Вечером он провожал ее домой, и они целовались в подъезде. Лиза была готова пойти гораздо дальше, ведь это была любовь, но стеснялась сказать ему об этом, а он почему-то сам не проявлял инициативы.

Так продолжалось некоторое время. Лиза была счастлива и уже представляла себя женой выдающегося художника, его верной подругой и музой, как вдруг появилась она.

Ее кто-то привел на одну из вечеринок. Она была вся такая нежная, белая и пушистая в своей прелестной норковой шубке. Лиза никогда ни у кого не видела таких широко раскрытых наивных глаз. Она с изумлением и страхом смотрела на окружающих, как будто бы вокруг были дикие звери или кровожадные дикари. Даже самый злейший враг не смог бы отрицать, что она прехорошенькая, а ее чистый невинный взор смог оскорбить бы только уж самый отпетый негодяй. К тому же ее папа был крупным чиновником в министерстве культуры, и от него зависело, кому получить крупные заказы. Поэтому никто и не собирался ее оскорблять. Наоборот, ребята подтянулись, приосанились и стали как можно громче и умнее рассуждать об искусстве, а девушки перестали материться, или, по крайне мере, извинялись перед ней за неосторожно сорвавшееся слово.

Один Лизин Володя не стал считаться с присутствием этого неземного существа, а продолжал, как ни в чем не бывало разговаривать в своей обычной резкой манере. И, как ни странно, небесный взор стал все чаще останавливаться именно на нем. Огромные голубые глаза смотрели на него с ужасом и восхищением, пухлые губки приоткрывались все шире, золотистые локоны наматывались на розовые пальчики, словом весь арсенал шел в ход, но Лизин возлюбленный даже не смотрел в сторону снегурочки, и, кажется, был единственным из присутствующих мужчин, кто не поддался ее очарованию.

О, как в этот момент Лиза гордилась им. Она была счастлива, ей было даже жаль неудачливую соперницу. Та не понимала, что этого парня просто смазливой рожицей и богатым папой не возьмешь. Тут нужны еще ум, тонкий вкус, эрудиция, понимание высокого искусства, в общем, все, что Лиза с таким трудом приобрела за время общения с великим человеком. А деньги и положение в обществе он презирает, и это, девонька, тебе не поможет, с усмешкой думала она. И окончательно уверовав в свои силы, она даже вышла на кухню приготовить бутерброды, так как знала, что ее любимый, конечно же, забыл пообедать.

Когда она вернулась в комнату, в первый момент ее неприятно поразило, что снегурочка перебралась на диван, на Лизино место возле Володи, и внимательно слушает то, что он говорит. Увидев Лизу, он, однако, быстро закруглился, встал и подошел к ней.

— Что-то объяснял ей? — стараясь говорить как можно безразличнее, спросила она.

— Ха, ей объяснишь, — саркастически усмехнулся он. — Она поразительно невежественна в искусстве и, по-моему, вообще глуповата. Два слова не может связать. Так и хочется ей крикнуть, закрой рот, дура, я уже все сказал.

И наивная влюбленная Лиза поверила ему. Правда, после этого вечера они стали видеться реже, но Володя объяснил ей, что начал новую картину, главную картину своей жизни, и не может теперь тратить время на прогулки и вечеринки. Скрепя сердце, Лиза признала причину уважительной, и, вооружившись терпением, решила ждать окончания работы над шедевром. Немного удивляло ее только то, что он решительно отказывался сообщать какие-либо подробности о своей работе и к тому же страшно раздражался, когда Лиза пыталась расспрашивать его во время их немногочисленных встреч. Какое-то шестое чувство подсказывало ей, что дело здесь не только в картине, а может, и вообще не в картине, но она упорно гнала от себя эти мысли. Она даже решила, что, очевидно, это нормальное поведение для гения, и все у них по-прежнему хорошо. В таком счастливом полуневедении она прожила два месяца, пока случайно не встретила Аню, девочку из компании Володиных друзей. Они поговорили о том, о сем, и вдруг та, как будто невзначай спросила:

— А ты знаешь, что твой Володя с этой Ирочкой встречается? Ну, с той, чиновничьей дочкой, что была тогда на вечеринке?

Лизу как будто по голове ударили. Она сначала даже не поняла, что ей сказали. Потом сердце тоскливо сжалось, а во рту мгновенно пересохло. Она растерялась, но, взглянув на собеседницу, увидела устремленные на нее с жадным любопытством глаза и заранее приготовленную на губах торжествующую улыбку.

Машинально, просто из гордости, она постаралась улыбнуться. Позже, вспоминая этот момент, она от души надеялась, что эта улыбка получилась не очень жалкой.

— Почему это он мой, — услышала она свой же голос со стороны. — Мы с ним просто друзья, так, общались на предмет искусства и все. Он совершенно свободен.

— Да? — недоверчиво и разочарованно протянула доброжелательница, все еще пытаясь уловить в Лизиных глазах ее настоящие чувства.

