Наступил ветреный и холодный февраль, на остров то и дело обрушивались ураганы. Но урожай уже был убран, зерно хранилось в прочных амбарах. Его хватило бы, чтобы прокормить все население Норфолка, разумеется, если бы не пришлось отдать часть запасов Порт-Джексону вместе с известью и древесиной.

Пятнадцатого февраля Ричард с опозданием вернулся домой: вице-губернатор засыпал его таким множеством вопросов, какое Китти не придумала бы и за неделю. Роды еще не начались, но Оливия Лукас уверяла, что это может случиться в любую минуту, а Джо Лонг вряд ли сумел бы заменить повитуху. Вспоминая заверения Оливии и Китти в том, что первые роды обычно бывают долгими, Ричард торопливо шагал по тропе к дому. Издалека заметив, что над трубой не поднимается дым, он ускорил шаг, размышляя о том, что даже на девятом месяце беременности Китти ухитрялась сама печь хлеб.

— Китти! — крикнул он, взбегая на крыльцо.

— Я здесь, — послышался негромкий голос.

Слыша гулкий стук собственного сердца, Ричард ворвался в дом и окинул комнату быстрым взглядом. Китти в ней не было. Значит, она в спальне! О Господи, началось!

Китти сидела в постели, опираясь на две подушки, и на ее лице играла счастливая улыбка.

— Ричард, поздоровайся с дочерью, — попросила она. — Скажи Кейт «добрый вечер».

У Ричарда подкосились ноги. Он с трудом подошел к кровати и присел на край.

— Китти!..

— Ты только посмотри на нее, Ричард. Разве она не прелесть?

И она протянула ему тугой сверток. Ричард мимоходом отметил, что руки Китти загрубели от домашней работы гораздо сильнее, чем его собственные. Взяв сверток, он осторожно отвел в сторону угол пеленки и увидел крохотное сморщенное личико, приоткрытый рот, опущенные пухлые веки, смуглую кожу и хохолок густых черных волос. Океан любви поглотил его целиком, и Ричард утонул в нем, даже не пытаясь спастись. Наклонившись, он поцеловал ребенка в лобик и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

— Ничего не понимаю… Еще днем ты была совершенно здорова! Почему ты ничего мне не сказала?

— А мне нечего было сказать — я и вправду чувствовала себя прекрасно. Роды начались неожиданно. Отошли воды, начались схватки, я почувствовала, как наружу выходит головка. Поэтому я расстелила на полу чистую простыню и стала тужиться. Малышка появилась через четверть часа. Как только вышел послед, я нашла нитки, перевязала пуповину и разрезала ее ножницами. Малышка закричала — и так пронзительно! Я выкупала ее, собрала простыню, замочила ее и вымылась сама. — Сияя гордостью, она закончила: — И незачем было поднимать такой шум! — Она расстегнула коленкоровую рубашку, обнажив грудь с набухшим темно-красным соском. — И молоко у меня уже появилось, хотя Оливия говорила, что это будет не сразу. Я умница, правда, Ричард?

Ричард бережно наклонился и благоговейно коснулся ее губ. Переполненный благодарностью, он смахнул слезы и неловко улыбнулся.

— Конечно, умница, Китти. Ты все сделала так, словно уже родила десять малышей.

— У меня нет весов, поэтому взвесить ее я не могу, но, похоже, она родилась крепкой и крупной. И пошла не в Кларков, а в Морганов.

Ричард вгляделся в лицо Кейт, ища подтверждения словам жены, но не нашел его.

— Она прекрасна, Китти, вот и все, что я могу сказать. — Он перевел взгляд на жену. Она выглядела усталой, но вместе с тем улыбалась так ослепительно, что Ричард не мог поверить, что совсем недавно ей грозила опасность. — Скажи честно: с тобой все хорошо?

— Да, я просто немного устала. Малышка выскользнула наружу так легко, что я почти не ощутила боли. Оливия посоветовала мне не лечь, а присесть на корточки — она уверяла, что так будет легче. — И Китти взяла новорожденную на руки. — Ричард, — укоризненно воскликнула она, — неужели ты не видишь: она — твоя точная копия!

— Ты рада, что ее будут звать Кэтрин, как тебя?

— Да. В семье будут две Кэтрин: одна Китти, вторая Кейт. А вторую дочь мы назовем Мэри.

Не выдержав, Ричард расплакался и успокоился только после того, как Китти отложила малышку и обняла его.

— Я люблю тебя, Китти. Люблю больше жизни.

Она вновь приоткрыла губы, чтобы что-то ответить, но тут Кейт расплакалась, и Китти взволнованно спросила:

— Ты слышишь? Кажется, Стивен был прав: у нас родилась строптивица. Надо покормить ее, а то она не успокоится.

