Аманда Маккейб - Пугливая герцогиня

— Эмили… — Николас поцеловал ее в макушку. От нежного прикосновения ей захотелось расплакаться. — Я дорожу ее памятью и всегда буду дорожить. Я никогда не знал такой любви до встречи с ней. И теперь храню ее портрет, как память о том, чему она меня научила.

— Чему она вас научила? — Эмили была уверена, что Валентина открыла Николасу то, что он открыл ей. Умение любить, искренне заботиться о другом человеке и ставить его счастье превыше своего. Это действительно настоящее чудо.

— Она научила меня заботиться и оберегать того, кого любишь, и каждое мгновение, проведенное с любимым, принимать с благодарностью. Ограждать от любой опасности. Хотя последнее мне удается нечасто.

— О чем вы говорите? Я никогда не видела, чтобы кто-то так самозабвенно заботился о близких, как вы, — горячо возразила Эмили. — Вы так внимательны ко мне и всем вашим братьям и сестрам.

Николас печально улыбнулся:

— К несчастью, я плохо позаботился о Валентине. Она умерла в родах… и бедный малыш тоже.

— Ах, Николас! Мне так жаль… — прошептала Эмили.

Как же он, должно быть, страдал, потеряв женщину, которую бесконечно любил, и ребенка, внезапно оказавшись совершенно одиноким в этом мире, после того как яркой вспышкой в его жизни возникла настоящая любовь. У нее сжалось сердце при мысли об этом. Она обняла его, положила голову на плечо, надеясь хотя бы немного смягчить его боль.

— Моя милая Эмили. — Он поцеловал ее в лоб. — Простите, что я забыл этот урок и подверг вас опасности.

— Глупости! Вы спасли меня, наказав Рейберна. Это не вы подвергли меня опасности, а мое к вам недоверие! — Внезапно ее осенило, она вдруг поняла, что именно он имел в виду. Она чуть отступила, глядя на него в потрясении. — Николас, вы боитесь, что и я могу умереть в родах?

Он лишь безмолвно кивнул, но вся его невысказанная горькая боль была понятна и без слов. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и стерла их ладонью. Оказывается, он боялся лишиться того, что уже потерял однажды — семьи и счастья, которое они наконец обрели, невзирая на все препоны. Она никогда не думала, что с ней может случиться такое. Настоящее прекрасно, и она готова бороться за это всеми силами.

— Я не могу потерять вас, милая Эмили, едва обретя. Я не думал, что смогу снова полюбить кого-то после Валентины. Но в моей жизни появились вы — самая добрая, чудесная женщина из всех, кого мне доводилось знать, и… вы нужны мне. Я не могу без вас.

Слезы ручьем полились у нее из глаз, стоило ей услышать эти слова.

— Вы даже представить себе не можете, насколько нужны мне, мой рыцарь, — сказала она и снова уткнулась в его плечо, закрыв глаза и слушая биение его сердца, его дыхание, наслаждаясь теплом и силой его тела. Единственное желание — навсегда остаться с ним рядом, упиваться его близостью и осознанием того, что он любит ее. Теперь они принадлежат друг другу. — Я жила вполсилы, пока не встретила вас, — сказала она. — Мир вокруг меня обрел краски, стал таким живым и ярким. Мне постоянно хочется смеяться и танцевать, а танцую я, между прочим, ужасно! Но больше всего мне хочется, чтобы все вокруг были такими же счастливыми, как я.

Николас засмеялся и поцеловал ее в висок:

— Все-все вокруг?

— Ну, может быть, за исключением Рейберна. — Она чуть отклонилась и посмотрела на него. Ей нестерпимо захотелось высказать, как много он для нее сделал, изменил в ее жизни. Он должен знать об ее истинных чувствах к нему. — Николас, вы подарили мне радость жизни. Я горжусь и безмерно счастлива тем, что я ваша жена. Мне было бы невыносимо, если бы жизнь со мной лишила вас радости. Я хочу, чтобы вы были счастливы.

— Поверьте мне, я счастлив с вами. — Он нежно и трепетно, словно бесценного сокровища, коснулся ее лица, поцеловал ее лоб, коснулся губами кончика носа и губ. — Я хочу и дальше оберегать вас, защищать от всех невзгод.

— У вас это замечательно получается. Кто еще смог бы так проучить человека, который всего лишь пытался получить от меня немного денег? — Она положила свои руки поверх его, прижав их к себе. — Тем не менее абсолютной безопасности не бывает. Я хочу, чтобы у меня были дети, чтобы у нас были дети. Вы были бы чудесным отцом, и к тому же этому дому не хватает жизни, меня это тоже настораживает, но я сильнее, чем кажусь, и у меня на удивление крепкое здоровье, да, кроме того, есть вы. А ваша поддержка придает мне сил.

