И пусть на Рождество не срослось (работа Кости и Ирины тараканы), а вот на масленицу мы свершили затеянное.

Два часа езды - и снова оказаться рядом с, казалось, необъятной березой. Перепрыгнуть через забор - и открыть изнутри ворота...

Плакала и радовалась одновременно старушка, Анна Федосеевна, не веря счастью своему, всё никак наглядеться не могла на нас: на Костика, на Игорька и на меня.

- Ба, да сядьте уже! Успокойтесь, - взволнованно отозвался, взмолился Пахомов. - И так всего вдоволь и очень вкусно!

- А сметану?! - вскочила, дернулась обратно женщина с места. - По сметанку еще надо к Фроловым сходить!

- Сейчас всё сделаю! Ну, Ба! - обиженно. - Ну, дайте уже сказать Вам новость!

Оторопела старушка. Послушно опустилась на табурет.

Тревожный, испуганный взгляд обрушила ему в очи.

- Мы с Лизой поженились.

- О! - взвизгнула, хлопнув в ладони. - Ну, слава Богу! - машинально перекрестилась. - Давно пора! Я столько просила у Господа, чтоб тебя образумил!

- Меня? - от удивления дрогнул Костин голос. - А чего меня? - пристыжено рассмеялся.

Глаза бабульки заблестели вновь от слез:

- Да что... опять сомневался бы, бегал... А так - молодцы! Родные мои! Сразу было видно... что вы с Лизонькой... друг для друга сотканы. И Игорьку при вас двоих будет проще, чем при тебе одному... А так, гляди, ума тебе немного прибавит, пыл поубавит. На добрый путь наставит.

- Это еще кто кого, - обиженно буркнул сквозь смех Пахомов.

Захохотала, смущенная, и я.

- Она - тебе, - уверенно выдала, повторила старушка. - А то вон... уже четвертый десяток на носу, а все носишься, гайсаешь, непонятно где, будто по-прежнему только школу окончил. Пора и о будущем... о тихом будущем подумать! О семье, а не только о работе...

- Думаю, Ба. Думаю, - тихим, едва различимым шепотом, пристыжено пряча очи. - Причем сообща...

- А вот это - правильно! Советуйтесь, решайте, уступайте друг другу - и всё у вас будет хорошо. И Игорька не забывайте, да правнучек?

- Ага, - засмущавшись, рассмеялся мальчишка.


***

Науменко оказался... не таким уже простым персонажем. Ту еще... свору шакалов вокруг себя сплотил, тех еще товарищей заимел, подтянул к себе в логово, в стаю. Всех же остальных, неугодных, - сразу в утиль. Как и меня: с моей-то родословной я ни в каких вариациях вселенной не вписывалась в его "кружок по интересам" (и это он еще о моих тараканах не знал: о принципах праведности и стремлениях героя). Так что... как бы я не пыталась и не мечтала... не было изначально, по умолчанию... априори мне места среди продуманной, рабочей схемы, что создавалась и оттачивалась годами... среди царства "Наумении".

Еще немного - и Сереге бы присвоили подполковника. И полетел бы наш не менее, чем я, принципиальный Курасов: если не вверх, по служебной лестнице, то вниз - за остальными, на свалку бытия, уступая место более "предприимчивому поколению", более... сообразительному "молодняку". И никто бы этому не помешал. Ведь как, что? Все давно уже под крылом Сереги: Горбунов, Казанцев, Сальников, еще "парочка" майоров и капитанов... - и это только низы, что умудрились засветиться или посыпаться, как домино, вслед за "Господином"... Кто же еще был замешан - предстоит еще расковырять, разворошить... сие осиное гнездо.

И всё было на мази - всё, пока так близко не засунули к нему меня, идиотку неугодную, - и встала я как кость в горле: ни глотнуть, ни сплюнуть. Сначала раздражителем выступала, а затем и вовсе - угрозой. Ладно батя, ладно его связи, знакомые... Но отношения, странные, непонятные... терки с ФСБ-шником.... Предрешило мою судьбу. Резво, смело и бесповоротно. Ведь Пахомов уж точно вряд ли им подыграет: или "податью" защимит, или за решетку упечет... если не сразу - в яму, на кладбище. Вот и пришел на ум план Майору: так удачно совпало с операцией, так красиво раздали, разыграли карты... Меня же по моей просьбе туда и заслали, к Косте подпустили, а дальше - дело идеального "шума", "издержек операции": у Пахомова на почве ревности и сложных прошлых наших отношений кукушку сорвало. По всем записям - ко мне явно проявлял агрессию и составлял угрозу: намеревался совершить акт насилия, надругательства. Однако "заботливый" Науменко, будучи прямым моим начальником, геройски рванул спасать нерадивую коллегу. Да только судьба-злодейка неумолима: Серега убивает Пахомова, а тот... в последний миг, скорее всего, сам утаскивает меня за собой, али просто - шальная пуля.

