— Ты тоже на фабрике работаешь? — недоверчиво спросила Мэри, которая не могла представить себе, чтобы такая экзотическая птица попала в неуютную клетку.

— А где же еще?

— Ну и как там?

— Если бы меня там заперли на всю жизнь, я бы себе глотку перерезала. Но несколько месяцев можно потерпеть. Платят, конечно, гроши, но нам привередничать не приходится. — В ее глазах блеснул заинтересованный огонек. — Сдается мне, я слышу северный акцент?

— Да.

— И мы пытаемся от него избавиться, так ведь?

Мэри вспыхнула. Да, у этой Пэт не только язычок острый, но и ушки на макушке. Она действительно стала следить за своим произношением и, оставшись одна, подолгу тренировалась, пытаясь говорить как в Лондоне. Актерам непозволительно говорить с провинциальным акцентом.

— Она в актрисы собирается, — опять пришла на помощью Тельма.

Пэт, удивленно подняв темные, безупречной формы брови, внимательно оглядела будущую звезду с головы до ног.

— Если бы мне платили по фунту за каждую девушку, желающую стать актрисой, которых я перевидала на своем веку, я давно была бы миллионершей.

— Но я серьезно хочу стать актрисой!

— Все так говорят, детка.

Мэри решила про себя, что ей вряд ли удастся подружиться с Пэт, ну и ладно. Дружить она будет с Тельмой, а от Пэт можно многому научиться.

— А что ты делаешь у себя в клубе? — спросила она.

— Танцую.

Ясно, с облегчением подумала Мэри. Пэт, конечно, девушка эффектная, но довольно вульгарная. В ней есть что-то вызывающее. И она очень сексапильна. Мне как раз этого и не хватает.

— Ты думаешь туда вернуться?

— Моя работа ждет меня, — улыбнулась Пэт так заразительно, что обе девушки тоже заулыбались. — Дело в том, что папаша будущего младенца — хозяин нашего клуба.

В ту ночь, лежа в уютной постели и прислушиваясь к легкому дыханию лежащей рядом Тельмы и тихонько посапывающей возле шкафа Пэт, Мэри обдумывала услышанное сегодня на кухне. Пэт права, решила она. Каждый получает то, что хочет. Во всяком случае, она и я. А вот Тельма не сможет получить то, что ей хочется.

Мэри поправила под головой подушку и свернулась калачиком. «Это» отправится к людям, которым оно нужно, которые будут его любить. Я все равно не смогла бы его полюбить. Я не хотела, чтобы «это» появилось, его отец — незнакомый мне человек, которого я даже узнать не смогла бы. За что мне это наказание? Я его не заслужила. Неужто ее настигла кара безжалостного Бога ее родителей? «Ты в меня не верила? Так я тебе покажу, как страшен мой гнев. От него никуда не спрячешься?» Слезы градом полились у нее из глаз. Зарывшись лицом в подушку, она тихо плакала, пока ее не одолел сон.


— Ну, как она тебе? — спросила утром Пэт Тельму, когда Мэри пошла в ванную. — По-моему, любопытная девчонка. Видать птичку по полету. Но, конечно, сущее дитя. То Алису в Стране чудес изображает, то Бетт Дэвис из себя строит. Похоже, в ней действительно есть актерские задатки! И идей каких-то нахваталась…

— Она, по-моему, ужасно переживает то, что с ней произошло, — тихо ответила Тельма. — Для нее это такой шок! Она вчера полночи проревела. А насчет идей — вряд ли она много успела нахвататься. Она же в Лондон только в июле приехала.

Пэт рассмеялась.

— Ну, для трех месяцев и этого достаточно. Тоже мне — ягненок невинный!

Тельма неприязненно поджала губы.

— Я, по крайней мере, знала, на что шла, когда переспала с Кевином, ты со своим Салимом несколько месяцев прожила, во всяком случае, мы знаем, кто отцы наших детей.

Пэт нахмурилась.

— Ты права. Я, конечно, тоже, бывало, надиралась и теряла над собой контроль, но все же знала, кто меня трахает.

— И к тому же она еще такая маленькая! Хоть и напускает на себя взрослый вид. Я на ее месте просто не знала бы, куда податься. И в девятнадцать-то забеременеть — кошмар, а в шестнадцать… К тому же она сирота. Ее тетка воспитала, старая дева.

— Обычная история: невинный всегда платит за виноватого, — цинично заметила Пэт.

— Ты с ней помягче, — робко попросила Тельма, которой не приходило в голову воспользоваться правом самого долгого пребывания под крылышком сестры Блэшфорд, чтобы навести свои порядки.

У Пэт характер был совсем другой. Она всегда любила командовать.