— Я всегда буду помогать и поддерживать вас в любых начинаниях.

— Хотите ли вы, чтобы у нас была семья?

Он слегка напрягся, но кивнул:

— Да. Я хочу, чтобы у нас было все, чем жизнь готова нас одарить.

— И у нас будет, будет все. — Эмили улыбнулась ему, своему чудесному, красивому мужу, человеку с сильным и добрым сердцем, умеющему от души радоваться и искренне верить в лучшее. — Ах, Николас, чувствую, с вами я способна на все!

— Так же как и я с вами. — Николас поцеловал ее тепло и нежно, вложив все свое сердце, лелея пылкие надежды на счастливое совместное будущее. — Я люблю вас, Эмили. Моя жена, моя идеальная герцогиня.

— И я люблю вас, — едва слышно прошептала она. Собралась с духом и наконец решила сказать ему то, что должна была сказать. — Люблю всей душой. И должна кое в чем признаться вам.

Он засмеялся:

— Еще какие-то откровения, дорогая? Не уверен, что смогу это пережить.

Эмили не отрывала от него обеспокоенного взгляда. Его отнюдь не обрадует ее признание, по крайней мере не сразу. Но его необходимо убедить в том, что все непременно будет хорошо.

— Видите ли, вы не единственный, у кого есть секреты, я тоже хочу вам кое-что поведать.

Она взяла его руку и приложила к своему животу. На мгновение он замер в замешательстве, но вдруг изменился в лице и уже смотрел на нее изумленными, широко распахнутыми глазами. Эмили поняла, что он догадался.

— Это правда, дорогая? — прошептал он. Казалось, обрушившиеся лавиной чувства на время лишили его способности говорить. Был ли он счастливили рассержен?

— Я еще не говорила с доктором, но уверена, что так и есть, — сказала она. — Должно быть, это случилось уже в первую брачную ночь.

Он не ответил, заключив ее в теплые крепкие объятия.

— У нас будет ребенок?

— Да. Но не стоит волноваться, любимый мой. Я очень выносливая и гораздо сильнее, чем это кажется на первый взгляд, к тому же вы ведь будете рядом. Я абсолютно убеждена, что все разрешится благополучно, — торопливо проговорила она, стараясь приободрить его, а заодно и себя.

Он прервал ее пламенным поцелуем.

— Все лучшие доктора будут к вашим услугам, лучшие медсестры и акушерки, все, что только понадобится, — говорил он, снова осыпая ее поцелуями.

Эмили засмеялась:

— Все, что мне нужно, — чистый свежий воздух, акушерка и вы. Все будет хорошо, и со мной, и с нашим малышом, я обещаю.

— Это обещание вы обязаны выполнить. Я не смогу без вас, Эмили. Вы все для меня.

— Так же как и вы для меня. — Эмили положила голову ему на грудь и, закрыв глаза, с упоением слушала, как бьется его сердце. — Теперь мы есть друг у друга, и у нас будет все, что нужно для счастья, Николас.

Теперь они неразлучны на всю оставшуюся жизнь.

Николас мерил шагами библиотеку в Скарнли-Эбби, снова и снова проходя от резного мраморного камина до окна, в которое врывался теплый весенний воздух. Его предки взирали на него с портретов, висевших вдоль стен, с некоторым неодобрением, но он не замечал их. Как не замечал ни легкого ветерка, доносившего из сада нежное благоухание цветов, ни счастливых криков своих племянниц, гулявших по витиеватым аллеям.

Все, о чем он мог думать, — спальня прямо над ним, в которой Эмили, отдавая все свои силы, должна была вот-вот принести в этот мир их ребенка. Он не слышал ни криков, ни стонов, однако его воображение рисовало всевозможные пугающие сцены, неведомые ему несчастья, которые только могли произойти с его любимой женой в этой загадочной комнате.

— Ник, присядь, — посоветовал Стивен, сидевший в кресле возле книжных полок. В руке его был графин бренди. — От твоих бесконечных метаний по комнате в глазах рябит и на ковре останется дыра. Сядь и выпей.

Николас помотал головой:

— Я не могу усидеть на месте.

— Так ты нисколько не поможешь Эмили. С ней Жюстина, Шарлотта, ее невестка, акушерка и еще бог знает сколько прислуги. С ней все будет хорошо.