Не осталось мне места больше в этом мире, по мнению Науменко, не осталось... если оно вообще... когда-то было.

Сам себе яму и выкопал - сам себя и завел за черту...

А без "гениального руководства", без мудрого звена, связи между "темным царством криминала" и "праведным - защитников" - вся цепочка рассыпалась: леска лопнула... и бусы заскакали по полу. Паника, страх, неосторожность - всё взяло свое.... Трусливая, крысиная натура каждого из этой своры не заставила плодов давления ждать: тут же принялись тыкать пальцем друг на друга, валя вину на еще вчерашних товарищей, командиров, спасая... выгораживая свою шкуру: и прилетало не только ныне мертвым Науменко и Горбунову. Всех, всем... без исключения. Бросил их без защиты и Блоха. Сам попал под горячую руку... и едва начал вылезать, вырываться из петли, что тугой удавкой так нелепо затянулась на его шее, как тотчас и сам пошел на дно: свои же... пришили за измену.

Волки... есть волки. И только в своей стае можно выжить. И никогда... ни за что нельзя предавать друг друга. Нельзя. Да не каждой псине вручен сей дар, присущ "талант" верности и мудрости, прозорливости. А без толкового командира - что матерое тело без головы: когти рвут, да только все чаще - свою же плоть, чем врага... предсмертная агония, цель которой - уже не спасительные действия, а земной суд над грешником.


Так или иначе, мне все же удалось... в какой-то мере принести пользу обществу, хотя... и посеяв за собой... целую вереницу трупов. Много я при этом ошибок наделала, боли близким принесла... Много ужаса вкусила... но легче не стало. Не это мое лекарство. Не это... Лишь только Костя, лишь только наша с ним семья... любовь и нежность возрождает душу мою из пепла. Лишь только так - я вновь обретаю себя.


Так что... не мое это. Не мое. И пусть еще тогда, в начале декабря, пока я лежала в больнице, и пришло распоряжение о присвоении мне первого звания... - из милиции я всё равно ушла. Мне хватает вполне того, что мой муж служит на благо Родины.

Да и дел, забот и без того прибавилось с лихвой: есть чем заняться. С Костиком мы усыновили двух малышей: веселого разбойника Федьку и очень сдержанную, закрытую в своих чувствах... и желаниях (по крайней мере, надеюсь, что это лишь пока, поначалу) Натусю...

Так что... уже следующим летом, на Великий спас - не только за вареньем приехали и с искренним желанием помочь с огородом, по дому, да и просто... погостевать у Анны Федосеевны, а и заодно порадовать, познакомить со всеми членами нашей, теперь уже огромной, семьи.

Игорек, Федька, Наталка, Костик и я - вот они... беспредельщики Пахомовы...


P.S. Постскриптум

Посвящаю К онстантиновне .

А также посвящаю всем тем неугомонным Леди, которые все же вынудили свершиться кое-каким переменам в жизни семейства Пахомовых. Спасибо огромное, дорогие мои, за вашу любовь, теплоту и рвения - в отношении героев, и в отношении меня, вашего покорного автора!


***

В этом году очень теплая выдалась весна. На дворе еще только май, а уже все давно позабрасывали куртки - и щеголяют едва ли не в тоненьких футболках и шортах. Да что там! Многие на выходных уже мчат на море и вовсю там загорают (вода же Балтийских просторов, увы, по-прежнему неумолимо холодна).


Бреду по аллее - дурно так, голова на части раскалывается. Всё тело ломит... словно от простуды. Не прогулка - а песня. Да деваться некуда: долг собачника неумолим (и дернул меня черт еще и на собаку согласиться, будто кота было мало...) Уже и не смотрю, где там щеголяет моя (временами странная) псина. Не лает, за другими не гоняется - и на том спасибо. Сегодня ей повезло... приструнивать, приучать к "светской", жеманной жизни не буду: лишь бы опять охотничьи инстинкты не включила и не нашла, не облачилась в "шикарнейший букет" ароматов парфюма какой-нибудь гадости.


