Однако, заказав мороженое и уютно устроившись с ним в уголке кондитерской, она поняла, что никак не может забыть сплетни о мистере Рейберне и Джейн, которая была тайно в него влюблена и надеялась на взаимность. Эмили всегда считала себя наблюдательной, ведь на всевозможных балах и приемах она только и делала, что внимательно смотрела и слушала из своего тайного укрытия среди комнатных пальм. И тем не менее не заметила никаких признаков финансовых затруднений Рейберна, даже несмотря на инцидент в гостиной ее матушки накануне свадьбы. Она не обнаруживала и заинтересованности Джейн. Казалось, она давно уже смирилась с перспективой выйти замуж за своего поклонника мистера Джеймсона. Все это очень странно.

Эти неожиданные загадки заставили Эмили задуматься о том, что еще она пропустила, чего не знала прежде. Вспомнила она и ошеломленный вид Николаса в Вельбурне, когда он подумал, что она беременна. Пожалуй, именно это вызывало в ней наибольшее беспокойство.

От этих мыслей кисло-сладкое малиновое мороженое вдруг стало безвкусным и неприятным, как зола. Она ничего не ждала от Николаса, когда они так внезапно поженились, да и сама лишь собиралась играть роль примерной герцогини. Многое изменилось с тех золотых дней в Вельбурне, таких лучезарных и скоротечных. Или, быть может, они так сильно изменили ее сердце. Очевидно, для Николаса же вряд ли что-то изменилось. Она по-прежнему была женщиной, на которой он был вынужден жениться, теперь же она еще и носила ребенка, которого он, судя по всему, совсем не хотел.

Эмили положила ложку рядом с мороженым, к которому едва притронулась. Она любила своего мужа. Он не любил ее, пока нет, хотя, казалось, искренне заботился о ней. Если она сможет стать примерной герцогиней, наверное, сможет научиться быть хорошей женой? Возможно, тогда Николас смог бы полюбить ее, забыв наконец Валентину. Или все это лишь очередная наивная мечта?

Маленький колокольчик над дверью задорным звоном возвестил о новом посетителе, вошедшем в кондитерскую. Эмили подняла глаза, надеясь отвлечься от своих запутанных мыслей. Однако стоило ей увидеть, кто это, сердце ее замерло, и, кажется, даже подступила тошнота.

Это был Джордж Рейберн, предмет последних лондонских сплетен.

Эмили прижалась к спинке стула, надеясь, что он ее не заметит, и она сможет выскользнуть на улицу, прежде чем будет вынуждена заговорить с ним. Она не имела ни малейшего представления, о чем с ним говорить, да и манеры поведения герцогини еще не были достаточно отточены. Но в этот раз удача отвернулась от нее. Он оглядел всю кондитерскую чрезвычайно самонадеянно, с легкой улыбкой на привлекательном лице. Будто никаких слухов не было вовсе. Его алчущий взгляд остановился на ней, и улыбка сразу стала шире и выразительнее.

— Неужели молодая герцогиня собственной персоной! — заговорил он, торопясь к ней. — Медовый месяц уже позади? Как жаль.

— Здравствуйте, мистер Рейберн, — сказала она, протягивая ему руку.

Перед едой она сняла перчатки, и сейчас его рукопожатие показалось ей слишком горячим и слишком крепким для обычной вежливости. Он буквально прильнул губами к ее руке, вместо того чтобы лишь почтительно изобразить поцелуй. Она вырвала руку.

— У мужа возникли срочные дела в Лондоне, — объяснила она. — Мы здесь лишь на несколько дней.

— Всего несколько дней? Какая потеря для всех нас, вынужденных оставаться в городе. Вас здесь не хватало.

— Неужели? А мне показалось, что лондонская жизнь очень плодотворно протекала и в мое отсутствие.

— Вам показалось. Тем не менее для некоторых из нас эти улицы без вас опустели в печали.

Не дождавшись приглашения, он сел напротив, прижавшись своими коленями к ее под крошечным столиком. Наклонился к ней еще ближе, так что она почувствовала пряный аромат его французского одеколона и неприятный жар его тела. Она вспомнила тот день перед свадьбой, когда он вот так же схватил ее, заставив дрожать от леденящего ужаса.

Она взглянула в окно, на улице ее ожидал экипаж с кучером и лакеем. Кроме того, здесь были две служанки за прилавком и пара покупателей. Следовательно, она не одна, а значит, Рейберн вряд ли осмелится схватить ее в таком людном месте.

