена устала от них. Маленькая ложь, она любила их обоих, но когда один спит с мазохистом, второй, как правило, обязан быть жестоким. Доброта всегда исключение.

Ложь, ложь, все ложь. Правда в том, что Магдалена скучала по празднованию Рождества. Но она была хозяйкой борделя – печально известной в этом деле, если верить оскорбительным стихам, выцарапанным на стенах домов - и Мадам должна была оставаться равнодушной, быть объектом страха и уважения. Если ее девочки, лояльные к изъянам, узнают, что она проводит Рождество одна, ради того, чтобы они могли быть с друзьями или семьями, которые те оставили, они могли остаться с ней из-за жалости. Или, упаси Бог, умоляли бы поехать с ними в дом дедушки или бабушки, или мамы. Нет. Магдалена не могла допустить этого. Лучше просто проспать два дня, съесть в одиночестве рождественский ужин и разобрать корреспонденцию, которую она откладывала с самого сентября. Но она не врала - если одна из девушек появится между сегодняшним и двадцать шестым числом, Магдалена уволит ее.

Похоже, сегодня определенно кого-то уволят.

Или убьют.

Конечно, девушки знали, что лучше не возвращаться. Значит, шаги принадлежали злоумышленнику...

Магдалена тихо отставила в сторону конторку и потушила сигарету в пепельнице из черного дерева. Взяв в руку каминную кочергу, Магдалена не спеша прокралась по темному коридору из кабинета в кухню на цокольном этаже, где она услышала скрип половиц под, как она предположила, человеческими ступнями. Дом был старым, триста лет от роду, и он скрипел как старик, вылезающий из постели по утрам. Снаружи дом казался ничем иным, как старой обветшалой виллой - желтая штукатурка, облупившиеся зеленые деревянные ставни, сколотые мраморные дверные откосы - внутри она перестроила его в нечто похожее на плод любви дворца и борделя. Но среди всех работ, которые она сделала внутри дома, Магдалена так и не починила скрипучий пол. Она рассматривала его в качестве охранной системы. Никто не мог сделать и шага в этом доме без ее ведома. И кто бы то ни был в доме, он сделал много шагов на ее кухне.

Его последних шагов.

Магдалена держалась левой стороны лестницы, потому что та была тихой. Ее сердце колотилось больше от волнения, чем от страха. Возможно, это и было волнение. Учитывая, что она этим торговала, вероятно, это была жажда крови.

Она зашла в кухню и увидела лишь сияние из открытого холодильника. Дверца заблокировала злоумышленника от ее взгляда. Глубоко дыша, чтобы успокоиться, она занесла над головой кочергу.

- У вас тут целая корейка ягненка, - донесся голос из-за холодильника. - Не думал, что вы едите баранину.

Магдалена зарычала и опустила кочергу.

- Я нет, но Антония учится готовить. И что здесь делаешь ты? - потребовала она. - Уже давно был отбой.

- Ем.

- Тебя не кормят в Григориане?

- То, чем нас кормят, нельзя называть едой. А то, как следовало бы назвать, не стоит упоминать в приличном обществе.

- Тогда хорошо, что ты со мной.

Ее злоумышленник закрыл дверь холодильника, и Магдалена включила свет на кухне. У него в руках была миска с остатками ее пасты а-ля Примавера, грозди зеленого винограда, свисающей между его пальцев, и ее последнее яблоко сорта аннурка, зажатое между зубами.

- Теперь я припоминаю, почему не хочу детей. Вы, мальчики, объедаете своих матерей, - сказала она, качая головой.

Он сел на лавку возле ее кухонного стола из грубой древесины, громко откусил от яблока, проглотил и поставил его рядом с миской. Половина яблока уже была съедена. Он откусил до самой сердцевины.

- Ты парень или волк? - спросила она.

- У вас есть вилка?

- А, может, сразу лопату? - Она скрестила руки на груди. Магдалена не ждала гостей, поэтому была в одних ее любимых черных трусиках и черном шелковом халате, который вряд ли можно назвать нарядом для такой компании. Не то, чтобы ее «гость» интересовался ее нарядом. Его глаза были сосредоточены на еде.

- Вилка сойдет.

Вздохнув, Магдалена открыла шкафчик, взяла вилку и протянула ему. Он потянулся через стол, чтобы взять ее, но женщина убрала руку в последнюю секунду.

- Дразните, - сказал он.

- Скажи «пожалуйста».

- Почему вы так грубы со мной?

- Кто-то же должен.

- Я не заслужил этого, - Маркус невинно посмотрел на нее. Она ни на секунду не купилась.

Она улыбнулась и тихо прошептала:

- Мы оба знаем, ты это заслужил.

Подумав, он решил не спорить.

- Пожалуйста, - сказал он.

- Хорошо, Бамби. - Она отдала ему вилку.

Он посмотрел на нее таким взглядом, который мог напугать кого угодно на планете, кого угодно, кроме нее.

- Ты милый, когда кровожадный, - сказала она.

- Почему вы продолжаете называть меня Бамби?- спросил он.

Магдалена потянулась через стол и потрепала его за щеку.

- Потому что ты мой маленький священничек, Бамбино. И ты не позволяешь мне называть тебя Маркус, значит, будет Бамби.

- Вы самая злая женщина, с которой мне посчастливилось познакомиться.

- Пока что.

- Не начинайте.

- Тебе понравится эта девушка. Она еще порочнее, чем я, - сказала она, демонстрируя свою самую злую улыбку, которую приберегла для своего маленького священника.

- Ее не существует.

- О, она существует. Она разрушит тебя, и ты будешь ее благодарить за это. С нетерпением жду, когда вы встретитесь. - Она всплеснула руками в дьявольском ликовании.

