Ричарду казалось, что он ни за что не сумеет уснуть. В камере царили сырость и холод, а он был укрыт только своим пальто. Но над утомленным Уилли ужасы Ньюгейта были уже не властны, и Ричард искренне поблагодарил милосердного Бога за то, что Уилли уснул и наконец-то замолчал. Ричард долго лежал, слушая стоны и храп, душераздирающий кашель, рвотные хрипы и скулящий плач какого-то юноши. Далеко не все узники были взрослыми мужчинами. Среди них Ричард насчитал около двадцати мальчишек в возрасте от семи до тринадцати лет, и хотя они не были закованы в кандалы и вовсе не казались порочными, почти все были пьяны. Их взяли под стражу за украденную кружку джина или носовой платок и теперь собирались судить по всей строгости закона. В «Гербе бочара» ничего подобного не случалось — Дик бдительно следил за посетителями. А если какой-нибудь проходимец украдкой проскальзывал в таверну и выхватывал кружку рома из-под носа зазевавшегося гостя, Дик всегда ухитрялся уладить дело мирным путем, пинком выставлял воришку за дверь, а пострадавшему наливал еще одну кружку бесплатно. Но такое случалось не чаще двух раз в год. Страшнее всего для завсегдатаев Брод-стрит была запятнанная репутация.

Вести, принесенные Диком и кузеном Джеймсом-аптекарем, помогли Ричарду воспрянуть духом. Сеньор Хабитас неожиданно оказался его союзником — должно быть, ему до сих пор было стыдно вспоминать, что именно он познакомил Ричарда с мистером Томасом Латимером. Бедняга! Разве он в чем-нибудь виноват? В жизни всякое бывает, сонно подумал Ричард, смежил веки и мгновенно провалился в сон.

На следующий день Дик явился в тюрьму один, с мешком еды и флягой пива.

— Джим еще у кузена Генри, — объяснил он, присаживаясь на корточки и понижая голос, чтобы его слышали только Ричард и Уилли, жадно ловящий каждое слово.

— Стало быть, дело принимает неожиданный оборот, — ровным тоном отозвался Ричард.

— Да. — Дик стиснул кулаки и скрипнул зубами. — Тебя будут судить не в Бристоле, Ричард. Сили Тревильян обратился к властям Глостера — на том основании, что преступление свершилось в Клифтоне, и следовательно, за пределами Бристоля. В Ньюгейт тебя поместили временно — до тех пор, пока не закончится допрос свидетелей и дело не будет передано в суд. У меня голова раскалывается от юридических выражений! В этом я ничего не понимаю, никогда не пытался понять и не пойму!

Ричард прислонился к закопченной стене и перевел взгляд с отца на корыто с водой и четыре омерзительно грязных ведра.

— Ну что ж, — наконец выговорил он сдавленным голосом, — что будет, то будет, отец, а пока у меня есть более насущные потребности. — Он указал на свои ноги. — Прежде всего мне нужны тряпки, чтобы подложить их под кандалы. Еще один день — и чулки протрутся, а завтра дойдет до кожи и мяса. Если мне суждено когда-нибудь вновь очутиться на свободе — а так оно и будет, клянусь! — здоровье мне не помешает. Пока у меня есть возможность пить пиво и есть хлеб, сыр, мясо, фрукты и овощи, я не заболею.

— Тебя увезут в Глостер-Касл, — сообщил Дик, губы которого дрожали. — А в Глостере я не знаю ни души.

— И полагаю, у других Морганов там тоже нет знакомых. А этот Сили Тревильян очень умен! Как ему не терпится отомстить мне! Хотелось бы знать, за что: за обвинение в мошенничестве или за то, что я унизил его как мужчину? — Покачав головой, Ричард улыбнулся. — Скорее всего и за то и за другое.

— До меня дошли слухи… — с сомнением начал Дик.

— Рассказывай, отец. Я уже образумился, тебе незачем опасаться, что я опозорю тебя, — мягко попросил Ричард.

Его отец покраснел.

— Об этом мне рассказал мой новый поставщик рома, Дэви Эванс. Ты только послушай, Ричард! Он утверждает, что, едва Кейв и Торн услышали о том, что ты переселился в Клифтон, они бросились к Тревильяну и уговорили его выдвинуть обвинение против тебя и Уилли. Мы с тобой знаем, что Тревильян замешан в обмане акцизного управления и всеми силами стремится скрыть это. По словам Дэви Эванса, Кейв и Торн добиваются, чтобы тебя и Уилли судили прежде, чем дело о мошенничестве будет передано в суд. Тогда их дело будет закрыто: преступники не имеют права давать показания. Более того, Кейв встречался с главным сборщиком акциза — братом Бенджамина Фишера, Джоном (семейственность в таких учреждениях — обычное дело) — и предложил уплатить пеню в размере тысячи шестисот фунтов. Разумеется, братьям Фишер известно, что вас с Уилли взяли под стражу, известны также и преступления Тревильяна, однако против него нет ровным счетом никаких улик.