Она прикусила губу, чтобы не позвать на помощь, устроив сцену, и постаралась отстраниться от него как можно дальше. Она ударилась спиной о стену.

— Очень неожиданно было встретить вас здесь, мистер Рейберн. Я слышала, вы уехали из города.

Его самоуверенную улыбку сменила недовольная гримаса.

— Ваши друзья уже распускают обо мне слухи? Сплетни распространяются быстро, ваша светлость, словно яд, бегущий по венам.

Эмили задумалась о леди Арнольд и ее подругах, о том, как горели их глаза, когда они рассказывали ей о его несчастьях и разочарованиях Джейн.

— Вовсе нет. Просто, кажется, сейчас все без исключения разъезжаются в более тихие окрестности города. Вот я и подумала, что и вы последовали примеру большинства, вы ведь во всем стараетесь следовать моде.

— Видите ли, мне, как и вашему именитому мужу, предстоит завершить кое-какие дела, прежде чем покинуть город.

— И поедете в Торнтон-Парк?

Он подозрительно прищурился:

— Торнтон-Парк? Конечно нет. Это ведь в Чешире, не так ли? Скучнейшее место, да и с их семьей я почти не знаком. Я отправлюсь в Брайтон, а может быть, даже на континент. Говорят, Баден-Баден — отличное место для восстановления душевных и физических сил.

— Вы выглядите вполне здоровым, мистер Рейберн.

— Ах, моя дорогая герцогиня, боюсь, моя болезнь носит исключительно душевный характер. Разбитое сердце не особенно заметно глазу, но оттого не менее болезненно.

Так же как и пустой кошелек? Или он действительно тосковал по Джейн?

— В таком случае Чешир самое подходящее место, если ваша болезнь именно в этом.

— Только если бы вы были там, ваша светлость…

Он снова наклонился к ней, она снова отстранилась от него, уже прижавшись к стене. Теплые сладкие запахи, которые еще совсем недавно умиротворяли, теперь казались гнетущими и тошнотворными.

— Вы действительно не сознаете, сколько сердец было разбито в день вашей свадьбы? — Он говорил тихо, но очень серьезно и эмоционально.

— Это чистый вздор, — возразила Эмили. — Предложение моего мужа было единственным за весь сезон. Если чьи-то сердца и страдали, это было сокрыто.

— Эмили! — Он снова пытался схватить ее за руку, но она оттолкнула его, уже чувствуя, как леденящий страх подбирается к ней. — Я собирался говорить с вашим отцом, мне просто прежде нужно было разрешить некоторые дела, чтобы быть достойным вас и вашего рода. Мой интерес к вам был более чем очевиден. Вы помните день, когда я пришел к вам в дом накануне свадьбы?

Она помнила его, даже чересчур хорошо. Но она отрицательно покачала головой:

— Нет, мистер Рейберн. Я даже не подозревала о вашей заинтересованности до того дня, когда вы домогались меня в моем собственном доме. В тот момент я уже была предназначена моему супругу. — Она теребила в руках перчатки, избегая смотреть на него. Настало время исключительных действий. Придется проявить жесткость и даже стать грубой. — Даже если бы я оставалась свободной, мы все равно никогда не смогли бы быть вместе, у нас слишком разные стремления и цели, а также способы их достижения. Уверена, вы согласитесь со мной. Я просто убеждена, что скоро вы найдете подходящую партию.

— Так же как вы? Партию с подходящим титулом? — резко парировал он. — Очень скоро вы пожалеете об этой насквозь фальшивой сделке. Пожалеете о том, что не прислушались ко мне, не дали мне шанса.

Эмили вытерпела достаточно. Да, теперь она обладала титулом, и одним из его преимуществ была возможность не выслушивать всякий вздор. Она поднялась так резко, что ее стул заскрежетал, царапая ножками пол.

— Мне нужно идти. Прошу, ни слова более.

Но он не мог остановиться. Схватил ее за запястье, сминая тонкую ткань рукава и оставляя следы сильных грубых пальцев на коже.

— Когда вы наконец раскаетесь, что совершили эту дьявольскую сделку, герцогиня, я буду здесь и ждать вас. Быть может, вам тоже будет полезно съездить в Баден-Баден? Побыть какое-то время подальше от вашего до отвращения правильного мужа и его помешанного семейства. Мы могли бы чудесно провести время вместе. Я показал бы вам такое, на что он не способен. В спальне…

Эмили с силой наступила ему на ногу, скрыв это от посторонних глаз под длинным подолом своего платья. Ее лайковые ботильоны не могли нанести большого вреда или боли, но удар был нанесен так неожиданно, что он резко отстранился от нее. Эмили пробралась мимо него из-за столика.

