– Светка, но мы же только поступили, учиться надо...

– Про надо я все знаю. А вот чего бы ты хотела? Сейчас или в будущем?

Я задумалась. Как ни странно, ответа как-то не возникало. Понятное дело, будучи безмозглой малявкой, я мечтала стать врачом, который изобретет лекарство от всего-всего. Мама чуть ли не до самого конца школы надеялась, что я пойду на медицинский. Но то были детские мечты, а как только я узнала на практике, что такое медицина: мама попала в больницу, и я за ней ухаживала, – поняла, что не хочу быть ни врачом, ни, не дай господи, пациентом.

А вот чего я хочу теперь? А черт его знает. Семью, детей... да, конечно. Славы? Нет, этого как-то не требуется. Карьеры? Неплохо было бы, но только вот я не очень инициативна. Скорее исполнитель, а такие карьеру быстро и звонко не делают. Так и не придумав ничего путного, ответила вопросом на вопрос:

– А ты? Ты знаешь, чего хочешь?

– А то! – Светка подпрыгнула и тряхнула головой. Косичка расплелась. Я вздохнула. Но подруга уже цапнула гитару и принялась с мечтательным выражением перебирать струны. – Любви хочу, огромной, чтобы так, знаешь... как в омут. И чтобы он был совершенно необыкновенный. И еще денег хочу. И бизнес свой.

– Какой бизнес? – ошалело спросила я, пытаясь сообразить, где она собирается эту самую необыкновенную любовь найти.

– Не знаю пока. – И, наклонив голову, изо всех сил подражая известной певице, Светка запела:

Когда б мы жили без затей,

Я нарожала бы детей

От всех, кого любила,

Всех видов и мастей...

Период у нее такой наступил – подсела девушка на авторскую песню. Честно сказать, я была только рада внимать философско-песенным откровениям каэспэшников, что не в пример легче, чем слушать тяжелый рок и смотреть, как подруга навешивает на шею и запястья утыканные железками кожаные ремешки. Теперь Светка одевалась проще и макияжа накладывала чуть-чуть.


Недели через две после этого знаменательного разговора события в нашей жизни как-то вдруг ускорились. Хотя ничто того не предвещало. Стоял август, город распластался на солнце, дни текли медленно, пахли горячим асфальтом и новой туалетной водой от Серджио Таччини. Я выпросила ее у мамы в качестве подарка на день рождения, потому что мне казалось, что она прохладная и пахнет свежестью. Так вот, Светка принеслась вытаращив глаза, выдернула меня, как репку, из-за стола с полезным завтраком – мюсли и молоко (у меня был один из приступов попытки вести здоровый образ жизни) – и потащила в центр. Город за ночь оклеили афишами «Концерт авторской песни» с длиннющим списком фамилий, среди которых большинство были абсолютно незнакомы ни мне, ни фанатке Светке. Лишь три-четыре имени звучали музыкой и вызывали у меня почтение, а у подружки – нервную дрожь. Пока мы прыгали у касс, дожидаясь открытия, я спросила Светку, пойдет ли она их встречать.

– Куда? В аэропорт или на вокзал? Ты сбрендила? Откуда я знаю рейсы и все остальное?

Действительно, глупо. Почему-то мне представлялось, что мастера авторской песни путешествуют по стране на поезде дружной и теплой компанией. Этакий вагон, битком набитый гитарами и людьми с задумчивыми лицами.

Как выяснилось, этот мой глупый вопрос заронил в Светкину голову еще более бредовую идею. Едва обзаведясь билетами (пятый ряд, потому что актер смотрит именно туда, черт ее знает, откуда моя подруга это вычитала, но она была в этом уверена на все сто), Светка выпала на улицу, чмокнула меня в щеку и заявила, что у нее дела, но вечером она зайдет. И смылась. Я побрела домой. Доела мюсли и пошла на работу. Чтобы летом я не болталась и для подзарабатывания денег на обновки к осени мама пристроила меня в городскую библиотеку. Администрация города, выполняя указ свыше, выделила деньги на образование, то есть решило компьютеризировать нашу славную городскую библиотеку. Само собой, компьютеры они сами купили, и не могу сказать, что это было последнее слово науки и техники, ну да все толк. Так вот, теперь предстояло запихать все каталоги и карточки в этот самый компьютер, то есть ввести. Когда заведующая библиотекой Альбина Сергеевна заикнулась, что у нее нет кандидатуры на положенную ставку программиста, поскольку коллектив у нее в основном пожилой и никакой электроники уже освоить не в состоянии – кроме чайника и телевизора, – то ей прозрачно намекнули, что работников можно и обновить, во главе с ней самой. Тогда Альбина быстро пошла на попятный и вспомнила, что у нее есть собственная племянница, молодой специалист, окончивший библиотечный факультет.