Китти спустила рубашку с плеч, распеленала малютку и обняла ее так бережно, что у Ричарда зашлось сердце. Крохотный ротик сомкнулся вокруг соска, Китти издала глубокий вздох неподдельного наслаждения.

— О, Кейт, ты моя, только моя!

Китти ни на минуту не сомневалась в том, что Ричард будет замечательным отцом, но даже она изумилась, увидев, с какой величайшей покорностью и готовностью он взвалил на себя все родительские обязанности. Многие подруги и знакомые Китти часто жаловались, что их мужья стыдятся возиться с детьми или выполнять домашнюю работу. Да, они брали детей на руки, целовали и обнимали малышей, но этим и ограничивались. А Ричарда не волновало, что подумают о нем друзья. Даже в присутствии посторонних он пеленал Кейт, стирал пеленки и развешивал их на просушку, нисколько не боясь уронить себя в глазах других. В одном отношении ему и вправду повезло: Ричард ни в коей мере не выглядел бесхарактерным человеком, иначе, возможно, он стыдился бы новой роли отца.

Работать он стал еще упорнее, при этом дорожил каждой минутой, чтобы проводить побольше времени с Китти и Кейт. А когда Китти робко предложила ему поменьше работать на лесопилке и побольше — в огороде, Ричард ужаснулся: нет, только не это! За работу на лесопилке он получал щедрое жалованье, а каждый вексель был залогом безбедного будущего для его детей. Ричард уверял, что ему на все хватит сил — ведь до старости еще так далеко.

Когда Кейт минуло шесть месяцев, Томми Краудер разыскал Ричарда на второй лесопилке и посоветовал ему внести малышку в правительственные списки.

— Я сам в состоянии прокормить свою жену и дочь, — с достоинством возразил Ричард.

— Но вице-губернатор Кинг утверждает, что они обе находятся под опекой правительства. Зайди ко мне сегодня же, и мы уладим дело, — заключил Краудер и ушел не оглядываясь.

— Не понимаю, почему мои жена и дочь должны получать провизию со склада, — упрямо заявил Ричард, входя в тесный кабинет Краудера. — За них отвечаю я, как глава семьи.

— Нет, Ричард, ты вовсе не глава семьи. Китти — каторжница, мать-одиночка. Вот почему она до сих пор значится в списке, и туда же должен быть внесен ребенок. Ты нужен был мне только как свидетель, — объяснил Краудер.

Глаза Ричарда угрожающе потемнели.

— Китти — моя жена, а Кейт — моя дочь.

— «Кэтрин Кларк, не замужем…» Да, вот она, — пробормотал Краудер, отыскав нужную строку в большой конторской книге. Он взял перо, окунул его в чернильницу и вывел в той же строчке, повторив вслух: — «Кэтрин Кларк, дочь». — Он поднял голову и улыбнулся. — Вот теперь все в порядке. Спасибо, Ричард. — И он отложил перо.

— Фамилия ребенка — Морган. Я признал его своим!

— Нет, Кларк.

— Морган!

Томми Краудер не отличался дальновидностью: он часто ссорился с теми, кто мог бы помочь ему в будущем. Но теперь, увидев, что глаза Ричарда стали стальными, как волны Сидней-Бей в шторм, Краудер побледнел.

— Ричард, напрасно ты винишь меня, — пролепетал он. — Я тебе не судья, я просто служу правительству острова Норфолк. Вице-губернатор Кинг требует, чтобы все книги были в порядке, как принято в Бристоле. И тебе, бристольцу, это должно быть приятно. — Он нес околесицу, не замечая, что говорит. — Я должен был внести ребенка в списки и сделал это, призвав тебя в свидетели. Его фамилия — Кларк.

— Но это несправедливо! — бушевал Ричард позднее, встретившись со Стивеном. — Этот подхалим вписал мою дочь в свою проклятую книгу как Кэтрин Кларк! И сделал это у меня на глазах!

Стивен увидел, как перекатываются мускулы под кожей рук Ричарда, и невольно содрогнулся.

— Ради Бога, успокойся, Ричард! Ни Краудер, ни Кинг ни в чем не виноваты. Понимаю, это несправедливо, да тут уж ничего не поделаешь. Китти тебе не жена и не может быть ею. Ей осталось отбыть еще несколько лет каторги, а это значит, что она находится под опекой правительства острова, которое вправе поступать с ней, как заблагорассудится. И по закону фамилия Кейт — Кларк.

— И все-таки у меня есть один выход, — процедил Ричард сквозь зубы. — Убить Лиззи Лок.

— На это ты не способен, так что незачем болтать попусту.

— Пока Лиззи жива, моя дочь будет считаться незаконнорожденной, как и остальные дети от Китти.

— Лучше давай успокоимся и рассудим здраво, — уговаривал Стивен. — Лиззи Лок счастлива с Томом Скалли, но Том Скалли уже понял, что он вовсе не фермер: ему не под силу выращивать пшеницу или разводить птицу. Рано или поздно он продаст свой участок и покинет остров. Один из бывших пехотинцев по секрету сообщил мне, что Скалли хочет побывать в Китае и Бенгалии. Неужели ты думаешь, что он уплывет на Восток, бросив Лиззи Лок здесь?

Прикрыв глаза, Ричард глубоко задумался.

— В твоих словах есть смысл… Если Лиззи уплывет на Восток, я могу некоторое время подождать, а потом объявить во всеуслышание, что я холостяк.

— Вот именно! Если понадобится, я выведаю у какого-нибудь стряпчего адрес и напишу трогательное письмо шерифу Глостера, сообщив, что миссис Ричард Морган, урожденная Элизабет Лок, отправилась в Макао и пропала без вести. Не осталось ли у нее в Глостере родственников? Ответное письмо послужит доказательством тому, что Лиззи умерла, и ты сможешь жениться на Китти.

— Умеешь же ты выбирать слова, Стивен, — вздохнул Ричард. Он немного успокоился и открыл глаза. — Означает ли эта утешительная речь, что скоро ты покинешь нас?

— Я до сих пор не получил чин, но когда-нибудь это произойдет.

— Мне будет недоставать тебя.

— А мне — тебя. — Стивен обнял Ричарда за плечи и мягко подтолкнул его к дому. Наконец-то ярость Ричарда утихла, по крайней мере на время. Черт бы побрал преподобного Джонсона!

— Случившееся беспокоит его сильнее, чем меня, — заметила Китти, беседуя со Стивеном о недавнем событии. Ричард ушел к ручью смыть с себя опилки и воспоминания о Томасе Краудере. — Мне жаль, что Кейт не может носить фамилию Морган, но кто рискнет отрицать, что она — дочь Моргана? И потом, что вообще означает брак? По меньшей мере половина каторжниц не состоит в законном браке, но это еще не значит, что мы плохие жены. Я ни о чем не жалею, Стивен, честное слово!

— Китти, Ричард — набожный человек, поэтому ему трудно примириться с тем, что с точки зрения англиканской церкви его потомки будут незаконнорожденными.

— После смерти Лиззи он сможет признать их своими детьми, а Лиззи уже немолода, — попыталась утешить его Китти.

Как объяснить ей, что даже брак не смоет пятно с ее репутации? Поразмыслив, Стивен не стал утруждать себя и взял на руки Кейт.

— Ну, здравствуй, мой персик, мой маленький ангел!

— Кейт вовсе не ангел, ты был прав, она строптивица. Своенравная девчонка! Ей-богу, Стивен, в свои шесть месяцев она уже держит нас в ежовых рукавицах!

— Чтобы повелевать Ричардом, ей не нужны ежовые рукавицы, — улыбнулся Стивен, заглянул в глаза малышки и расцеловал ее в пухлые щечки. — Ей достаточно просто подать голос, правда, Кейт? Хотел бы я знать, где сейчас твой Петруччо. В каком обличье он явится сюда? — И он отдал Кейт матери.

— Петруччо?

— Один джентльмен из пьесы Шекспира, сумевший укротить строптивицу Кейт. Не обращай внимания, я просто болтаю чепуху.

Наступило молчание. Стивен пристально разглядывал норфолкскую мадонну в поношенном коленкоровом одеянии. Как бы ни сложилась ее жизнь, Китти наверняка запомнит минуты, когда она держала на руках своего первенца. Ее младенцу следовало бы стать неистовым буяном, но Стивен недаром сравнивал его с персиком и ангелом. У хороших матерей обычно рождаются прекрасные дети, а Китти стала замечательной матерью.

Чем еще примечательна эта женщина? Она не блещет умом, но и не поражает глупостью. Это мышка, прячущаяся в вырубленном лесу. За два года, проведенных с Ричардом Морганом, дурнушка превратилась в соблазнительницу. А полюбила ли она Ричарда? В этом Стивен не был уверен и не знал, известен ли ответ самой Китти. Вероятно, она испытывает к Ричарду лишь влечение. Она привязалась к нему, как привязываются дети, и все-таки не разглядела в нем неисчислимые достоинства — а почему, неизвестно. Может, все дело в возрасте Ричарда? Вряд ли! Он сильнее и крепче любого юноши.

— Ты любишь Ричарда? — спросил Стивен.

В глазах цвета эля мелькнула печаль.

— Не знаю, Стивен. Я хотела бы знать, но ни в чем не могу разобраться. Я слишком мало знаю, чтобы рассуждать о таких вещах… А как ты сам понял, что любишь его?