Влада Орлецкая - Пушистый талисман

— Слушай, не лезь ты в это. И меня, старика, не впутывай. В конце концов, у Петрарки своя тетушка была. Спасение утопающих…

— Нет уж, Макс Юрьевич! Вы мне тут фраз не говорите!

— Наташ, хватит. Я же тебя знаю. Ты просто не в силах принять отказ. Поэтому и продолжаешь на меня нажимать. Я ведь говорил тебе, что мне это не нравится…

Наталью покоробило от этих слов и тона, с каким он их произнес. Она откинула его руку, встала с кровати, надела свой полупрозрачный пеньюар и закурила, злобно глядя на Максима.

— Не нравится, да? Значит, не нравится?! — с трудом сдерживая рвущийся наружу гнев, произнесла она. — А спать со мной тебе нравится?!

— Натусь, ты чего завелась-то? У тебя ПМС, что ли?

Тут она просто рассвирепела.

— Я тебе покажу ПМС! Ментяра позорный! Сколько я денег в твое ГУВД вонючее впалила! Забыл?! Кто вам, козлам ментовским, компьютеры покупал?! Машины кто вам покупал, а?! В качестве спонсорской помощи! И теперь я прошу тебя о какой-то ерунде, а ты…

На этот раз ее слова очень больно задели Максима.

— Знаешь что, Наталья Сергеевна, ты, подруга дней моих суровых, выбирай-ка выражения… Я — не один из твоих менеджеров, между прочим…

— Оборотень ты в погонах, между прочим! Гад коррумпированный! Я твою морду ментовскую уже видеть не могу! Ненавижу тебя, сволочь!! Не-на-ви-жу!!!

Максим тяжело вздохнул. Поспать, к сожалению, не получалось. Во всяком случае, не здесь.

— Ладно, Наталья Сергеевна… Я все понял…

Он поднялся с кровати и стал одеваться. Наталья сидела к нему спиной и судорожно закуривала вторую сигарету.

— Прощайте, многоуважаемая Наталья Сергеевна. Не поминайте лихом.

— Пошел ты…

— Идите сами…

В том, что у Натальи Пинегиной характерец тот еще, Максим Шведов убедился давно. Собственно, как раз тогда, когда впервые увидел эту необыкновенную женщину в своем кабинете. Тогда ему предстояло вести дело о покушении на нее.

Макс влюбился, как мальчишка… Нет, как самый настоящий идиот. С Натальей у него завязался бурный роман — на фоне тихой жизни женатого человека, отца чудесных дочерей. Развелся. Как честный человек, сделал предложение Наталье. И вот эта канитель тянется целое десятилетие. Десять лет она морочит ему голову. Ну правильно! Кто он, и кто она! Чтоб преуспевающая леди — да не просто леди, а президент правления банка! — опорочила себя браком с каким-то ментом, хоть и подполковником… Да скорее Сибирские реки без всякого человеческого вмешательства потекут вспять!

Не то чтобы он сильно сожалел… Но иногда Максиму Шведову приходила в голову безрадостная мысль, что если бы он не развелся с женой, то сейчас его жизнь была бы намного легче и проще. И чего он, правда, развелся-то? Никто его из дома не гнал, жил бы себе да жил, как многие его друзья, как миллионы других мужиков. Имел бы жену и любовницу — как белый человек… Максим оставил супруге и дочерям квартиру и получил малосемейку — какое-никакое, но отдельное жилье. Ради чего это все? Дома по-прежнему пять дней в неделю «ждет холодная постель».

Максим грустно усмехнулся. Он ехал в такси и курил, задумчиво глядя в окно. Эк ее занесло сегодня! Банкирша-амазонка. Баба-фельдмаршал. Привыкла всех строить в одну шеренгу, начиная от своих менеджеров и заканчивая братом с детьми. Ладно, пусть немного придет в себя. Главнокомандующий в юбке. Она и раньше ругалась с ним, злилась, оскорбляла, прогоняла. Он тоже хорош. Лучше бы сразу согласился помочь этой несчастной Любе. Ей-богу, проблем было бы куда меньше. В принципе дело-то интересное… «Плох тот подполковник, который не мечтает стать полковником», — сказала бы Наталья. Нет, Безумный Макс, спокойная старость тебе не грозит!

Понедельник у подполковника Шведова начался со звонка в компанию «Аякс».

Вернувшись домой после больницы, Любка с головой погрузилась в работу. Некоторые картины, выставленные в художественном салоне, наконец-то продались, и она решила выставить там еще несколько своих работ.

