— От небольшого дождика ты не размокнешь. Кроме того, тебе надо размяться. Ты весь день просидела в четырех стенах за этой своей дурацкой книгой.

— Она не дурацкая!

— Ну, как бы то ни было, собирайся. Надень плащ, резиновые сапоги, и ты даже не заметишь, что идет дождь.

Спорить не имело смысла. Вирджиния сделала смиренное лицо и отправилась за плащом. Тащась по дороге вниз, к городу, по черному от дождя асфальту, под деревьями, с которых капала вода, она пыталась примириться с печальной перспективой: возможно, Юстас ей так и не позвонит.

Он сказал, что позвонит обязательно, но все зависело от того, что скажет его мама, когда она будет свободна, когда Вирджиния сможет одолжить машину и добраться до Лэнион.

Возможно, миссис Филипс передумала. Может, она сказала: «О, Юстас, у меня нет времени распивать чай… о чем ты только думал, приглашая ее к нам?»

Возможно, познакомившись с матерью Вирджинии, Юстас изменил свое отношение к самой Вирджинии. Говорят, если хотите узнать, какой девушка станет с годами, посмотрите на ее мать. Вероятно, Юстас посмотрел, и то, что он увидел, ему совсем не понравилось. Она помнила вызов в его немигающих глазах и их последний убийственный обмен репликами.

Я и в мыслях не имела отрывать вас от работы.

Вам это и не удалось бы.

Возможно, он просто забыл позвонить. Возможно, у него изменились планы. А может быть — это было бы ужасно! — Вирджиния злоупотребила его расположением, вывалила на него все свои проблемы и просто пробудила в нем сочувствие. Возможно, только это. Он просто ее пожалел.

Но он же сказал, что позвонит. Он же обещал!

Она купила лекарства и повернула назад домой. Дождь не останавливался. Напротив аптеки на другой стороне улицы стояла телефонная будка. Она была пуста. Что может быть проще: найти его номер в телефонной книге и позвонить — это займет не больше минуты. У нее в кармане кошелек, там достаточно денег, чтобы оплатить звонок. «Это Вирджиния, — скажет она как будто в шутку, поддразнивая его. — Кажется, вы обещали мне позвонить!»

Она собралась было перейти улицу, но на краю тротуара заколебалась, пытаясь набраться мужества и проявить инициативу в ситуации, не зависящей от нее.

Она представила себе их беседу.

— Юстас?

— Да.

— Это Вирджиния.

— Вирджиния?

— Вирджиния Парсонс.

— Ах да! Вирджиния Парсонс. И чего вы хотите?

Все ее мужество тут же испарилось. Вирджиния развернулась прочь от телефонной будки и пошагала вверх по холму с лекарством для матери, засунутым глубоко в карман плаща, и с лицом, мокрым от дождевых капель.

Входя в двери Уил-хауса, она услышала телефонный звонок, но пока она выпутывалась из резиновых сапог, сигнал прекратился, а когда Вирджиния влетела в гостиную, мать уже опускала трубку на рычажок.

При виде запыхавшейся дочери она изумленно приподняла брови.

— Что-то случилось?

— Я… я думала, это меня.

— Нет. Ошиблись номером. Ты купила лекарство, дорогая?

— Да, — мрачно отвечала Вирджиния.

— Очень мило с твоей стороны. Прогулка пошла тебе на пользу. Совершенно точно. Щеки у тебя опять розовые.

На следующий день миссис Парсонс неожиданно объявила, что им пора возвращаться в Лондон. Элис недоумевала.

— Но, Ровена, я думала, вы останетесь еще по меньшей мере на неделю!

— Дорогая, мы бы и рады, ты же знаешь, но нам предстоит такое насыщенное лето и надо массу всего устроить, предусмотреть. Вряд ли мы можем позволить себе бездельничать еще целую неделю. Хотя, конечно, мы были бы счастливы!

— Останьтесь хотя бы на выходные.

Прошу, давай останемся на выходные, — взмолилась про себя Вирджиния. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только на выходные!

Но все было без толку.

— Я бы с радостью, но нам надо ехать. Пятница — крайний срок. Я постараюсь забронировать места в поезде.

— Мне ужасно жаль, но раз уж это необходимо…

— Да, дорогая. Необходимо.

