– Иди. – Мать махнула рукой и взялась за очередной диплом какого-то балбеса.

Вся компания и впрямь гудела в дальнем конце двора. Тут образовался бестолковый и нелюбимый никем, кроме нас, пятачок, потому что под деревом стояли две скамейки, а рядом с ними располагалась автостоянка и проходила дорога. Пенсионеры, берегущие свое здоровье, ворчали на выхлопные газы и не ленились пройти до скверика. Мамашки с детенышами тусовались на детской площадке, а этот пятачок был наш. Мы его даже окультурили: сперли в центральном городском парке здоровую урну и поставили меж двух скамеек. И бутылки, банки, бычки кидали туда. Так что прям красота. Сейчас уже почти стемнело, мамашки с детишками разбежались, пенсионеры расползлись, и только собачники шныряли вокруг серыми тенями. Из детей присутствовал лишь Суслик – Светкин младший братец, прозванный так за выступающие передние зубы, закованные в скобки. Вообще-то ему полагалось быть уже дома и смотреть «Спокойной ночи, малыши», но их матери дома не было, а один в квартире пацан спать отказывался, и Светка тянула время, разрешив ему погулять.

Сначала пели под гитару, потом как-то устали, врубили магнитофон и просто сидели, каждый сам по себе. Андрея моего не было, Светка страдала, Пашка с Наташкой целовались – у них период такой – не оторваться. Остальные не знаю, чего делали, а я сидела на скамейке и дремала. Музыка волнами проходила по телу, навевая сон на усталые мозги, глаза потихоньку закрывались. Я думала о том, что надо все же найти время и поразмышлять о том, чего именно я хочу достичь в этой жизни, потому что как же иначе. Может, я хочу стать завбиблиотекой? Как Альбина Сергеевна... Сидеть в кабинете, пить чай с пирожками, высоко поднимать выщипанные брови, намекая на глупость подчиненных... Нет, это как-то скучно. Бизнес свой открыть… А что за бизнес? Пирожками торговать? Черт, дались мне эти пирожки, и ведь вроде ужинала... Вот хорошо Светке – у нее идей и стремлений не то что на двоих – на пятерых хватит. И до Летнева своего она наверняка завтра доберется и получит от героя все, что захочет... Светка – она такая – трактором не остановишь... А потом мне подумалось, что когда-нибудь найдется и мой герой, который увезет меня на какой-нибудь милой машинке, предпочтительно иномарке, хотя черт с ней, с машинкой, главное, чтобы человек был хороший и любил бы меня так... чтобы не испугаться дракона. Вот ведь какой бред в голову лезет – почему дракона? И тут я его увидела. Дракон наползал из переулки, блестя какими-то несимметричными глазами, и чувствовалось, что он большой и пахнет железом... Я лениво наблюдала, как он приближается к нашей улице, и думала: как же так? Дракон уже здесь, а героя у меня еще нет. Как же я без героя? Он же должен выйти навстречу чудищу с мечом... или топором?

Но в этот момент навстречу многоглазому чудищу метнулась по черному асфальту маленькая тень, и я хмыкнула вслух: вот тебе и герой – Светкин братец. Ни фига себе добрый молодец! Худющий, рост – метр с кепкой и скобки на зубах. Мальчишка полз по асфальту, толкая перед собой какую-то игрушку, и на дракона ему было плевать. Здесь я вдруг проснулась и сразу поняла, что пацан сейчас попадет под колеса, потому что это и не дракон вовсе, а мотоциклы, и еще неизвестно, увидят байкеры мальчишку или нет, так как улица-то изгибается, а он торчит как раз у стоянки и под углом к переулку.

Я спрыгнула с лавочки, что-то крикнула и побежала вперед. Суслик стоял неподвижно, вытаращив глаза на свет фар и приоткрыв рот. Я уже почти дотянулась до малыша, но тут моя нога в туфельке на каблуке зацепилась за проволоку, натянутую вдоль автостоянки и привязанную к колышкам. Я упала на асфальт, от боли нечем стало дышать, все поплыло перед глазами, и в этом мареве я увидела, как глаза дракона моргнули, а сам он стал отворачивать голову. Потом на меня обрушились звуки: крик, мат, скрежет и визг тормозов, плач напуганного, но невредимого Суслика. Первый мотоцикл стал тормозить. Позже байкер признался, что пацана не видел и среагировал, только когда я метнулась к дороге. Хорошо, что во дворах они двигались медленно. Он развернул мотоцикл, одновременно его заваливая, и второй, который вообще не понял, в чем дело, врезался в него. За спиной байкера сидел мужик, и удар мотоцикла пришелся ему прямо по ноге. Короче, в «скорую» нас грузили вдвоем. Последнее, что я видела, когда двери закрывались, – это белое лицо Светки, которая прижимала к себе брата, но смотрела почему-то не на меня, а на мужика, лежащего на соседних носилках. Честно сказать, я ревела от боли, и мне ужасно хотелось, чтобы мама поехала со мной, но ей сесть было уже некуда, и кто-то из соседей пообещал отвезти ее в больницу. И в этой тряской машине скорой мы ехали вдвоем с незнакомым мужиком, а врач, сидя на переднем сиденье, рядом с водителем, все время оглядывался и кричал нам, перекрывая гул мотора и завывания сирены:

– Ничего, потерпите, бойцы, сейчас доедем! Душманов нет, а значит, будем живы!