- Если вы правы, то я съем свой воротничок. Но если вы не заметили, я на вашей кухне сегодня, простите, что не скупаю акции ваших экстрасенсорных способностей.

Она пожала плечами. - С акциями всегда так.

- Антония не будет против...

- Если ты тронешь ее ягненка, она сломает тебе руку. Ты знаешь, что она может, и знаешь, что я говорю буквально. Она отправляла мужчин в больницу и за меньшее.

- Знаю, и поэтому она мне нравится.

- Ешь свою пасту. Я открою вино. Ах, нет же, совсем забыла. Ты недостаточно взрослый, чтобы пить.

- Да.

- Не в Америке, а ты американец...

- Мы в Риме. И поступаем как римляне, помните? - сказал он.

- Римляне распинали христиан. Хорошо, что у меня есть крест с твоим именем на нем.

И опять этот взгляд. Она сделала своей личной миссией заставить этого молодого человека смотреть на нее этим взглядом так часто, как это вообще возможно.

- Открывайте вино, - сказала он. Затем добавил, - пожалуйста. Три дня назад мне исполнилось двадцать.

- Правда? Оу... Мой маленький Бамби растет. - Магдалена притворилась, что смахивает слезу со щеки. Она поставила на стол перед ним бокал «Брунелло» и поцеловала его в золотистую макушку. - Я принесу те самые книги из своей комнаты. Думаю, настало время тебе узнать о пестиках и тычинках.

- Вы портите мой аппетит, Магда.

- Не смущайся. Секс - прекрасный акт между женщиной и бумажником мужчины.

Он отодвинул от себя миску с пастой. Но не с отвращением. Он уже все съел.

- Боже, ты был голоден.

- Я еще расту, помните?

- Знаю. Иди и встань у двери.

Он посмотрел на нее так, что смог бы сплющить женщину слабее нее.

- Обязательно?

Она приподняла подбородок.

- Хорошо. - Маркус подошел к двери в кухню и повернулся спиной к откосу. Из шкафчика Магдалена достала линейку и карандаш. Она поместила линейку на макушке Сорена и сделала метку на откосе.

- Ну?

- За последние два месяца ты вырос только на полсантиметра, - ответила она. - В общем 193 с половиной сантиметра, и, скорее всего, на этом ты и остановишься.

- Эти полсантиметра делают меня на полсантиметра выше отца. Он будет в ужасе, узнав, что я выше него. И «в ужасе» значит, что будет ненавидеть меня больше, чем когда-либо. - Он улыбнулся, сказав это, но не от счастья. Ухмылка больше напоминала гримасу.

- Тогда буду продолжать тебя кормить назло твоему отцу. Никто не получает больше удовольствия от пыток плохих родителей, чем я. От него есть новости?

- Он прислал мне письмо, называя меня неблагодарным, дегенератом и позором семьи. О, и сказал, чтобы я женился, иначе он перестанет меня спонсировать.

- И что ты ему ответил?

- Я напомнил, что нахожусь под клятвой бедности, так что, по сути, сам себя вычеркнул. И еще сказал, что считаю его насильником, который домогался к молодым женщинам и детям, и что мне приятно позорить его имя. Я написал это на Рождественской открытке.

- Рождество и впрямь счастливое. Ты это заслужил.

Она передала ему бокал вина. Тот выглядел маленьким в его руках. У него были огромные руки, большие, как у Давида Микеланджело и такие же скульптурные.

- Спасибо. И спасибо за второй ужин.

- Если продолжишь так питаться, начну взимать с тебя плату, - сказала она, указывая на бутылку вина, прежде чем откупорить ее снова.

- Клятва бедности.

- Я принимаю несколько форм валюты, - напомнила она ему.

- Обет целомудрия.

- В этом доме больше нет бесплатной еды, - ответила она.

- Я принес вам подарок. Он принимается в качестве оплаты?

- Подарок?

- На самом деле два, - ответил он. - Один здесь. - Он указал на кухонный стол. - Второй будет позже.

Магдалена подошла к столу, где в красном горшке стояла пуансеттия, цветущая огромными ярко-красными листьями.

- Как мило, - сказала она, улыбаясь и поглаживая один лист. - Мама называла ее Рождественскими Звездами. Откуда она у тебя?

- Я взял ее в Курии. Состоятельный покровитель прислал целую сотню. Они не заметят пропажи одной.

- Ты взял ее в Курии? - спросила она, прищурившись на Маркуса, который отвел взгляд.

- Мог и с алтаря в часовне взять.

- Ты украл пуансеттию с алтаря часовни в Иезуитской Курии, чтобы подарить ее хозяйке борделя?

- Просто переместил ее в другое место.

- Зная тебя, я удивлена, что ты ее не съел. Пошли в кабинет, Бамби. Она будет мило смотреться на моем столе.

Она взяла ярко-красную пуансеттию в одну руку и бокал вина в другую и направилась в гостиную внизу.

- Вы никогда не просите, да? - Он последовал за ней, держа бокал вина в правой руке, а бутылку в левой. - Только приказываете.

- Думаешь, я помешана на контроле?

- На доминировании, - ответил он. - Люди хотят подчиняться вам. Кроме меня, конечно же. Но мне нравится вас изучать, чтобы понять, как вы это делаете.

- Люди хотят подчиняться, не важно кому. Если ты ведешь себя как главный, люди с облегчением последуют твоим приказам, потому что будут знать, что кто-то ведет их. Проще следовать, чем вести. Для лидерства нужна храбрость, поэтому так мало людей хотят заниматься этим.