Николас с улыбкой оглянулся:

— Уже недалеко.

Эмили прыснула со смеху. Тропинка поворачивала и, извиваясь, спускалась к маленькой, едва заметной заводи. Здесь, в густой тени высоких, плотно растущих деревьев, было прохладнее. Тут был даже маленький водопад, серо-голубые струи которого с мелодичным звоном танцевали на острых отвесных камнях и растворялись в заводи.

— Куда вы ведете меня? — поинтересовалась Эмили. — Хотите запереть в какой-то потаенной пещере за водопадом?

— А ведь действительно, стоило бы это сделать. Чтобы никто, кроме меня, не мог любоваться вами! Я был бы темным магом, как в сказке, что читала мне матушка, который похитил принцессу и заточил ее в замке, чтобы никто больше не мог наслаждаться ее красотой.

Эмили рассмеялась еще громче:

— Думаю, я тоже слышала эту сказку в детстве от моей няни. И насколько я помню, все закончилось плохо и для принцессы, и для волшебника.

— Это только в сказке. А мы бы просто прятались там, только вы и я. И никто не нашел бы нас, не потревожил ненужными сообщениями, спорами и прочими мелочами. Мы могли бы петь и плести венки из маргариток, беззаботно нежиться на солнышке целыми днями напролет.

— Вы никогда не слышали, как я пою, Николас, иначе ни за что не предложили мне этого, — предупредила Эмили. — Брат говорит, что мое пение похоже на крик кошки, которой наступили на хвост.

— А я уверен, он категорически не прав. — Он взял вторую ее руку и теперь крепко держал обе. — Камни поросли мхом, так что здесь немного скользко.

— Что это за место? — тихо спросила она.

Когда деревья стали все плотнее смыкаться над ними, ей отчего-то захотелось перейти на шепот, словно неведомые лесные создания прислушивались к ним. Воздух полнился свежестью и насыщенным ароматом зеленых листьев, цветов, пестревших под ногами, и солнца, игравшего на воде.

— Когда мы были детьми, не слишком оригинально назвали это место Тайной заводью. Никто, кроме нас, не приходил сюда, она слишком мала для гребли и не подходит для рыбалки. Нам казалось, что никто, кроме нас, и не знает о ее существовании.

— И чем вы здесь занимались?

— Купались. Ныряли, прыгая с водопада. Ловили лягушек и прятали их в доме. Но в основном просто валялись в траве и болтали о том, что будем делать, когда вырастем.

Николас подошел к плоскому невысокому валуну возле склонившегося лиственного дерева. Он расстелил свое пальто, которое нес на плече, на поросшем мхом валуне и помог Эмили присесть на него. Он поставил ногу на камень возле нее и облокотился на свое колено, вглядываясь в журчащую, кружащуюся воду.

— И кем же вы мечтали стать, когда повзрослеете?

— Я всегда знал, что у меня нет выбора. Правда, когда мне было девять, я разработал небольшой план сбежать в море и инсценировать собственную смерть, тогда бедняга Стивен был бы вынужден стать герцогом. Правда, пришлось отказаться от этих замыслов.

Стивен и Лео всегда мечтали работать с лошадьми, ну или стать акробатами в Амфитеатре Эстли[10]. Аннализа решила стать одной из тех немногих женщин, которых приняли в Королевскую академию, и, на мой взгляд, она делает в этом успехи. Шарлотта всего лишь мечтала писать романы и пьесы и разводить собак, одна из которых, увы, скоро станет нашей.

— Если только мы не разработаем какой-нибудь хитроумный план. Ваша идея с побегом в море звучит многообещающе, — сказала Эмили, стараясь поддержать его шутливый тон. Хотя в душе ей было очень жаль того несчастного мальчика, чьи братья и сестры могли мечтать о чем угодно, в то время как его судьба была предопределена. — Должно быть, это крайне непросто, когда у тебя нет выбора.

— Выбор есть всегда, Эмили. Мой отец, например, предпочел делать вид, что он вовсе не герцог, пользуясь при этом всеми привилегиями своего положения. Я же предпочитаю быть полезным, когда есть такая возможность. — Он хитро улыбнулся ей. — Но это вовсе не значит, что герцог не может позволить себе немного позабавиться.

Он неожиданно поцеловал ее в щеку и бросился к согнувшемуся и на вид очень древнему дереву. На глазах у Эмили ухватился за одну из нижних веток и, подтянувшись, в одно мгновение очутился на ней. Он взбирался все выше сквозь густую листву, пока не оказался на толстой ветви, склонившейся над водой.

— Что вы делаете? — воскликнула Эмили. — Вы же упадете!