Пусть он вспомнит. Пусть он позвонит. Пускай я и не смогу приехать в Пенфолду, я хотя бы попрощаюсь с ним… скажу, что напишу… может, он спросит мой адрес…

— Дорогая, тебе пора начинать собираться. Постарайся ничего не забыть — не будем же мы просить Элис переслать нам оставленные вещи; у нее, бедняжки, и без того хватает забот. Ты уложила свой плащ?

Сегодня вечером. Он позвонит сегодня вечером. Извинится, скажет, что уезжал, что был очень занят и не мог выкроить время, а может, болел.

— Вирджиния! Поди распишись в книге гостей! Вот здесь, под моей подписью. Элис, дорогая, ты устроила нам восхитительные каникулы! Чистое наслаждение! Мы обе просто в восторге, не правда ли, Вирджиния? Ужасно не хочется уезжать.

Они уехали. Элис отвезла их на станцию, усадила в вагон первого класса на места у окна, забронированные заранее. Носильщик с почтительным выражением на лице перенес в купе дорогие чемоданы и сумки.

— Приезжайте еще раз как можно скорее, — сказала Элис, когда Вирджиния высунулась из окна поцеловать ее.

— Обязательно.

— Мы были очень рады, что вы пожили у нас.

Это был последний шанс. Передай Юстасу, что мне пришлось уехать. Скажи, я хотела попрощаться. Раздался свисток, поезд тронулся с места. Позвони ему, когда приедешь домой.

— До свидания, Вирджиния.

Передай ему мою любовь. Скажи, что я люблю его.

На подъезде к Труро ее уныние, выражавшееся в тяжких вздохах, всхлипах и слезах, катящихся по щекам, стало столь очевидно, что мать больше не могла его игнорировать.

— Дорогая, — она отложила газету. — Что с тобой происходит?

— Ничего.

Вирджиния стояла у окна с опухшим от слез лицом, не замечая ничего вокруг.

— Но какая-то причина должна быть. — Она положила руку Вирджинии на колено и ласково похлопала по нему. — Возможно, дело в том мужчине?

— Каком мужчине?

— На «лендровере». Кажется, его зовут Юстас Филипс? Это он разбил тебе сердце?

Рыдающая Вирджиния не отвечала. Мать продолжала говорить: тон ее был ободряющий и добродушный.

— Не стоит так убиваться. Должно быть, это первый раз, когда мужчина разбивает тебе сердце, но наверняка не последний, поверь мне. Мужчины, знаешь ли, очень эгоистичные создания.

— Юстас не такой!

— Неужели?

— Он добрый. Он — единственный мужчина, который мне по-настоящему понравился.

Вирджиния громко высморкалась и пристально посмотрела на мать.

— Ты сразу его невзлюбила, так ведь?

От такой неожиданной прямоты миссис Парсонс потеряла дар речи.

— О… скажем, я никогда не одобряла такой тип мужчин.

— Ты хочешь сказать, тебе не понравилось, что он — простой фермер?

— Я этого не говорила.

— Нет, но ты это имела в виду. Тебе нравятся только маменькины сынки вроде племянника миссис Менгениот.

— Я с ним даже не знакома!

— Нет. Но случись вам познакомиться, он тебе наверняка бы понравился.

На этот раз миссис Парсонс ответила не сразу. После небольшой паузы она наконец произнесла:

— Забудь о нем, Вирджиния. Каждая девушка должна пережить несчастную любовь, прежде чем встретить своего мужчину, выйти за него замуж и родить детей. Нам обеим предстоит чудесное лето. Очень жаль будет испортить его, сожалея о том, чего, по сути, даже и не случилось.

— Да, — сказала Вирджиния, вытерла глаза и затолкала свой истерзанный носовой платок в карман.

— Вот и умница. И никаких больше слез!

Удовлетворенная тем, что ей удалось усмирить бурные воды, миссис Парсонс устроилась поглубже в своем кресле и снова развернула газету. Однако внезапно что-то ее обеспокоило — она опустила газету и увидела, что Вирджиния, не мигая, смотрит на нее. Такого выражения в ее темных глазах мать раньше никогда не видела.

— В чем дело?

Вирджиния произнесла:

— Он сказал, что позвонит. Он обещал позвонить мне.

— И что?

— Он звонил? Ты невзлюбила его, я знаю. Может, ты ответила на звонок, но мне не сказала?

Мать ответила без колебаний:

— Дорогая! В чем ты меня обвиняешь? Конечно же нет. Как ты могла подумать!

— Ладно, — мрачно произнесла Вирджиния, ощущая, как последняя искра надежды гаснет в груди. — Я ничего такого не думала.