– Вот пусть племянница ваша и займется, – постановило начальство. – А мы через полгодика заглянем и проверим, что у вас там делается и как продвигается.

Альбина Сергеевна закивала, новую технику и счастливые лица сотрудников показали в новостях местного телевидения, и вопрос о том, что с этой самой техникой делать, встал ребром. Дело в том, что племянница у Альбины Сергеевны действительно закончила библиотечный факультет, но ни в одной библиотеке так ни дня и не работала, предпочитая ездить вместе с мужем в Турцию за вещами, которыми они потом дружно торговали на центральном рынке. Зарплату программиста, я думаю, забирала себе Альбина, стаж шел племяннице, а работали за нее все остальные. Начальству такая ситуация понравиться не могла, и тогда Альбина, потерзав телефонную книжку, вызвонила мою мать. Как бывшие однокурсницы, они иной раз встречались на днях рождения и прочих торжественно-официальных мероприятиях. Вот так и получилось, что мне предстояло провести лето за компьютером, вводя названия книг из каталогов в базу данных и создавая электронный алфавитный список читателей. Кроме того, мне вменялось в обязанность обучать тетушек из библиотеки компьютерной грамоте. За эти подвиги мне была обещана зарплата программиста за три месяца. Мама не растерялась и завела что-то про вредность компьютерного излучения – тогда заведующая пообещала еще и премию.

День тянулся и тянулся, как и все предыдущие. Подружкин ажиотаж по поводу предстоящего концерта я полностью разделить не могла, хоть и собиралась пойти вместе с ней, чтобы приобщиться к авторской песне. Но почему-то в голову постоянно лез тот вопрос, оставшийся без ответа: чего, собственно, мы с ней ждем от этой жизни? Получалось, что особо ничего: что дадут, то и ладно. Я всегда умела радоваться мелочам. Думаю, это качество досталось мне от мамы, которая даже на погоду никогда не жаловалась. Солнце – прекрасно, клубника нальется – так, вообще, можно представить себя на юге. Дождь? Замечательно – все вокруг посвежеет, а под его монотонные капли так чудесно читать, завернувшись в плед, или пить чай. Словом, я по натуре существо спокойное и удовлетворенное. Но тут меня что-то заело. Не то чтобы подвигов захотелось или мирской славы... но все же отсутствие высоких стремлений и честолюбивых помыслов почему-то показалось мне обидным.

Несколько следующих дней я подружку почти совсем не видела. Большую часть времени Светка проводила в Интернете, переписываясь с кем-то, кого я не знала.

Потом явилась довольная и заявила, что все узнала и теперь главное – как следует подготовиться.

– Что узнала-то?

– Он и правда приезжает поездом. Номер ему забронировали в гостинице «Центральная».

– Кто он, чучело?

– Сама такая! Ну ты у меня и тормоз! Да Летнев же!

Ах вот оно что! Светка, как всегда, сумела сосредоточиться на главном, отбросив все лишнее. Нет никакой возможности встретить любимую Долину или обожаемого Митяева, так будем ловить героя девичьих грез. Николай Летнев, бард из бардов, красавец и поэт, был Светкиным идолом и кумиром. В ее комнате висел большой портрет этого синеглазого красавца. Темные вьющиеся волосы, заразительная белозубая улыбка. На гитаре лежали красивые руки с длинными пальцами. Светка знала наизусть чуть ли не все его песни, не раз читала мне их как стихи и пела тоже. В принципе Летнев мне тоже нравился, но разделить подружкин восторг я не могла. Может, просто потому, что я не столь экзальтированная особа. Итак, мы стали ждать дня икс. Выяснилось, что приедет Летнев за день до концерта, и Светка вбила себе в голову, что сможет обязательно с ним познакомиться.

– Автограф возьму, – мечтательно бормотала она, перебирая струны гитары. – А вдруг он согласится мои стихи прочитать?

На вокзал мы прибыли за час до прихода поезда. Светка прыгала от нетерпения, посматривала на табло, на часы у платформы, на свои наручные часики. Время от времени она, воровато оглядываясь по сторонам, доставала из пачки тонкую сигарету и нервно курила. Я, маясь угрызениями совести оттого, что торчу тут на платформе, вместо того, чтобы деньги зарабатывать, озиралась по сторонам. Я не очень люблю вокзалы, наверное, потому, что в моем сознании они всегда связаны с тревогой: а вдруг опоздаешь на поезд? Мы с мамой пару раз ездили на юг и всегда ужасно нервничали. Ну и с классом мы тоже пару раз выезжали – в Питер и в Москву, мне понравилось, вот только как-то все бегом было.