— О, это вряд ли. Я постоянно так делаю.

— Постоянно?

— Правда, некоторое время не практиковался. — Он снял рубашку и сапоги и бросил их Эмили. Стоя на высоте и балансируя на ветке с обнаженным торсом и растрепанными волосами, он был подобен первозданному лесному богу. Озорной и чувственный дух леса.

Он потянулся и достал откуда-то сверху длинный, связанный узлом канат, крепившийся к ветви над его головой. Маленькое деревянное сиденье было привязано к концу каната, как качели.

К ужасу Эмили, канат выглядел очень старым и ненадежным. Он наверняка висел здесь с самого его детства! Но Николас бесстрашно ступил на деревянное сиденье, крепко вцепился в веревку и, оттолкнувшись, взлетел высоко вверх.

— Нет! — вскрикнула Эмили.

— Смотрите, Эмили! — позвал он в ответ.

Он взмывал над ее головой и снова над водой. Его лицо светилось радостным возбуждением и восторгом, которые она никак не смогла бы осудить, несмотря на ужас, охвативший ее в эти секунды.

— Видите, это просто!

Он пролетел так еще пару раз, поднимаясь в воздух все выше, и нырнул в заводь. Шумный всплеск отметил место, где он вошел в воду. Его не было видно на поверхности довольно долго.

Эмили стояла, прижав ко рту ладонь, и ждала, затаив дыхание. Она вспомнила, как он упал в Серпантин с несчастным ребенком в руках. Здесь было гораздо глубже, чем там.

И тут он вынырнул. Радостно бил по воде руками, его крик разносило эхо.

— Восхитительно! Вода такая теплая.

Эмили рассмеялась и отчаянно сжала в руках его рубашку.

— Я верю вам на слово.

— Нет, вы должны попробовать сами, — настаивал он, плывя к берегу и рассекая поверхность воды размашистыми плавными ударами, почти не оставляя брызг. Только ступив на гальку, он отряхнулся, и вокруг него поднялось облако блестящих прозрачных капель. Он сосредоточенно смотрел на нее.

Смех Эмили стих, и она сделала шаг назад:

— Но я не умею плавать.

— Совсем?

— Совсем. Моя мама сочла, что это занятие не подобает юной леди.

— А у нас в семье так не считают. Все мои сестры отлично плавают. Пойдемте, я научу вас.

Эмили подумала о неловкости своих движений, что проявлялось даже в танце, а плавание, очевидно, гораздо сложнее.

— Что, если я упаду?

— Я не дам вам упасть, обещаю. — Он с трудом вырвал у нее из рук свою рубашку, в которую она так крепко вцепилась, бросил ее на землю и протянул Эмили руку, уверенно глядя ей в глаза. — Вы мне доверяете?

Доверяла ли она ему? Можно ли вообще ему доверять? С ощущением, будто делает шаг в огромную, глубокую пропасть, она неуверенно кивнула:

— Что ж, вы не позволили мне попасть стрелой в саму себя во время стрельбы из лука.

Николас рассмеялся:

— Вы очень искусно обращались с луком, а значит, скоро станете прекрасной пловчихой.

Опасаясь передумать, Эмили сняла туфли, чулки и платье и пошла в воду в одной сорочке.

— Действительно теплая, — с удивлением заметила она. Мягкая теплота воды нежно обволакивала ее ноги и бедра и слегка щекотала мелкими волнами.

Николас держал ее за руки, и они заходили все глубже. Пока ее ноги еще касались дна, он вдруг схватил ее за талию и поднял над собой. Кружил и кружил в своих руках, солнце блестело бликами на их мокрой коже, а вокруг бриллиантами рассыпались брызги. Она смеялась, звонко и заразительно, все крепче сжимая его плечи, и казалось, весь мир сошел с ума, но ей не было до этого дела.

Эмили смотрела на него с восхищением, зачесанные назад волосы открывали его прекрасное лицо. Он смеялся с ней вместе, глаза светились восторгом, он разделял ее головокружительное удовольствие.

В это мгновение, как гром среди ясного неба, на нее сошло озарение. Она вдруг осознала, что быть с ним больше не было для нее обязанностью, или компромиссом, или спасением от скандала. Теперь он значил для нее гораздо больше, хотя они провели вместе лишь несколько дней и она только начала узнавать его и, как выяснялось, саму себя.

Она влюблена в него. Влюблена в собственного мужа!

Это внезапное озарение было так чудесно и в то же время так ужасно, ведь он не сможет ответить ей взаимностью.

«Пожалуйста, пожалуйста, я не хочу закончить так же, как его несчастная мать, — в отчаянии думала она, — только бы он не узнал о моих чувствах».