Черти чем занята голова, а вернее, ничем серьезным забивать, занимать не только не хочется, но и... попросту, нет сил.

Повезло, что сегодня у Кости выходной - и малых взял на себя. Точно бы довели меня до сказу своими криками, визгом. Оно-то весело, когда они резвятся, но не в те минуты, когда тебе настолько "хорошо", что только пуля в лоб - единственное лекарство.

Еще шаги - и замираю у крыльца маленького, частного магазина. У лестницы узнаю бабульку (соседка, через подъезд живет от нас). Васильевна... Все ее знают в лицо, а вот имени - никто так и не удосужился спросить, али запомнить. Для всех - по отчеству: "Васильевна".

- Здравствуйте! - с искренним задором выпаливаю ей я.

Опрометчиво. Знаю, что опрометчиво, особенно с учетом этого моего состояния и настроения. Каждый чего ее и обходит стороной, потому что едва тронь, тут же начнет свой рассказ: про злую невестку, нерадивого сына, про больницу... в которой проработала на благо детей тридцать лет, про похвалу и квартиру, что ей дарено в награду... В общем, всё то, что как заезженная пластинка... крутится всегда и везде. Бесит. Почти всех бесит этот ее рассказ - а потому сторонятся, обходят, оббегают, словом лишним не отдернут старушку.

А я ведусь. Не знаю почему, но мне ее жаль.

Даже будучи при живых и здоровых детях, внуках, живя с ними в одной квартире - она им не нужна, пусть даже и... "странная", пусть даже и... "бесящая". Ждут ее смерти. И Васильевна не раз признавалась, что и она ее ждет, что устала от всего... что пора давно, да никак Бог не заберет.

И вот мне жалко. Мне... страшно. Лишь бы самим не докатиться до такой участи, где ты - не почетный родитель, а мерзкая обуза...

Окидываю взором невысокого роста пожилую женщину в теплом пальто. Не порицаю ее за странный выбор. Понимаю: каждый волен жить, как хочет. Творить, что захочет (не посягая на счастье других). И ошибаться так, как ошибается. Не говоря уже о том, что носить из одежды: даже в такую жару. Никогда не понимала хихиканье за ее спиной на этот счет. "Ополоумевшая" - констатировали почти все. "Потрепанная, растоптанная жизнью" - интерпретируя с себя, делаю выводы я.

Стоит, копошится старушка. Невольно присматриваюсь.

Нет у нее кошелька. Всегда носит свои деньги в помятом прозрачном пакетике. Достала, стоит, мелочь пересчитывает. Сбивается, тихо бурчит-ругается себе под нос... и снова начинает ход-пляс дрожащих рук в попытках быть более собранней и толковее.

- Вам помочь? - не выдерживаю и ступаю шаг ближе, вплотную.

Только теперь и заметила меня. Резко перевела взгляд.

Но вместо привычной доброй, счастливой улыбки... ее уста исказились в испуге. Брови нахмурились. Долгие, жгучие мгновения сверлящего взора - отчего просто не выдержала я и нервически рассмеялась:

- Что-то не так? - странное волнение сковало мою душу. Тревожно улыбаюсь.

- Ты какая-то не такая сегодня.

- А какая? - еще шире моя беспокойная улыбка.

Странно, неожиданно... отчасти даже невероятно слышать "иные" речи от Васильевны.

- Ты, случаем, не беременна? - выпалила внезапно в меня пушечным ядром.

Окаменела я враз. Глаза округлились. Забыла, как дышать.

Будто гром в этот миг разорвал мои небеса, и безжалостная молния пронзила меня с головы до пят.

Скривилась я в болезненной гримасе - тщетные попытки удержать хотя бы видимую радость, задор на лице.

- Да не думаю... - шепчу робко, стыдливо пряча взор.

А в теле так и сжались мышцы. Кровью облилось сердце. Пусть уже и немало прошло... с тех далеких дней, когда мы с Костей так отчаянно пытались, воевали... за наше общее счастье. Немало, но все равно, до сих пор - горько и больно.