— Значит, мы лишены права давать показания.

Уилли заскулил, точно потерявшийся щенок. Молниеносно обернувшись к товарищу, Ричард схватил его за руку так крепко, что Уилли пронзительно взвизгнул.

— Замолчи, Уилли! Заткнись! Еще один звук — и клянусь, я закачу тебе такого пинка, что ты отлетишь в другой угол камеры и сдохнешь там в лихорадке!

Дик ахнул. Уилли умолк.

К радости изумленного Дика, именно в эту минуту в камере появился кузен Джеймс-аптекарь, волоча деревянный ящик размером с небольшой сундук. Если бы не кузен, Дик не нашелся бы что сказать сыну и его товарищу.

— Здесь кое-что для тебя, Ричард, но об этом позднее, — сообщил гость, ставя ящик рядом с узниками. Его глаза влажно поблескивали. — Похоже, с каждым днем положение осложняется.

— И неудивительно, кузен Джеймс.

— Законы настолько замысловаты, Ричард! Признаться, я понятия не имел о законах, которые не касаются моего предприятия, и, полагаю, то же самое может сказать каждый человек, особенно бедняк. — Он взял Ричарда за руку и порывисто пожал ее. — У тебя нет почти никаких прав, особенно за пределами Бристоля. Мы с кузеном Генри и преподобным Джеймсом обращались за помощью ко всем своим влиятельным знакомым, но по закону мы не вправе увидеть заявление Сили и даже узнать имена его свидетелей. Это неслыханно! Я надеялся, что тебя выпустят под залог, но это правило не распространяется на тех, кто виновен в тяжких преступлениях, а тебя обвинили в… — он с трудом сглотнул, — крупном воровстве и вымогательстве! И то и другое — серьезные преступления, Ричард, за них тебя могут повесить!

— Ну что ж, — устало отозвался Ричард, — это я во всем виноват, хотя было бы любопытно узнать, чем Сили подтвердит обвинение в вымогательстве. Он сам предложил обманутому мужу вексель, чтобы не доводить дело до суда. Может, теперь он утверждает, что я вовсе не муж и вымогал у него деньги под вымышленным предлогом? Но если я назвал эту женщину женой, мы считаемся гражданскими супругами — в том случае, если у меня нет законной жены, а у меня ее нет. Вот и все, что мне известно о законе.

— Понятия не имею, чем он подтвердил обвинение, — упавшим голосом произнес Дик.

— Первым делом мы должны разыскать Аннемари Латур. Она может подтвердить мои слова в суде.

— Тебе не позволят выступить в свою защиту, Ричард, — объяснил кузен Джеймс-аптекарь. — Обвиняемый обречен молчать, он не вправе высказываться. Все, что он может сделать в свою защиту, — представить своих свидетелей и, если ему разрешат, советоваться с адвокатом во время перекрестного допроса свидетелей обвинения. Но адвокат не имеет права ни допрашивать своего подзащитного, ни представлять суду новые улики. А что касается этой женщины — она исчезла. Будь на свете справедливость, ей полагалось бы сидеть в женском отделении Ньюгейта и ждать суда, но увы! Ее комнаты в Клифтоне пусты, никто не знает, куда она делась.

— Англия — удивительная страна. О том, что в ней творится, мы узнаем, лишь столкнувшись с ее законами нос к носу, — задумчиво обронил Ричард. — Неужели моему защитнику не позволят даже зачитать суду мои показания?

— Нет. Ты можешь говорить, только если судья задаст тебе вопрос, при этом ты должен отвечать на него, и ничего более.

— А если разыскать Аннемари с помощью миссис Герберт Бартон?

— Никакой миссис Герберт Бартон не существует.

Уилли громко всхлипнул.

— Не надо, Уилли, — мягко попросил Ричард. — Прошу тебя, не надо.

— Дьявольщина! — взорвался Дик.

— Подведем итоги: мы понятия не имеем, каким образом Сили намерен подтвердить выдвинутые обвинения, не знаем ни его свидетелей, ни того, какими будут их показания, — бесстрастно выговорил Ричард. — И кроме того, суд состоится в Глостере, в сорока милях от Бристоля.

— Вот и все, — подхватил кузен Джеймс-аптекарь.

Минуту Ричард сидел молча, покусывая нижнюю губу скорее в задумчивости, нежели в тревоге. Наконец он пожал плечами.