– При чем тут душманы? – спросил меня мужик. Он сидел на носилках и только немного морщился от боли, а я ревела, даже не думая о том, как кошмарно, наверное, выгляжу. К тому же меня начало трясти, и я, стуча зубами, с трудом проговорила:

– Это дядя Сережа, он в соседнем доме живет. Он хороший врач, но в молодости был где-то... в Афгане, кажется. И с тех пор, как вечерний выезд, все время про душманов вспоминает... по улице иногда бежит, словно обстрел...

Мужик сочувственно кивнул и, глядя на меня, с беспокойством спросил:

– Так плохо?

Я тоже кивнула, продолжая реветь и дрожать. Он, кривясь от боли, снял кожаную куртку и накрыл меня. Я хотела сказать «спасибо», но тут машину тряхнуло, в глазах потемнело от боли, я услышала крик и не сразу поняла, что это я сама кричу, а мужик гладит меня по голове и приговаривает:

– Ничего, ничего, потерпи, сейчас приедем, – а потом принялся матом орать на шофера, что он людей везет, а не картошку, и дядя Сережа подхватил:

– Точно, раненого везем, а ты что, чурка ты азиатская...

Наконец мы все же приехали, носилки закатили в приемный покой, вероятно, там бы и оставили, потому как врачей поблизости не наблюдалось, но мужик, который дохромал почти сам, лишь опираясь на плечо дяди Сережи, вцепился в него и принялся требовать немедленной медицинской помощи, голося, что он из Москвы, а завтра ему надо быть на сцене и он сейчас позвонит мэру и губернатору. Дядя Сережа, в привычной обстановке больницы пришедший в себя, моргнул кому-то из санитаров и вскоре в коридоре нарисовались два врача – мужчина и женщина. Мужик отпустил дядю Сережу и, уставившись на них немигающим взором, потребовал:

– Видите девушку на носилках? Она пострадала, спасая жизнь ребенку. Я хочу знать, что с ней, и быстро! И постарайтесь сделать все аккуратно, потому что ей очень больно. А я пока позвоню приятелю, он у меня ведет местную программу новостей, может, они не станут ждать утра, а прямо сейчас подъедут.

Короче, дальше вспоминать неинтересно, потому что, хоть меня и накололи обезболивающим, чувствовала я себя фигово. А самое смешное – я как-то про ногу и что там у меня внутри болит не очень думала, только все переживала за его кожаную куртку, которую кто-то из врачей бросил на стул в углу процедурной. Вдруг сопрут, думала я. Куртка дорогая, жалко. И так она пахла здорово. И когда в комнате появилась мама, я, не замечая ее побледневшего лица и расширенных от ужаса глаз, схватила ее за руку и зашептала:

– Мама, куртку возьми, а то украдут, а она чужая. Это мне парень дал, которого со мной вместе везли в машине.

Мать вопросительно взглянула на врача, тот пожал плечами, потом буркнул, что они вкололи мне много чего и сознание могло спутаться. Затем немного подумал и добавил что-то насчет невропатолога, которого надо будет пригласить с утра пораньше.

Но я все же добилась от мамы, чтобы она взяла куртку, и потом уже чувствовала себя телом, которое крутят, перекладывают со стола на стол и на кровать и вообще отключилась.

Проснулась я утром не знаю во сколько и увидела спящую на стуле маму. Попытка пошевелиться вызвала боль, заставила меня вскрикнуть. Мама сразу вскинулась, заплакала и принялась причитать, что я, слава богу, жива, а остальное до свадьбы заживет. Мне опять сделали укол обезболивания, и через некоторое время я выяснила, что у меня банальный закрытый перелом лодыжки, трещина ребра и ушибы всего остального. Я согласилась сесть и поесть, потому что после укола чувствовала себя не так уж плохо – лишь мешали повязки на ребрах, а нога, закованная в гипс, вроде и болела несильно. Еще болели вторая коленка, где обнаружилась здоровая ссадина, грудь и локоть правой руки. Но я была жива и полна оптимизма. Даже справилась с омлетом, хотя от кофе отказалась – гадость такая, что и порося пить не стали бы.