Но на короткое время той удалось взять себя в руки, и она еще некоторое время продолжала оживленно болтать. Отчаяние нахлынуло, когда они распрощались, и Лиза пошла своей дорогой, стараясь осмыслить то, что ей сказали. В голове бились одни и те же слова: «Этого не может быть, этого не может быть». Он не мог так подло поступить с ней, она же любит его, а любовью нельзя так бросаться. Кроме того, он сам говорил, что она единственная, кто понимает его, а та другая просто глупа. Ему же не о чем даже говорить с ней, а вот Лизе он говорил, что никогда еще не встречал такую умную девушку как она. Да, он так и сказал ей однажды, что умные и красивые девушки встречаются не часто, и ему повезло, что он встретил одну из них. Как она была тогда счастлива. Нет, скорее всего, это неправда, они ведь все-таки встречались в эти последние два месяца. Я должна обязательно с ним увидеться и поговорить, лихорадочно думала она, все еще надеясь на чудо. Нужно просто подумать, что сказать ему, объяснить, что она его любит, как никто и никогда не будет его любить, что нельзя так просто взять и растоптать такое чувство, наоборот, нужно ценить его, дорожить им.

Ну да, ну да, поунижайся перед ним, очень тебе это поможет, саркастически засмеялось шестое чувство. Унижение еще никому никогда не помогло. Наоборот, чтобы удержать мужчину, никогда не нужно его удерживать. Все классики так говорят, и ты сама это знаешь. Стань гордой, пошли его подальше, и тогда он пожалеет о тебе и вернется.

А если нет? Если не только не вернется, а еще и обрадуется, что я его сама отпустила, тут же пугалась Лиза.

Целую неделю она провела в ожидании его звонка. Целую неделю она произносила в уме страстные монологи, объясняла ему, как она его любит, находила убедительные аргументы, проникновенные и трогательные слова. Если бы только он позвонил или пришел тогда. Она смогла бы убедить его, что нельзя бросаться таким чувством, как у нее. Почему-то при этом она совершенно не брала во внимание, что, в общем-то, неразделенная любовь не такое уж новое явление, а существовала всегда и никогда никого особо не трогала. Через неделю она выдохлась и устала, аргументы забылись, трогательные слова стали казаться смешными и ненужными. Тогда она решила при встрече с ним хранить гордое молчание и убить его своим равнодушием. Но и на этой неделе он не пришел, а когда наконец-то появился, Лиза, уже давно переставшая репетировать про себя их встречу, совершенно растерялась и с трудом промямлила что-то неубедительное, вроде того, что она слышала, что он встречается с этой глупой папенькиной дочкой. Это почему-то сразу привело его в дикую ярость, и он в ответ наорал на нее, что не обязан ни перед кем отчитываться, и у него, возможно, есть свои соображения, что ему делать. Но, увидев, что глаза Лизы наполнились слезами, он смягчился и объяснил ей, что это всего лишь тактический расчет. Он сейчас действительно задумал целую серию картин и от ее отца зависит, сможет ли он выставить свои работы. Он, конечно, не хотел, чтоб Лиза узнала о том, что он обхаживает дочку ради папы, так как боится, что она будет презирать его, а ему бы очень не хотелось этого. Она по-прежнему единственная женщина, мнением которой он дорожит, и ей совершенно нечего волноваться. Как только он добьется своего, он тут же прекратит видеться с этой Ирой. Она ему уже давно надоела и только раздражает своей глупостью и невежеством. В общем говорил он очень убедительно, да Лиза и сама хотела ему верить, поэтому ему удалось ее успокоить. Она снова почувствовала себя избранницей и любимой. Но это чувство держалось только пока он был с ней. Когда же он ушел, сомнения нахлынули снова. Она стала вспоминать, как он говорил. Почему-то он не смотрел ей в глаза, каждую минуту раздражался, а поцеловал ее только один раз, когда уходил, и то как-то торопливо, без всякой нежности.

Снова она страдала несколько недель. Правда, теперь он время от времени звонил ей, рассказывал, как продвигаются его дела, но когда забежал, пробыл всего полчаса. Лиза была в полном недоумении. Если она не нужна ему, зачем он приходит, а если он все еще ее любит, почему так редко приходит. Она хотела верить ему, но в глубине души все сильнее чувствовала, что обманывает себя и что зря надеется. Скорее всего, все кончено, но как тяжело в это поверить.