— Ладно, поживем — увидим, — произнес он. — А пока я должен подумать о насущных потребностях. Мне понадобятся тряпки, чтобы подложить под кандалы, тряпки, чтобы мыться и вытираться. — Он поморщился. — Если понадобится, последние я буду стирать под струей воды и использовать их влажными. У этих бедняг не осталось сил, чтобы воровать, но если я вывешу тряпки на просушку, их кто-нибудь да утащит. Придется заплатить кому-нибудь из тюремщиков, чтобы он подстриг мне волосы. А еще мне нужно мыло. И несколько смен одежды — рубашки, чулки, белье. И чистые тряпки, как можно больше. Немного денег на легкое пиво. Ручаюсь, вода сюда поступает из колодца Пагсли, она непригодна для питья. Именно поэтому здесь столько больных. — Он перевел дыхание. — Понимаю, все это стоит денег, но клянусь: как только я выйду на свободу, я начну возвращать долги.

В ответ кузен Джеймс-аптекарь открыл сундук с загадочным видом ярмарочного фокусника.

— О тряпках я уже позаботился, — сообщил он. — Если я сумею договориться с тюремщиками, тебе разрешат оставить сундук в камере. Сиди на нем или привязывай его веревкой к ноге, как Дик кассу. Разумеется, надзиратель просмотрел его содержимое. — Джеймс усмехнулся. — Но не нашел ни напильников, ни ножовок. Как ни странно, мне разрешили пронести в камеру бритву и ножницы. Должно быть, тюремщикам нет дела до того, если узники перережут друг другу глотки. А вот и ремень для правки бритвы и точильный камень. — Вынув ножницы, он протянул их Дику. — Подстриги его, кузен.

— Подстричь Ричарда? Я не смогу! — в ужасе воскликнул Дик.

— Придется. Тюрьмы кишат паразитами. В коротких волосах они плодятся не так быстро. А еще я прихватил гребень с частыми зубьями. Ричард, подстриги волосы на всем теле или сбрей их.

— У меня почти нет волос на теле, их будет достаточно подрезать.

А кузен Джеймс-аптекарь продолжал суетиться, засунув обе руки в сундук и вытаскивая оттуда нечто тяжелое и громоздкое. Наконец он выволок странный предмет и с торжествующим видом водрузил его на крышку сундука.

— Разве это не чудо? — спросил он.

Ричард, Дик и Уилли недоуменно уставились на предмет.

— Конечно, чудо, кузен Джеймс, но объясни, что это такое, — наконец попросил Ричард.

— Фильтр, — гордо отозвался кузен Джеймс-аптекарь. — Как видите, его каменная часть представляет собой чашу с коническим дном, которая вмещает три пинты воды. Вода просачивается сквозь камень и капает в подставленное снизу медное блюдо. Что происходит в самом камне, я не знаю, но вода, собирающаяся в медном блюде, лучше родниковой. А значит, — продолжал он с энтузиазмом истинного ученого, — она чистая и насыщенная кислородом, поскольку и родниковая вода тоже пробивается сквозь пористые породы! Я слышал, что итальянцы — на редкость умный народ! — давно пользуются этими фильтрами, но мне такой долго не попадался. И только год назад мой друг капитан Джон Стейнс вернулся на родину из Бразилии с грузом бобов какао для Джозефа Фрая и кошенили для меня. Он заходил за пресной водой на остров Тенерифе, изобилующий родниками. Кто-то показал ему это устройство, надеясь выгодно продать его в Англии. Такие фильтры вывозят в те районы Испании, где вода загрязнена. Капитан отдал фильтр мне, поскольку Фрай способен думать только о производстве шоколада. Я испытал фильтр, наполнив его водой из колодца Пагсли, — как ты верно заметил, Ричард, она непригодна для питья. И неудивительно, ведь деревянная труба от источника проходит через четыре кладбища.

— Как же ты испытал фильтр, Джим? — полюбопытствовал Дик, с видом мученика срезающий густые вьющиеся локоны Ричарда.

— Разумеется, сам пил воду, пропущенную через фильтр.

— Так я и думал.

— Поскольку я недавно начал вывозить каменные фильтры с Тенерифе, то сразу вспомнил о тебе, — заключил кузен Джеймс-аптекарь, засовывая фильтр обратно в сундук. — Он тебе пригодится, Ричард, хотя и прослужит недолго. Через девять месяцев пробный фильтр стал давать мутную воду с резким запахом. Но ты сразу заметишь, что фильтр загрязнился, — при этом внутри каменной чаши образуется липкий бурый налет. Впрочем, — продолжал он, — вместе с первой партией фильтров мне прислали письмо, где говорится, что грязные фильтры можно очистить, вымачивая их две недели в чистой морской воде и еще неделю просушивая на солнце. — Он вздохнул. — Увы, в туманной Англии это невозможно.