Едва ощутив запах больничной еды, мама сморщила нос, а увидев рацион, метнулась к двери, пообещав скоро вернуться. Само собой, мама сейчас накупит всего самого вкусного и будет меня пичкать как маленькую. Я почувствовала укол совести: если есть и лежать, я растолстею, да и бюджет наш, тщательно рассчитанный, не позволяет особых трат на глупости. Потом я вспомнила, на что были отложены деньги – на поездку на юг. И опять принялась реветь: вдруг перелом не позволит мне съездить на море. Наверняка не позволит, вот черт! Соседки по палате – две тетки неопределенного возраста и большого веса, мирно досыпавшие после завтрака, – заворочались и принялись ворчать.

Тут в окошко что-то стукнуло. Я приподнялась и уставилась на улицу. Там маячила Светка. За ее спиной возвышались два мужика в байкерских кожанках. Увидев мое лицо, они подошли к самой стенке, и подружка знаками велела мне открыть окно. Кое-как я дотянулась до шпингалета, и рама с готовностью и легким скрипом распахнулась. В ту же минуту один из парней сложил руки лодочкой, Светка наступила в них, встала ему на плечи и, опершись на подоконник, влезла в окно. Тетки заворчали, а Светка, услышав «холодно», только фыркнула: «Проветритесь».

Потом уставилась на меня огромными, какими-то шальными глазами, и я сразу поняла, что она не спала ночью, и что-то происходит.

– Ты как? – спросила Светка. – Я твою маму встретила, но она со мной разговаривать не стала. Только что не плюнула в мою сторону.

– Не обращай внимания. Мама есть мама, у нее работа такая – нервничать. У меня сломана нога, треснуто ребро, а остальное – фигня, заживет. Синяки просто.

– Ты не винишь меня?

– За что?

– Ну, это же мой брат был... Надо было сопляка уложить вовремя.

– Не говори глупостей! – Я произнесла это голосом моей мамы. Мы обе это поняли и рассмеялись. Потом Светка полезла меня обнимать, я зашипела, а она опять виновато произнесла:

– Прости.

– Ничего... слушай, что вчера было?

– Ужас, что было! Пока моя мамаша до дома дошла – ей человек пять рассказали о наезде. Она меня бить кинулась. Если бы я не смылась, у меня сейчас травм было бы не меньше, чем у тебя. – Светка облизала сухие губы, глаза ее лихорадочно блестели, и мне показалось, что у подруги жар. Она оглянулась на теток и понизила голос: – А потом я поехала в больницу, но меня сюда не пустили. Тогда я дождалась Николая...

– Кого?

– Ну, Летнева же. Ты что, его не узнала?

Я покачала головой. Светка придвинулась поближе и принялась рассказывать. Оказывается тот мужик, что ехал со мной в «скорой», – это и был тот самый Николай Летнев, бард из бардов и Светкина мечта. Он провел время у приятеля, который жил неподалеку от города, а потом вся хорошо гульнувшая гоп-компания взялась доставить его в город, чтобы он успел отдохнуть перед концертом. Вот и отдохнули. Светка встретила у больницы подтянувшихся байкеров, нашла среди них знакомого и вскоре уже прочно сидела на одной из машин, дожидаясь известий о Николае. Его отпустили в тот же вечер: рентген показал, что переломов нет, только сильный ушиб и растяжение. Эластичный бинт и пожелания провести несколько дней в покое – вот и все, что ему прописали. Все отправились отмечать спасение Летнева, и Светка тоже. Тут она стала совсем невнятной, но я так поняла, что моя подружка добралась-таки до своего кумира.

Увлеченные разговором, мы не прислушивались к происходящему вокруг до тех пор, пока одна из теток, присмиревших от Светкиного нахальства, не вякнула:

– Эй ты, шалава, выметайся. Обход идет.

Прислушавшись, я различила шарканье ног в коридоре и голоса. Светка метнулась к подоконнику и свалилась на руки байкерам. Я прикрыла окно – и в палату вошли дежурный врач и медсестра.

День в больнице тянулся невыносимо, несмотря на приход мамы с сумкой всяких вкусностей. Я знала, что Светка должна вернуться, да и маму было жалко, а я съела столько, сколько и в здоровом состоянии не ела: лишь бы доказать, что аппетит нормальный и чтобы мама успокоилась, ушла домой спать.

Само собой, я заснула, так и не дождавшись Светки. Но она все же пришла. Камушки и песок ударили в окно. Я очухалась, открыла раму, подруга опять оказалась на моей кровати, и я сразу поняла, что что-то еще случилось, потому что на глазах ее блестели слезы. Светка никогда не плачет. Ее даже мальчишки в детстве уважали за твердость и отсутствие нытья. Я – другое дело: у меня чуть что слезы ручьем. Увидев подругу в таком состоянии, я не на шутку перепугалась. Она взяла мою руку, дотянулась, осторожно поцеловала меня в щеку и зашептала: