— Твоя рыбка попалась, — сообщила Аннемари Латур Джону Тревильяну Сили Тревильяну.

— Когда же ты отучишься от своих французских замашек? — вздохнул мистер Тревильян. — Тебе пришлось несладко, бедняжка моя?

— Напротив, милый Сили. Его одежда чиста, как и его тело. Никаких гнид, вшей и лишаев, — с расстановкой пояснила она. — Он не забывает мыться. — По ее губам порхнула безжалостная улыбка. — У него на редкость красивое тело. Он настоящий мужчина.

Шпилька вонзилась точно в цель, распространяя яд, но Сили был слишком умен, чтобы выдать недовольство. Вместо этого он хлопнул француженку по попке, вручил ей двадцать золотых гиней и отпустил ее. Сегодня его навестили мистер Кейв и мистер Торн, с которыми Сили не виделся уже давно. Тем, кто живет на Парк-стрит вместе с заботливый мамашей, не пристало принимать визитеров низкого происхождения.

— Самое лучшее, что мы можем сделать, — предложил Уильям Торн, — это схватить Инселла и продать его на какую-нибудь галеру.

— Чтобы нас тут же заподозрили в убийстве? — усмехнулся Сили. — Ну уж нет!

— Я позабочусь о том, чтобы его сочли пропавшим без вести.

— Тогда пусть та же участь постигнет и Ричарда Моргана, — подхватил Тревильян.

— Это ни к чему! — встрепенулся Томас Кейв. — У Ричарда Моргана есть связи, а Инселл — просто ничтожество. Пусть Билл отправит Инселла на галеру, а я снова побываю в акцизном управлении. Я не прошу тебя уплатить пеню, Сили, но пока она не уплачена, нам всем грозит виселица. За нами следят.

— Послушай, — отчетливо выговорил Сили Тревильян, — происхождение не позволяет мне зарабатывать на хлеб, а мой покойный отец, дьявол его побери, лишил меня наследства. Поэтому мне приходится жить своим умом и радоваться тому, что он у меня есть. Благодаря матери у меня имеется крыша над головой и мелочь на карманные расходы, но мне нужны большие деньги, и я вовсе не желаю терять их. Кроме того, я не хочу расставаться ни со свободой, ни с собственной головой. По вине Моргана и Инселла я стал нищим и потому должен отомстить им. — Его лицо исказилось. — Да, Инселл — ничтожество. Но нас выследил Морган. И потом, мне просто необходимо погубить Ричарда Моргана.

Проснувшись, Ричард первым делом заглянул в комнатку Уильяма Генри. Постель была пуста. Слезы навернулись на глаза Ричарда впервые с тех пор, как исчез его сын, но не потекли по щекам. Долгий и крепкий сон вернул ему силы, хотя пенис по-прежнему ныл от многочисленных укусов и царапин. Ричард воздерживался от бранных слов. Аннемари и вправду оказалась распутницей.

С тех пор как Ричард помнил себя, утро в доме его родителей неизменно проходило по заведенному порядку. Дик спускался на кухню и приносил чайник кипятку и ведро горячей воды для небольшой жестяной лохани Мэг. Пока была жива Пег, лоханью пользовались обе женщины, а после них мылась служанка. В то время как женщины приводили себя в порядок наверху, Ричард и Дик умывались внизу.

Проходя через спальню сына с чайником и ведром, Дик метнул быстрый взгляд в сторону Ричарда и убедился, что тот уже проснулся. Сбросив вчерашнюю одежду и поручив служанке привести ее в порядок, Ричард разыскал другую одежду в сундуке и голышом сбежал по лестнице. Его отец уже успел побриться и теперь стоял в большом тазу, тщательно намыливая мокрое тело.

Увидев сына, Дик изумленно разинул рот.

— Господи, что с тобой стряслось?

— Я был у женщины, — признался Ричард, готовя бритвенные принадлежности.

— Нашел время! — Мыло выскользнуло из пальцев Дика и утонуло в тазу. — У какой-нибудь потаскушки?

Ричард усмехнулся:

— Если она и потаскушка, отец, то такие встречаются нечасто. Таких, как она, я еще никогда не видел.

— Странные речи из уст хозяина таверны. — Дик перешагнул через край таза и принялся старательно растираться старым льняным полотенцем, а Ричард тем временем занял место отца.

— Вы закончили? — послышался сверху голос Мэг.

— Еще нет! — крикнул в ответ Дик. Не переставая вытираться, он подвел Ричарда к окну и внимательно рассмотрел его в тусклом утреннем свете, а потом нахмурился. — Надеюсь, ты ничем не заразился.

— Ручаюсь, что нет. Эта женщина особенная.

— Где ты ее нашел?

— Мы встретились у Инселла.