Об Игоре она почему-то совсем не думала. Как отрезало. В принципе их действительно ничего больше не связывало. Она даже не хотела ничего слышать о нем и чуть было снова не поссорилась с Ольгой Князевой, которая призналась, что обратилась за помощью к Наталье. Господи Боже! Не хватало, чтобы об этой глупости Любови Перфиловой узнал весь город!

А если Игоря найдут и поймают… Она понятия не имела, как должно проводиться следствие по таким делам, но думала, что ее, наверное, вызовут на очную ставку. Это будет просто кошмар. Ей противно даже вспоминать о нем, а тут придется сидеть напротив него и слушать его вранье… А он наверняка будет лгать и выкручиваться. Смотреть в его надменное лицо, красивое, как у молодого египетского фараона, и пустые бессовестные глаза. А потом еще будет суд… Любку постоянно преследовало горькое чувство стыда, как будто преступницей была она, а не кто-то другой.

Но Княгиня изо дня в день продолжала капать на мозги, так что в конце концов Любка сдалась и согласилась пойти на прием к подполковнику Шведову. Она написала заявление и ответила на вопросы, не особенно веря в торжество справедливости.

Среди всей этой нервотрепки совершенно неожиданно ей позвонил Матвей — и это было весьма некстати. Только его сейчас и не хватало! Любка решила, что этому безобразию пора положить конец и пригласила Ольгу одновременно с ним к себе домой. Помнится, она таких «толстолобиков» любит.

Матвей обрадовался тому, что Любка пригласила его к себе. Он даже не подозревал, что на самом деле задумала эта чертовка. Явился с цветами, шампанским, конфетами и фруктами к девушке, которая ему нравилась и с которой он хотел побыть наедине. Благо Данька в Новокузнецке, у бабушки с дедушкой… А она вдруг решила свести его с какой-то своей разведенной подружкой! Не то чтобы он имел что-то против разведенных женщин, но так же нельзя! Если ей так неприятно его общество, могла бы просто отказать… К чему все это?

Матвею следовало плюнуть и уйти: разве не понятно, что тут ему ничего не светит? Но он почему-то остался. И сел с ними рядом на диван. И откупорил шампанское.

Люба сидит с отрешенным видом, как поповна на смотринах. Это просто невозможно. Матвей лишний раз убедился, что она совершенно равнодушна к нему, и снова дал себе зарок, что больше никогда ей не позвонит. Впрочем, в прошлый раз он тоже зарекался, но, как видно, безуспешно.

Этим летом он вместе с сыном ездил на Сицилию. Данька попросил пригласить «тетю Любу», и Матвей, ни на что особенно не рассчитывая, набрал номер. Трубку взял какой-то мужик. Больше он, конечно, не звонил. Можно было предположить, что это вернулись ее родственники, но Матвей однажды сам видел, когда проезжал мимо ее дома (случайно, разумеется!), как она садилась в машину вместе с каким-то лощеным красавчиком.

На Сицилии отец с сыном пробыл две недели: купание, водные лыжи, экскурсии, достопримечательности, в том числе грозный вулкан Этна — национальная гордость аборигенов. Море впечатлений. Куча совершенно бестолковых сувениров. Ворох фотографий, напечатанных с «цифры». Довольно сумбурный фильм, снятый на видеокамеру. А Любы там не было. Вот ведь какая незадача.

Матвей и сам не мог понять, почему его так влечет к этой странной девушке. В ней не было ничего особенного. Совсем. Ну кроме того, что она не от мира сего, если это можно считать действительно чем-то особенным. И она не отвечает ему взаимностью. Смотрит на него, как удав на ежа. Не надо быть знатоком женской психологии, чтобы понять, что он ей неприятен.

Единственным существом, по-настоящему радостно встретившим Матвея, была Степанида. Она сразу устроилась у него на коленях, распластавшись в томной позе и блаженно зажмурив глаза. Конечно, он гораздо охотнее бы предпочел, чтобы на месте кошки оказалась художница Люба. Но в данной ситуации это было невозможно. Впрочем, он уже понял, что это невозможно даже вне данной ситуации.

Когда Матвей ушел, Любка спросила у Княгини:

— Ну? Как он тебе? Понравился?

— Очень понравился. Я так рада за тебя, Люб. Честно. Наконец-то у тебя появился нормальный мужик.

— Да я-то тут при чем? Я его для тебя позвала… Чтобы он от меня отстал…

— Не-ет, подруга. Этот мужик — твой. Разве не понятно? Только не вздумай его отшить!