Потом он приходил к ней еще несколько раз, иногда злой и сердитый непонятно на кого. В такие дни Лиза не могла задать ему даже самого простого вопроса, он сразу начинал орать на нее, обличать женщин, которые являются по своей природе собственницами и не могут понять, что у мужчин бывают и другие интересы, кроме любви. После таких встреч оскорбленная Лиза, собрав все свои душевные силы, решала покончить с ним и в следующий раз сразу же сказать ему об этом. Но в следующий раз он приходил совершенно несчастным, просил у нее прощения, старался быть нежным, и она прощала его, и ее мучения продолжались. Но однажды он пришел с особенно виноватым видом и еще с порога объявил ей, что он подлец, но он много думал о жизни и понял, что другого выхода у него нет. Он вынужден продаться, он вынужден жениться на этой дурочке ради своего искусства. Но это временно, он не собирается мучаться с нею всю жизнь. Как только он хоть чего-нибудь добьется и его имя станет известным, он уйдет от нее. Что он может сделать, если жизнь так устроена, что просто трудом и талантом ничего не добьешься. Нужно ловчить, хитрить, приспосабливаться. В общем, он еще долго разглагольствовал на эту тему перед окаменевшей от горя Лизой, а потом ушел навсегда, как тогда подумала она. Несколько недель Лиза провела в отчаянии и слезах, выслушивая бесконечные утешения и призывы быть гордой от верной подруги Эльвиры.

Но когда она, наконец, хоть немного стала успокаиваться, он вдруг явился снова. Чуть ли не рыдая, он стал рассказывать ей, какую глупость он совершил, женившись на женщине, которая совсем его не понимает, а тем более ничего не понимает в искусстве. Она, видите ли, считает, что талант это глупости и что ему лучше всего стать чиновником в министерстве. А если уж он хочет остаться художником, то выгоднее всего оформлять дорогие рестораны или рисовать иллюстрации к книгам. Но он уйдет от нее. Пусть он будет нищим, как Модильяни или Ван Гог, но он не изменит своему дару. Ведь именно сейчас он нашел себя и уже пишет картину, о которой мечтал всю жизнь. А он задумал целую серию, и, возможно, толпа не поймет его искусства, но знатоки оценят его. И первой, кого он позовет посмотреть его полотна, будет Лиза, потому что из всех женщин только она способна понять живопись вообще и его в частности. В общем, проговорив в общей сложности час и снова пробудив в сердце Лизы робкие надежды и жалость к нему, он опять исчез почти на месяц. Общие знакомые, которых Лиза как бы невзначай спрашивала, донесли ей, что жену он не бросил, а наоборот, все-таки позволил тестю пристроить себя на какое-то хлебное место и неплохо зарабатывает.

Через месяц он явился снова, и в ответ на робкий вопрос Лизы о его работе, начал кричать на нее, что она просто глупа, если не понимает, как ему тяжело. Это временная работа, ему нужно просто подсобрать денег, чтобы уйти от жены и заняться своими картинами всерьез. Накричавшись вдоволь и излив душу, он снова исчез, предварительно взяв с Лизы обещание, что она будет ждать его, так как она единственная, кто его понимает, и так далее и тому подобное.

Это безумие продолжалось почти год. Он регулярно прибегал к Лизе оправдаться за свою измену настоящему искусству. Она продолжала утешать его, ободрять и ждать, когда он уйдет от жены и вернется к ней. Наконец кто-то сказал ей, что у него родился ребенок. Это был настоящий удар для нее. Одно дело, вернуть любимого человека от соперницы, другое дело, забрать у ребенка отца. Но когда при встрече она сказала ему, что им лучше, наверное, перестать видеться, так как у него теперь есть ребенок, он тут же стал ей доказывать, что творческие натуры не приспособлены для семейных радостей. Простые житейские чувства им чужды. Он не хотел быть отцом, жена обманом забеременела, чтобы удержать его. Может, это и звучит ужасно, но он не создан быть отцом семейства. Он свободный художник, он живет совсем на другом уровне, он создан, чтобы творить, а его хотят заставить менять пеленки. В общем, она опять выслушивала наборы высокопарных фраз вперемешку с потоком жалоб. И не было бы счастья, да несчастье помогло. Однажды Лиза случайно встретила его на улице с женой и ребенком. Он вез коляску, время от времени наклоняясь к малышу и осторожно поправляя ему то шапочку, то одеяльце. Он ласково улыбался младенцу и нежно чмокал ему губами, когда тот начинал кряхтеть и пытался заплакать. В общем, он вел себя как самый обыкновенный любящий папаша, а не свободный художник и выдающийся творец. Рядом с ним шла его жена, спокойная и счастливая. Она немного располнела после родов, но оставалась такой же красивой и была прекрасно одета. Лизу они не видели, а она стояла и смотрела на них, и словно пелена спадала с ее глаз. Никогда он не собирался уйти от жены. Никаких выдающихся картин он не писал и никогда не напишет. Он самый обыкновенный человек, заботливый отец и преданный муж. А к Лизе он прибегал, наверное, тогда, когда у него начинала болеть душа и мучила совесть, что он изменил своей мечте стать выдающимся художником. Эти его побеги к ней были жалкими попытками бунта на корабле, который давно уже никуда не плыл, а стоял на приколе, превращенный в модный ресторан или комфортабельную гостиницу. В какой-то момент он, видимо, почувствовал Лизин взгляд и поднял голову. Их глаза встретились. В первое мгновение он растерялся, но деваться ему было некуда, и, трусливо опустив глаза, он прошел мимо, сделав вид, что не знает ее.