— Так она живет с Инселлом?

— Нет, что ты! На такое она ни за что бы не согласилась. Она колдунья. — Ричард нахмурился и покачал головой. — Сказать по правде, не знаю, что она во мне нашла. Чем я лучше Инселла?

— Вы с Инселлом похожи, как шелковый кошелек и свиное ухо.

— Сегодня утром, в восемь, я снова увижусь с ней.

Дик присвистнул.

— Ты так увлекся?

— Горю словно в огне, — признался Ричард, расчесывая влажные волосы. — Беда в том, отец, что она вызывает у меня неприязнь, но вместе с тем я не могу насытиться ею. Как мне быть? Может, держаться от нее подальше?

— Ступай к ней, Ричард! Коль попал в огонь, лучше пройти через него.

— А если я сгорю?

— Буду молиться, чтобы этого не случилось.

«По крайней мере, — размышлял Ричард, закрывая за собой дверь таверны, — отец меня понял. Вот уж не думал, что он одобрит мой выбор! Хотел бы я знать, сгорал ли когда-нибудь он сам?»

Ричард не понимал, что с ним стряслось, — то ли он изголодался, то ли попал в рабство к женщине. В Бристоле редко употребляли такие слова, как «секс» и «сексуальный», — они казались слишком грубыми и откровенными в богобоязненном городке, где умалчивали обо всем, что считалось непристойным. Само слово «секс» низводило плотскую любовь до уровня звериной похоти. Но сейчас Ричард спешил к Джейкобз-Уэлл лишь потому, что жаждал плотских утех.

При этом он думал об Уильяме Генри. Он наверняка жив, он среди чужих людей, ему не позволяют вернуться домой. Может, он попал на корабль и стал юнгой. Такое часто случалось, особенно с миловидными мальчиками. «О Господи! Только не это! Лучше бы ему умереть, чем пережить такое! А я иду совокупляться с французской потаскухой, рядом с которой я становлюсь беспомощным, как беспомощна крыса под взглядом кобры на бристольской ярмарке…»

Каждый день всю следующую неделю Ричард встречался с Аннемари, и с каждой встречей пламя в нем разгоралось все ярче. Боль, вызванная встречами и мыслями об Уильяме Генри, о том, что он стал юнгой, вновь заставляла Ричарда искать утешения в кружке рома; днем перед ним расплывчатыми кляксами проходили лица Аннемари и отца, Уильяма Генри, плачущего где-то вдалеке, в бескрайнем море, сам Ричард тонул в мешанине плотских утех, музыки, кобр и рома и в последнем находил забвение после каждого прилива скорби. Он ненавидел Аннемари, эту французскую сучку, но никак не мог пресытиться ею. Хуже того, он ненавидел себя.

Однажды Аннемари отправила Ричарду с Инселлом записку, сообщив, что некоторое время они не будут встречаться, но не объяснила почему. Озадаченный Инселл тоже ничего не понимал и сообщил, что с двери комнаты Аннемари снят молоток, — должно быть, она переселилась к миссис Бартон. Бродя по окрестностям в поисках сына, Ричард думал о том, что не может позволить себе потерять и Аннемари. Чувство, которое он испытывал к ней, было тяжелым, тусклым и темным, как свинец, он и сам не понимал, как может бояться такой утраты. Его по-прежнему пожирало адское пламя.

Наконец прекратив поиски, он стал все дни проводить в «Гербе бочара», потягивая ром, беседуя с самим собой, положив на стол перо и бумагу, чтобы написать Джеймсу Тислтуэйту. Однако лист бумаги оставался белым.

— Джим, прошу, посоветуй мне хоть что-нибудь! — взмолился Дик, обращаясь к кузену Джеймсу-аптекарю.

— Я всего лишь аптекарь, а не врач, а у бедняги Ричарда душевная болезнь. Нет, я не виню в этом женщину. Она — только симптом его болезни, которая началась после того, как утонул Уильям Генри.

— Ты все-таки считаешь, что он утонул?

Кузен Джеймс-аптекарь энергично закивал:

— В этом я ничуть не сомневаюсь. — Он вздохнул. — Поначалу я думал, что будет лучше не лишать Ричарда надежды, но когда он начал пить, я отказался от прежних мыслей. Ему необходим врачеватель души, а ром — это не панацея.

— Преподобного Джеймса не назовешь непревзойденным утешителем, — возразил Дик. — Это тебе хватает ума, чтобы увидеть всю картину в целом, а Джеймсу — нет. Попробуй расскажи ему об этой французской потаскухе — и он схватит молитвенник и распятие и ринется в бой против прислужницы сатаны! Именно так он назовет ее. А по-моему, она просто назойливая особа, которую тянет к Ричарду. Он никогда не замечал, как посматривают на него женщины — а они не спускают с него глаз! Должно быть, ты и сам это видел.