— Господи Боже мой! — прошептала Любка, закатив глаза. — Как мне все это надоело…

— Дура ты, Любка. Твоя кошка и то в мужиках лучше разбирается.

Он не собирался ей звонить. После тех посиделок у нее дома он поклялся, что больше никогда не станет этого делать. Даже ее картину убрал из своего кабинета.

Но его решимости хватило только на месяц, потом он почувствовал, что больше не может. Такое положение дел становилось неприличным: с маниакальной настойчивостью он преследовал женщину, которая плевать на него хотела. Тяжелый случай. И все-таки он позвонил ей, втайне надеясь, что на этот раз Люба просто пошлет его — и тогда уже действительно все будет кончено. Тогда-то уж он ей точно больше не позвонит. Он же не идиот. Хотя… кто знает…

И она его почему-то не послала. Это было удивительно. Матвей даже растерялся. Надо было куда-нибудь ее пригласить… Но единственным местом, куда он в действительности охотно бы увлек проклятую художницу, засевшую у него в печенках, была спальня на втором этаже его двухуровневой квартиры. Чтобы залюбить ее там до потери сознания. Возможно, тогда она перестала бы строить из себя недотрогу.

Но вариант проведения досуга, который предложила Люба, просто огорошил его.

— Матвей, пойдемте в картинную галерею, — произнесла она многообещающим тоном.

— Куда? — не понял он.

— В картинную галерею, — терпеливо повторила Любка со стервозной усмешкой, которую Матвей, к своему счастью, видеть не мог.

Он помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями, а затем спросил:

— А это где?

Любка со снисходительностью объяснила ему, где находится сей очаг культуры. Делать было нечего: Матвей согласился. Его ведь никто не заставлял звонить. Так что следовало предвидеть и такой вариант развития событий.

Она радовалась своей затее, словно дитя. Наконец-то этот дуболом поймет, сколь велика, как пишут в романах, пропасть, разделявшая их.

И они пошли в картинную галерею. Чтобы окончательно доконать Матвея, Любка с небывалым воодушевлением принялась рассказывать ему о живописи, останавливаясь у каждой картины. Она устроила ему настоящую лекцию по искусствоведению. В ней горел азарт, она жестикулировала, цитировала высказывания каких-то философов и еще черт знает каких мировых светил. Ей хотелось, чтобы он развернулся и ушел. А он все не уходил, наоборот — таскался за ней по галерее и даже делал вид, что все это ему жуть как интересно. Невозможный тип. Мазохист, не иначе.

Матвей, действительно, в какой-то момент поймал себя на том, что слушает ее болтовню с интересом. Его никогда в жизни не тянуло ни в какие музеи, оперы или театры. Подобное времяпрепровождение до сего дня он считал скучным и бесполезным. А тут у него в голове будто со скрипом приоткрылась потайная дверца, из которой хлынул поток ранее незнакомой и даже в каком-то смысле чужеродной информации постепенно стал заполнять пустовавшие ячейки. К тому же рядом была не какая-нибудь старая музейная крыса в очках, а, напротив, привлекательная девушка, которую он уже довольно долго и тщетно пытался охмурить.

Он получил бы еще большее удовольствие от этой экскурсии, если бы можно было притянуть ее, трещавшую без умолку, к себе, положить руку ей на талию и уткнуться носом в ее шелковые волосы. Но здесь, наверное, так себя вести нельзя. А жаль.

Теперь нужно было обязательно сделать главный шаг, ибо она бросила ему вызов. Бестия-художница как будто в открытую насмехалась над его невежеством, и это заводило его так, что кровь буквально вскипала в жилах. Как ни странно, но в этой галерее Люба возбуждала его даже больше, чем во время игры в боулинг. Наверное, потому, что, очутившись в своей среде, она стала еще более раскрепощенной. Кажется, он понял, как ее заполучить. Когда они вышли из галереи на улицу, Любка дежурно спросила, как ему понравилось. Матвей ответил, что очень, и тут же задал встречный вопрос:

— Люба, а вы были в Эрмитаже?

— Нет, к сожалению, не была, — со вздохом ответила она.

— А хотите там побывать?

— Допустим, хочу. И что? — Она с вызовом посмотрела ему прямо в глаза.

— Я вас приглашаю, — сказал Матвей с таким видом, будто звал ее в бар за углом.

— Куда? — не поняла Любка.

— В Москву. Вы же хотите побывать в Эрмитаже.

— Эрмитаж в Питере, — поправила его Любка. И на всякий случай добавила: — В Санкт-Петербурге.