Чтобы не прокричать роковые слова: «Я люблю вас», она резко повернулась и поцеловала его, вложив в поцелуй все, что боялась выразить словами. Это ее тайна. Возможно, навсегда.

Он еще крепче сжал ее талию, а она обхватила ногами его бедра. Поцелуй их становился все более страстным, они тонули в нем, словно пытаясь достичь чего-то недосягаемого, манящего. Ускользающей связи, к которой она так стремилась.

Внезапно Эмили необыкновенно осмелела и уже не принадлежала себе, открыв желание и силу любви. Вожделение рвалось наружу. Она запустила пальцы в его волосы, прильнула к его устам, осмелившись коснуться его языка своим, ведомая жаждой ощутить его вкус. Восхитительный, словно солнечный свет и кристально чистая вода. Было в этом что-то неизведанное и сладостное, присущее лишь ему. Это ощущение кружило голову, будто игристое вино.

Она жаждала его самого. Ей хотелось всего.

— Эмили, Эмили… — почти задыхаясь, повторял он.

Он приоткрыл губы и скользнул ими по ее щеке, подбородку, шее, которую она выгнула, откинув голову назад. Он коснулся зубами ее плеча, и она вскрикнула от пылкого желания, вспыхнувшего в ней.

— Вы сводите меня с ума. Я более не чувствую себя собой, — прошептала она. Пальцы ее еще крепче вцепились в его волосы, когда он целовал ее плечи и груди сквозь промокшую ткань сорочки. — С вами я чувствую себя как…

— Как, Эмили?

— Мне не хватает слов! Чувствую себя такой дикой, такой свободной.

— Да, Эмили, я хочу, чтобы вы были свободны. Хочу дать все, что вы захотите!

Эмили хотела его самого. Их губы снова встретились в безудержном поцелуе, в котором не было места ни размышлениям, ни осторожности, лишь всепоглощающая страсть, способная разрушить любые препятствия.

Она ощущала каждое его движение, их поцелуй не прерывался ни на мгновение, даже когда он нес ее на берег. Он опустил ее на брошенную на земле рубашку, накрывая ее своим телом. Эмили обхватила его ногами, еще плотнее прижимая к себе. Она хотела, чтобы их ничто не разделяло, раствориться в нем.

— Эмили… — простонал он.

Николас поцеловал ее ушко, нежно прикусывая мочку и обжигая своим дыханием. По ее телу пробежала дрожь. Она ласкала его плечи, кончиками пальцев едва коснулась ягодиц и внезапно безотчетно разозлилась на то, что ткань не позволяла ей добраться до желанной обнаженной кожи.

Эмили открыла глаза, взглянула на него. Как он прекрасен, ее муж! Ей хотелось кричать от этой непреодолимой жажды. Неужели все это происходило с ней?

Оказавшись внизу, он смял в ладонях подол ее сорочки, стягивая и дразня своими прикосновениями. Поднимаясь, целовал каждый дюйм ее соблазнительного тела, вновь обнажающегося перед ним. Очень скоро он совсем раздел ее, и теперь она лежала перед ним совершенно нагая.

В отличие от освещенного свечами бального зала здесь не было тени, в которой можно спрятаться. Она не могла укрыться от света и внезапно ощутила неловкость. Эмили попыталась прикрыть свои обнаженные груди, но Николас не позволил ей сделать это. Их пальцы сплелись, он продолжал обжигать ее поцелуями.

— Николас… — сдавленно ловя воздух, прошептала она, ощутив своей грудью его прикосновения и распаляющий жар, его влагу. — Пожалуйста!

— Да, Эмили, чего ты хочешь? — вызывающе спрашивал он, дразня языком чувствительную ложбинку между ее грудей, — Вот так? Тебе нравится?.. Или, может быть, так?

Он ощутил в ладони полноту ее груди и провел по ней кончиком языка.

Она прогнулась под властью безмолвного желания, прижимаясь к нему всем телом, и изнывающий сосок наконец оказался у него во рту. Другую грудь он нежно сжал в ладони, и она не смогла сдержать стон. Сквозь знойный туман вожделения она чувствовала, как он все шире разводит ее ноги и опускается на колени между ними. Прикоснулся губами… Она словно парила, купаясь в его поцелуях, уже не чувствуя собственного тела. Распахнула глаза и устремила свой взор на него, ее ресницы дрожали. Его глаза стали еще темнее, зрачки сузились. Она ощущала непривычную тяжесть, влагу и ноющую боль от всеобъемлющей страсти, которую она лишь начинала осознавать.