Поскольку обе дурнушки дочери кузена Джеймса-аптекаря давным-давно были влюблены в Ричарда, Джеймс вновь согласно закивал.

К двадцать седьмому сентября Ричард успел в буквальном смысле слова пропитаться ромом. Получив от Аннемари Латур записку с известием, что она вернулась домой и сгорает от желания увидеться с ним, он вскочил со стула и бросился вон из таверны.

— Ричард! О, как я рада видеть тебя, милый! — Аннемари втащила его в комнату, осыпала поцелуями, сняла с него шляпу и сюртук, не переставая мурлыкать и ластиться.

— Что случилось? — спросил он, отстраняя ее и решая все выяснить сразу. — Где ты пропадала целую неделю?

— Миссис Бартон заболела, мне пришлось переселиться к ней — Уилли должен был рассказать тебе об этом. Я сама попросила его.

— А куда девался твой акцент? — насторожился Ричард.

— Дело в том, что мне пришлось безотлучно быть рядом с миссис Бартон, а она не выносит ломаного английского. Я измучилась, ухаживая за ней. — И Аннемари нахмурилась, всем видом выражая недовольство.

Ричард, на которого наконец подействовал ром, рухнул на кровать.

— Впрочем, какая разница, детка? Я соскучился и рад, что ты вернулась. Поцелуй меня!

И они принялись ласкать друг друга губами, языками, ладонями, объятые пламенем, в экстазе забыв про стыд. Час за часом они наслаждались друг другом в самых причудливых положениях: фантазия Аннемари была неиссякаемой, а Ричард охотно подчинялся ей.

— Ты необыкновенный, — наконец простонала она.

Колоссальным усилием воли Ричард заставил себя открыть глаза.

— С чего ты взяла?

— От тебя разит ромом, а ты ублажаешь меня — это вполне приличное слово! — как девятнадцатилетний мальчишка.

— Да будет тебе известно, дорогая, — гордо усмехнулся он и закрыл глаза, — чтобы лишить меня мужской силы, мало нескольких пинт рома. — Помедлив, он добавил: — Я продержался дольше Джона Адамса и Джона Хэнкока.

— Что?

Но Ричард не ответил; откинувшись на груду мягких подушек, Аннемари уставилась в потолок, гадая, что станет с ней, как только все будет кончено. Когда Сили уговорил ее соблазнить Ричарда Моргана, посулив несколько золотых гиней, она испустила тяжкий вздох, взяла деньги и заранее приготовилась несколько недель изнывать от скуки. Но беда была в том, что скучать ей не пришлось. Ричард оказался джентльменом. А этого она при всем желании не могла сказать о двуличном развращенном Сили, который кичился своим происхождением, однако повадками напоминал уличного мошенника.

Аннемари никак не ожидала, что ее жертва окажется привлекательной (впрочем, мысленно она называла привлекательность Ричарда красотой). На первый взгляд он был бедновато одетым заурядным бристольцем, ни на что не претендующим и не пытающимся привлечь к себе внимание. Но едва он впервые улыбнулся ей, с его лица, казалось, слетела маска, и оно вдруг стало поразительно прекрасным. А под простой одеждой, в которой любой мужчина выглядел грузным и сутулым, скрывалось тело древнегреческой статуи. Пользуясь библейским выражением, можно сказать, что Ричард держал свой свет под спудом. Это замечали только те, кто имел глаза, чтобы видеть. Какая досада, что он так низко ценит себя! Превосходный любовник! Да, непревзойденный!

Но что же будет с ней, когда все кончится? Ждать осталось совсем недолго, судя по тому, каким податливым стал Ричард, — Сили торопил ее, а ром оказывал ей огромную помощь. Аннемари подозревала, что играет в этом спектакле второстепенную роль и понятия не имеет, каким будет финал. Но эта роль поможет ей распрощаться с Сили и с Англией. Аннемари еще не утратила девической красоты, в тридцать лет ей давали не более двадцати. С деньгами, которые Сили вскоре заплатит ей и уже заплатил за последние четыре года, она сумеет покинуть эту страну грязных свиней и перебраться на родину, в Жиронду, где и заживет, как знатная дама.

Аннемари продремала около часа; проснувшись, она разбудила Ричарда.

— Ричард, Ричард, я кое-что придумала!

У Ричарда раскалывалась голова, во рту пересохло. Привстав, он потянулся за белым кувшином, в котором Аннемари держала легкое пиво. После нескольких больших глотков ему стало лучше, но Ричард знал: пройдет не один день, прежде чем его перестанет мучить похмелье. Разумеется, если он прекратит пить. Но кому это нужно?