И в то же время запах чего-то горелого (черт его знает, чем так всегда странно пахнет на вокзалах), шум, взволнованные лица, суета – все это вызывает острую охоту к перемене мест. Мне тоже немедленно захотелось собрать чемодан, спешить по перрону, таща его за собой, он такой прикольный, на колесиках! А на плечо я повесила бы коричневую кожаную сумочку. Рюкзачок, конечно, удобнее, но он за спиной, а я всегда беспокоюсь за деньги и документы – под мышкой как-то надежнее... А потом я бы забралась в купе и с нетерпением ждала соседей, чтобы выяснить, какая полка мне достанется. Потому что в билете, конечно, все написано, но часто бывает, что верх дают какой-нибудь тетеньке в годах и с таким весом, что я под ней все равно не засну от страха за свою жизнь – даже если на минутку поверить, что ей придет в голову туда лезть. А потом поезд тронется, и беспокойство сменится нетерпеливым предвкушением встречи с чем-то новым. И можно бесконечно долго смотреть в окно, наблюдать за сменой пейзажей. И читать. А еще я обожаю спать под стук колес поезда. Иногда просыпаюсь и с удовольствием смотрю на мелькнувшие в темном окне фонари полустанков. А в дорогу здорово взять пирожков и конфет и пить с ними чай. Есть, конечно, и минусы: туалеты, например. И попутчики тоже попадаются разные. Но все равно дорога – это чертовски здорово!

– Смотри, смотри! – Светка дергала меня за руку.

Пока я мысленно грузилась в мой вагончик и отбывала в неизвестном направлении, прибыл поезд, которого подруга ждала с таким нетерпением. Он уже подходил к платформе, гудя, пыхтя и распространяя вокруг себя тот самый дорожный запах. Мы приблизительно рассчитали, где должен остановиться четвертый вагон, и, соответственно, торчали именно на этом месте. Но тут выяснилось, что нумерация идет с другой стороны, то есть не с головы поезда, как мы думали, а с хвоста. И пришлось нам вприпрыжку нестись в конец платформы, огибая носильщиков, людей с сумками и чемоданами. Светка отчаянно крутила головой, вглядываясь в проходящих мимо пассажиров – боялась прозевать своего кумира. Мне же пришлось сосредоточиться на самом процессе передвижения, поскольку, пытаясь хоть как-то соответствовать торжественности момента и блеску подруги, которая одевалась и причесывалась чуть ли не сутки, я надела новые туфли на довольно высоких каблуках. Передвигалась я в них с некоторым трудом, и чем больше была скорость движения, тем менее уверенно я себя чувствовала. Еще через пару минут я попыталась вспомнить, есть ли у меня с собой пластырь, так как пятки ощутимо горели. А потом мы оказались у вагона и всматривались в людей, с разной степенью ловкости спускавшихся по ступенькам.

Проводница поглядывала на нас недовольно, но молчала. Когда она вдруг собралась вернуться в вагон, мы со Светкой осознали, что пассажиры, видимо, кончились, а Чацкого, то есть Летнева, все нет.

– Подождите! – Светка вцепилась в поручень, порываясь пойти за теткой. – А разве он не в вашем вагоне ехал? Место десятое...

– Синеглазый, с гитарой, – решила помочь я.

Проводница хмыкнула и решительно сообщила:

– Сбежал от вас синеглазый.

– Как?

– А так. Сошел на полустанке часа полтора назад.

Наше возвращение домой трудно было назвать триумфальным. Я, как могла, утешала Светку, потом торопливо заклеила ноги, сменила обувь и помчалась на службу, клятвенно пообещав подруге вечером к ней заглянуть.

Само собой, вечером обещание пришлось выполнять. Мы с мамой поужинали, я помыла посуду, натянула мои любимые джинсики со стразиками, курточку с бахромушками: да здравствует джинса! Даже если у тебя нет денег на настоящую фирму, все равно мастерство китайских производителей достигло таких высот, что ходишь – как все. А разве не это самое главное? В подростковом возрасте это одна из составляющих душевного комфорта.

– Ты куда это? – с дежурной настороженностью поинтересовалась мама.

– Во двор, там Светка, Наташка. Я не поздно.