— Все уже должно было закончиться, — бормотал Николас.

Он остановился у окна, взглянул на Кэтрин и маленькую Анну, семенившую за ней на своих крохотных заплетающихся ножках, и нянек, бегавших за ними по саду. Золотистые волосы и белые платьица племянниц развевались и словно светились на солнце, их звонкий смех, будто музыка, ласкал слух.

Созерцание дочерей своих сестер, таких крепких и пышущих здоровьем, несколько приободрило его. Но все-таки почему так тихо?

— Ты сказал, она почувствовала первые схватки утром. Жюстина сказала, что все это может продлиться много часов. — Стивен стал терять терпение и снова протянул ему бренди. — Выпей, братец, уверен, тебе это поможет.

Наконец Николас сдался. Он тяжело опустился в кресло напротив Стивена и сделал большой глоток янтарного бренди. Пил медленно, стараясь распробовать бодрящий напиток.

— Это, пожалуй, лучшая бутылка в моей коллекции вин.

— По такому важному случаю все только самое лучшее! — с энтузиазмом произнес Стивен и опустошил свой бокал. — К тому же у меня в Финкот подобного не найти. Я хочу воспользоваться всеми преимуществами пребывания в Скарнли.

Внезапно мимо открытой двери пробежала Мэри, служанка Эмили, с тазом полным окровавленных лоскутов. Николас вскочил и бросился к двери, но ее уже и след простыл. В доме вновь воцарилась тишина.

— Черт возьми, — снова проворчал он. — Почему никто не говорит мне ни слова о том, что происходит с моей женой?

— Возможно, потому, что еще ничего не происходит, Ник, — увещевал Стивен. — Отвлекись на некоторое время.

— Тебе легко говорить. Я посмотрю на тебя в подобной ситуации. Уверен, присутствия духа у тебя поубавится.

— Ты говоришь как наши сестры, они бесконечно допекают меня, с тех пор как ты благополучно женился. — Стивен налил себе еще бренди. — Если брак делает человека таким нервным, то нет уж, увольте.

Николас прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди.

— Кстати, Шарлотта говорила мне что-то о своей подруге Мэй Холфорд. Она сказала, ты…

Но он внезапно замолчал, увидев, что в коридоре появилась Жюстина. Волосы ее беспорядочно выбивались из прически, платье было в каплях воды и чём-то, пугающе напоминающим кровь. Но при этом она улыбалась.

— О, Николас! — нежно сказала она. — У тебя родился сын!

— У меня… сын? И он жив? А Эмили? С ней все в порядке?

— Да, все замечательно. Конечно, она очень устала, но чувствует себя хорошо. Роды были достаточно легкими, особенно учитывая, что это первый ребенок. Мне нужно идти к ней, — добавила она, удаляясь к лестнице и перепрыгивая через ступеньку.

Эмили в безопасности, это главное, но, чтобы быть абсолютно уверенным, он должен увидеть ее.

— Ник, тебе туда еще нельзя! — успела крикнуть ему вслед Жюстина.

— Ничто не остановит столь отчаянно влюбленного мужчину, Жюсси, — сказал Стивен. — Пойдем выпьем со мной. Нужно отметить появление наследника, да благословит его Господь. Теперь я избавлен от этого груза!

Николас ворвался в покои Эмили. Там толпились женщины: Шарлотта, Эйми Кэрролл, пышнотелая профессиональная акушерка, на присутствии которой Эмили настояла по совету лондонского доктора, и леди Морби, которая уже оправилась от обморока. Все окна были закрыты, в очаге пылал огонь, отчего в просторной дворцовой комнате было очень душно.

Но Николас не замечал ничего, кроме занавешенной кровати, забросанной смятыми одеялами и высокой горой подушек. Он увидел Эмили, но, в отличие от образа из ночных кошмаров, что мучили его с тех пор, как он узнал о ее беременности, она не была бледной и неподвижной. Влажные щеки горели ярким румянцем, волосы прилипли к покрытому испариной лбу. Она смотрела на маленький сверток в своих руках, и нежная утомленная улыбка сияла на ее лице.

Эмили подняла взгляд и увидела Николаса. Протянула руку ему навстречу. Ее изумрудные глаза светились теплом и нежностью.

— Ах, Ник, мой милый. Подойдите, взгляните на него.

Он подошел к ней, сердце его переполняли надежда и бесконечное ощущение счастья, неведомое до этого дня. Он сжал ее руку, теплую благословенную руку, и поцеловал ее прежде, чем посмотреть на младенца, уютно устроившегося на руках у матери.