— Буду весьма признательна, если вы никогда больше не заговорите ни со мной, ни с моей подругой мисс Торнтон. Нашему знакомству конец.

— Я бы на вашем месте не торопился отвергать меня, ваша светлость, — сказал Рейберн резко. — Да, сейчас вы обладаете высоким положением, но семейство вашего мужа известно своим непостоянством. Что вы станете делать, когда останетесь одна на всем белом свете и ощутите холод презрения и насмешек, как я теперь? Когда ваш муж не будет более вашей защитой и опорой?

Эмили бежала из кондитерской, не смея даже вздохнуть, пока не оказалась в безопасности в своем экипаже, который уже удалялся от площади. Только тогда она выглянула в окно и увидела, что Рейберн все еще стоит на тротуаре, глядя ей вслед. Его взгляд, казалось, был способен прожечь даже толстое стекло.

Прежде она не осознавала глубины его чувств, теперь же они пугали ее. Он говорил, что любит ее, но она была уверена, что это чувство совсем иного рода — чувство капризного ребенка, которому не дали желанную игрушку. Усугублял положение тот факт, что досталась она человеку более высокого статуса и во всех отношениях гораздо более достойному. И тем не менее он не имел права дерзить, грубо намекая на роман на каком-то далеком курорте…

Руки у нее дрожали, она сжимала их, держа на коленях, стараясь перебороть желание кусать ноготь. Эмили прекрасно знала, что ей нечего бояться и стыдиться. Он ничего собой не представлял, всего лишь отвергнутый поклонник, и не мог причинить ей вреда. Но отделаться от гнетущих мыслей было сложно.

«Что вы станете делать, когда останетесь одна на всем белом свете?» — эти слова преследовали ее.

Экипаж остановился возле Мэннинг-Хаус, и в это мгновение огромное холодное здание вдруг показалось необыкновенно гостеприимным и притягательным, надежным прибежищем в столь тяжелый момент. Она торопливо поднялась по каменным ступеням, вбежала в холл и в спешке отдала перчатки и шляпу дворецкому, который сообщил, что герцог в гостиной.

Эмили медленно поднималась по главной лестнице особняка, стараясь не бежать и не хлопать дверьми и запереть каждую из них. Правда, увидев Николаса у камина с очаровательно взъерошенными волосами, не могла совладать с собой. Она бросилась в его объятия, прижавшись изо всех сил. И только когда он нежно обвил ее руками, она наконец по-настоящему почувствовала себя в безопасности. Надолго ли?

Николас рассмеялся и, приподняв Эмили, начал кружить, пока и она не залилась звонким смехом.

— Какое феерическое возвращение! Рискну предположить, чаепитие удалось на славу или, напротив, было настолько ужасно, что даже я в сравнении с ним просто великолепен.

— Я бы сказала, это было нечто среднее. Чай и сплетни — традиционный набор. И на мой взгляд, вы всегда, при любых обстоятельствах, будете лучше всего этого.

— Высокая похвала, моя дорогая. Мне кажется, вам не помешает выпить немного шерри, вы довольно бледны. — Он усадил ее на кушетку и налил щедрую порцию янтарного цвета жидкости из бутылки в барном шкафу.

Обычно Эмили не особенно нравился приторный шерри, но сегодня она была рада ощутить его бодрящее тепло. Стало еще уютнее и теплее, когда Николас сел рядом и тихонько обнял одной рукой ее за плечи. Нет, Рейберн, несомненно, ошибался — она совсем не одинока в этом большом равнодушном мире. Николас ее муж, а это ее дом. Ни Джордж Рейберн, ни прекрасные леди с тайных портретов, ни даже она сама не смогут изменить этого.

— Слышали в гостях что-нибудь интересное? — спросил он, поигрывая прядкой на ее виске, касаясь жемчужной серьги.

Когда он так делал, Эмили уже не могла думать ни о чем, лишь смеялась и игриво отталкивала его руку.

— Ничего интересного. Расторгнутые помолвки, тайные бегства, карточные долги. А как ваши дела?

— Довольно скучно. Но мы сможем уехать уже через несколько дней.

Он склонился над ней и пылко поцеловал, обнимая за талию и опуская на кушетку. Она улыбнулась, выпустила из руки пустой бокал, и он покатился по ковру. Какой восхитительный аромат исходил от ее мужа, аромат свежего воздуха, мыла и цитрусового одеколона, какую силу и теплоту она ощущала, обнимая его, обхватывая ногами его бедра и притягивая к себе.