— Надо смотреть фактам в лицо, детка. Пусть ей всего шестнадцать, но она далеко не дурочка. Она ведь нашла дорогу сюда, так? Значит, котелок у нее варит. Заметь, что она сюда явилась по своей воле. Тебя сюда дрожайшая мамаша загнала. Я тут оказалась, потому что так мне выгодно. А Мэри кто сюда гнал? Она ведь у нас сиротка, так? Почему же она не пошла в какой-нибудь приличный приют для матерей-одиночек, где бы ей дали на размышление полтора месяца, чтобы решить, оставит она ребенка себе или нет? А раз ты, душка, прикатила сюда, значит, уже продалась с потрохами и нечего лапшу на уши вешать и рассказывать про слезы в подушку и прочую дребедень. Если под этой крышей и затесался невинный ягненок, так это ты. Других нету.

Тельма не стала спорить. Все равно Пэт ничего не докажешь. Кроме того, в глубине души она и сама подозревала, что новенькая была вовсе не так проста и так же, как Пэт, была на все готова ради достижения своей цели. Но она хотя бы не выдумывала всяких несуразиц и не пыталась оправдать себя, как многие девчонки, которых перевидала Тельма за пять месяцев, проведенных в этих стенах.


Тем же утром доктор, — его имени никто не знал, обращались к нему только так: «доктор», внимательно осмотрел новенькую. Она восприняла это как очередное унижение, попытку разрушить стену отчуждения, которую она пыталась воздвигнуть между собой и внешним миром. Одеваясь после осмотра за ширмой в кабинете сестры Блэшфорд, она дала себя четыре клятвы:

никогда не пить джина и вообще ничего спиртного;

никогда не позволять притрагиваться к себе ни одному мужчине, если она будет хоть капельку нетрезвой или будет не вполне отдавать себе отчет в том, что она делает;

она всегда будет отдавать себе отчет в том, что делает;

она всегда будет хозяйкой своей жизни.

Доктор объявил, что она вполне здорова и плод развивается нормально. Кровяное давление в норме, гемоглобин тоже. Если все будет в порядке дальше, ребенок появится на свет примерно двадцатого апреля. Врач разрешил Мэри работать на гардинной фабрике и предупредил, что осмотры будут повторяться ежемесячно, а когда до родов останется два месяца — каждую неделю. А пока за ней присмотрит опытная сестра Блэшфорд.

— Значит, годна для работ в соляных шахтах, — мрачно пошутила Пэт, когда Мэри вошла в комнату.

— Говорит, здоровье у меня отменное.

— Про меня он то же самое сказал.

— Он хороший врач, — мягко, как всегда, запротестовала Тельма. — Он очень внимательно ко мне отнесся, когда у меня начался токсикоз.

— Как ему не быть внимательным, дуреха! Ведь если ты потеряешь ребенка, он лишится своего куша. Думаешь, он из милосердия тратит на нас время? Мамаша Блэшфорд щедро с ним делится. И не только наличными. Кое-чем еще.

— Будет тебе, Пэт, — опять попыталась остановить ее Тельма, которая во всем видела хорошую сторону.

— А ты откуда знаешь? — полюбопытствовала Мэри.

Ай да Мэри, отметила про себя Пэт. Как всегда, зрит прямо в корень. Не то, что миротворица Тельма, которую мамочка приучила пользоваться одними приятными словечками. Эта штучка знает, что к чему.

— Я специально поинтересовалась.

— Откуда такая уверенность, если ты своими глазами не видела? — допытывалась Мэри.

Пэт широко улыбнулась.

— Однажды он пришел меня осмотреть. Когда осмотр закончился, я оделась и вышла, но на лестнице вспомнила, что хотела попросить у него слабительное, и вернулась. Видно, не закрыла дверь как следует, потому что не успела коснуться ручки, как она отворилась. Эта парочка стояла в углу обнявшись. Он лапал ее за ягодицы и облизывал ей шею. А она щупала его яйца.

— Пэт, ну что ты в самом деле, — закрасневшись, промямлила Тельма.

Пэт не обратила внимания на упрек.

— Вот так вот, детка. И ничего особенного тут нет. Везде так. Люди трахаются, и этого у них не отнимешь. Ой, умираю, хочу курить.

Сестра Блэшфорд строго запрещала курить в своей обители, но для Пэт правила существовали лишь для того, чтобы их нарушить.

— Где мамаша Блэшфорд? — спросила она.

— Ушла, — ответила Тельма.

— Порядок. Мэри, умничка, открой окно.

Пэт зажгла сигарету, глубоко затянулась и блаженно зажмурилась, задержав дым.

— А твои родители знают, что ты здесь? — спросила Мэри.

Пэт рассмеялась.