Она прислонилась лбом к захватанному вагонному стеклу, и сельские пейзажи, вместе со всем, что произошло с ней за последние недели, стали стремительно удаляться, навсегда оставаясь в прошлом.

То было в апреле. В мае Вирджиния повстречалась со школьной подругой, которая пригласила ее в свой загородный дом на выходные.

— У меня день рождения, дорогая, правда, здорово? Мама сказала, я могу приглашать кого захочу, наверное, придется тебе спать на чердаке, но ты же не против, правда? Семейка у нас ужасно неорганизованная…

Вирджиния, слегка уязвленная, все же приняла приглашение.

— А как мне до вас добраться?

— Ну, ты, конечно, могла бы сесть на поезд и тогда кто-нибудь тебя наверняка встретил бы, но это так невыносимо скучно! Вот что я тебе скажу: мой кузен, скорее всего, поедет тоже, у него есть машина, так что я, наверное, поеду с ним. Я спрошу у него, может, и для тебя найдется местечко. Конечно, придется тебе тесниться на заднем сиденье вместе с багажом или усесться прямо на ручку переключения передач, но все равно это лучше, чем протискиваться сквозь толпу на Ватерлоо…

Удивляясь сама себе, Вирджиния хмуро согласилась и на это. Машина оказалась темно-синим «мерседесом»-купе, и когда вещи Вирджинии кое-как затолкали в переполненный багажник, ей пришлось забраться на переднее сиденье, между подругой и ее кузеном. Тот был высокий, смешливый, длинноногий, в сером костюме и коричневой фетровой шляпе с загнутой кверху тульей, из-под которой выбивались завитки волос.

Его звали Энтони Кейли.

6

Утомленная дорогой, готовясь столкнуться с тысячей проблем, ожидавших ее в Бозифике, Вирджиния вышла из поезда в Пензансе, вдохнула полной грудью прохладный морской воздух и ощутила прилив радости от того, что вернулась назад. Был отлив, сильно пахло водорослями. На горизонте вырисовывались очертания Мон-Сен-Мишель,[5] залитого золотистым вечерним солнцем, а мокрый песок пестрел голубыми пятнами — то были ручейки и мелкие заводи, в которых отражалось небо.

Как по волшебству, откуда ни возьмись появился носильщик. Пока они шли за его тележкой к автомобильной стоянке, Николас спросил:

— Значит, мы будем жить здесь?

— Нет, мы поедем на машине в Лэнион.

— А откуда мы возьмем машину?

— Я же говорила, что оставила здесь свою.

— А откуда ты знаешь, что ее не украли?

— Потому что я ее вижу: вон она стоит, дожидается нас.

Потребовалось некоторое время, чтобы уместить все их пожитки в багажное отделение «триумфа». Наконец вещи были погружены, а на самом верху примостилась картонная коробка с продуктами. Вирджиния заплатила носильщику, и они отправились, усевшись втроем на переднем сиденье: Кара в середине, а Николас у двери, которую Вирджиния тщательно заперла.

Она опустила верх и повязала на голову легкий шарф, но у Кары волосы свободно плескались на ветру.

— А сколько туда ехать?

— Недолго, примерно полчаса.

— А как выглядит дом?

— Может быть, подождете и посмотрите сами?

На вершине холма она остановила машину и они оглянулись назад полюбоваться видом: плавным изгибом бухты Маунтс, гладкой и синей в неподвижном воздухе подходившего к концу жаркого летнего дня. Склоны холма были расчерчены оросительными каналами, густо заросшими скабиозой с голубыми цветами, а спустившись, они оказались в миниатюрной долине: там среди вековых дубов бежал ручеек, через который был перекинут горбатый мостик, и стояла деревушка со старой мельницей. Дальше дорога стала снова забирать в гору и пошла по пустоши, и тут вдруг их взорам открылся дальний горизонт и воды Атлантики, играющие на западе ослепительными бликами закатного солнца.

— Я думал, море у нас сзади, — сказал Николас. — Это что, еще одно?

— Думаю, да.

— Это наше море? То, в котором мы будем купаться?

— Именно так.

— А пляж там есть?

— У меня не было времени посмотреть. Наверняка там много крутых утесов.

— Я хочу пляж. С песком. Хочу, чтобы ты мне купила ведро и лопатку.

— Все в свое время, — ответила Вирджиния. — Будем решать проблемы по мере их поступления.

— Я хочу, чтобы ты купила мне ведро и лопатку. Завтра.