— Ты напомнила мне юность. Первый раз я влетела, когда мне было пятнадцать. — Она опять засмеялась, заметив, как вытянулось от удивления лицо Мэри. — Да, я уже второй раз влипаю. А тогда мне было столько, сколько тебе. И я написала домой, мол, нельзя ли мне приехать рожать? И получаю ответ: «Любишь кататься — люби и саночки возить». С тех пор я туда ни ногой. И вряд ли моя мамочка сильно по мне скучает. А твоя что?

— Моя умерла.

Ложь, повторенная множество раз, уже начинала ей самой казаться правдой.

— И больше у тебя никого нет?

— Больше никого.

Пэт улыбнулась.

— Может, оно и к лучшему.

На следующий день у Тельма опять опухли суставы. Сестра Блэшфорд осмотрела ее и велела не вставать с постели два дня. Мэри было поручено на выходе взять на себя обязанности по дому.

Пэт, у которой был волчий аппетит, не могла нахвалиться ее стряпней.

— Какого черта тебе идти на сцену, если ты так здорово готовишь? Если хочешь, я устрою тебя в один чудный ресторанчик.

— Нет, спасибо.

— Помешалась на этой сцене, да?

— Это единственное, чем я хочу заниматься. Потому и в Лондон приехала. Чтобы поступить в актерскую школу.

— Это, между прочим, денег стоит.

— Знаю.

— И как же ты надеешься выйти из положения?

— Всеми правдами и неправдами. Как ты стала танцовщицей?

— У меня там подружка работала, она шепнула, когда у них образовалась вакансия. Я пришла на просмотр, показалась, и меня взяли.

— Ты училась на танцовщицу?

Пэт усмехнулась.

— Случай не представился. Но это и не важно. Тут главное — ноги, чтобы подлиннее и покрасивее.

Пэт задрала ногу. Она была очень длинная и изящная.

— Я сейчас, конечно, раздалась, но ничего, вес я сброшу. Кстати, запомни мой совет. Не разрешай бинтовать грудь после родов, чтобы молоко остановить. А то сиськи обвиснут. Лучше таблетки принимай. В прошлый раз я была в доме матери и ребенка от какой-то церковной организации. Там заправляла одна старая крыса, которая всех нас терпеть не могла просто потому, что мы молодые и здоровые. И к тому же грешницы. Мы ложились в постель с мужчинами, с которыми не состояли в законном браке. Господи, да тут просто рай по сравнению с той дырой! В общем, нам на каждом шагу давали понять, что мы недостойны человеческого обращения. Всячески старались унизить. А хуже всех была эта мерзкая врачиха. Знаешь, что она сделала с одной девчонкой? Спеленала ее после родов как мумию, и когда повязки сняли, у нее титьки были как у восьмидесятилетней старухи. Никакой нормальный мужик не захочет за такие подержаться. Я как только увидела, что эта стерва натворила, запретила ей подходить ко мне. Сама справлялась со своими проблемами. Не думаю, что мамаша Блэшфорд дойдет до такой мерзости, но в случае чего имей твердость сказать «нет». У тебя такие славненькие зайки, надо их поберечь. Всегда носи бюстгальтер и обязательно хороший. Я свой даже на ночь не снимаю.

Взгляд Пэт остановился на морковного цвета волосах Мэгги.

— Это безобразие надо привести в порядок. Косички придают тебе глуповатый вид. Если хочешь, могу тебя подстричь. Я два года училась у хорошего парикмахера в Вест-энде. — На ее губах заиграла ехидная улыбочка. — Правда, все равно потом воспользовалась фальшивой бумажкой об окончании курсов. У меня был приятель, который мог подделать что угодно. Но стричь я здорово насобачилась, хотя первые полгода только пол подметала в этом салоне.

— Как ты думаешь, — задумчиво спросила Мэри, — на фабрике знают, кто мы такие?

— Только хозяин, еще один милок мамаши Блэшфорд. Ему постоянно нужна рабсила, а беременные бабы смирные, сидят себе за машинкой и сидят, вкалывают. У него всегда их полно. Мы в этой куче не выделяемся.

— А работа тяжелая?

— Да нет. Тебе покажут, как обращаться с машинкой. Через неделю привыкнешь как миленькая.


Первый день на фабрике тянулся для Мэри бесконечно долго.

Работа начиналась в восемь, но для питомиц сестры Блэшфорд делали поблажку, они являлись на полчаса позже. Мэри указали на место за длинным столом, на котором стояли большие фабричные швейные машины. К счастью, Пэт оказалась рядом. По правую руку от Мэри села инструкторша. Весь первый день Мэри отрабатывала строчку и училась подрубать дешевые занавески. На другом столе искусные закройщицы резали заготовки всевозможных фасонов. Они работали и с шелками, и с парчой, и с бархатом, но Мэри, как ученице, давали в работу только простое полотно.