— Редкостная предусмотрительность, — заметил помощник шерифа Чарлз Коул. — Но я не вижу в ней необходимости.

Хаббард что-то зашептал на ухо Ниббету.

— Заключенный Морган, вы поддерживаете близкие отношения с Элизабет Лок? — рявкнул шериф.

Ричард был готов дать утвердительный ответ, но вспомнил, что, согласно документам, он уже женат — на Аннемари Латур.

— Да, поддерживаю, сэр, но мы не состоим даже в гражданском браке. Я уже женат, — объяснил Ричард.

Лиззи Лок ахнула.

— Тогда вам предстоит отправиться в Вулвич, Морган.

Преподобный мистер Эванс прочел молитву, собрание завершилось. Обрадованный надзиратель Джонни препроводил заключенных в общую камеру. Не теряя времени, Лиззи Лок увлекла Ричарда в дальний угол.

— Почему ты не сказал мне, что женат? — возмущенно спросила она, тряхнув головой, так, что перья на шляпке задрожали.

— Потому что я не женат.

— Тогда почему же ты заявил шерифу, что у тебя есть жена?

— Потому что так написано в моих бумагах.

— Но разве так бывает?

— Да.

Схватив Ричарда за плечи, Лиззи с силой встряхнула его.

— Будь ты проклят, Ричард! Почему же ты до сих пор молчал? Зачем сблизился со мной?

— Это вышло само собой, Лиззи.

— Как бы не так! И ты ничего мне не объяснил!

— Но ты же не спрашивала, — удивился он.

Лиззи вновь встряхнула его.

— Тогда я спрашиваю сейчас! Расскажи мне о себе, Ричард Морган. Расскажи все. Я хочу знать, как можно быть и женатым, и неженатым, черт побери!

— В таком случае пусть меня слушают все.

Заключенные собрались за столом и выслушали дополненный и исправленный вариант истории Ричарда, в которой упоминались только Аннемари Латур, Сили Тревильян и винокуренный завод. О Пег, маленькой Мэри, Уильяме Генри и остальных членах семьи Ричард умолчал — рассказывать о них было невыносимо.

— Плакса Уилли был разговорчивее, — хмуро заметила Лиззи.

— Больше мне нечего добавить. — С озабоченным видом Ричард сменил тему: — Похоже, скоро мы покинем Глостер. Надеюсь, кузен Джеймс подоспеет вовремя.

К четвертому января количество узников в общей камере глостерской тюрьмы возросло. Четырех мужчин привезли из Бристоля, двоих — из Уилтшира. Двое бристольцев были совсем молодыми, а еще двое, лет тридцати с лишним, дружили с детства.

— Однажды ночью мы с Недди перебрали рома в «Лебеде» на Темпл-стрит, — рассказывал Уильям Коннелли, дружески похлопывая по плечу Эдварда Перрота. — Не знаю, что случилось потом, но очнулись мы в бристольском Ньюгейте, а в прошлом феврале нас приговорили к семи годам каторги в Африке. Похоже, мы украли чью-то одежду.

— За год, проведенный в тюрьме, вы почти не отощали. Я сам всего несколько месяцев назад сидел в Ньюгейте, — заметил Ричард.

— Так ты из Бристоля?

— Да, но судили меня здесь. Преступление я совершил в Клифтоне.

Судя по густым пепельным волосам, короткому носу и живым синим глазам, в жилах Уильяма Коннелли текла ирландская кровь. Крупный толстый нос неразговорчивого Эдварда Перрота, выдающийся вперед подбородок и бесцветные волосы свидетельствовали об истинно английском происхождении.

Двум заключенным из Уилтшира, Уильяму Эрлу и Джону Кроссу, было на вид не более двадцати лет, они успели подружиться с двумя бристольскими юношами — Джобом Холлистером и Уильямом Уилтоном. Само собой, простодушный Джо Лонг потянулся к молодым заключенным, едва их втолкнули в общую камеру, и как ни странно, к этим пятерым примкнул Айзек Роджерс. Но, поразмыслив, Ричард решил, что в этом нет ничего удивительного. Благодаря зрелому возрасту и мрачной славе грабителя с большой дороги Айзек пользовался среди молодежи уважением, которого не мог добиться от остальных обитателей глостерской тюрьмы с тех пор, как его приговорили к виселице.

А потом привезли заключенного из Монмута, которому тоже предстояло отправиться в Вулвич, и он сообщил, что его зовут Уильям Эдмунде.

— О Боже! — воскликнул Билл Уайтинг. — Из двенадцати человек пятеро носят имя Уильям! Значит, так: меня вы будете звать Биллом. Уилтон из Бристоля напоминает мне плаксу Уилли — пусть и зовется Уилли. Коннелли из Бристоля будет у нас Уиллом. Эрл из Уилтшира — Билли. Но как же нам звать пятого? За что ты угодил сюда, Эдмунде?

— За кражу теленка в Питерстоуне, — признался Эдмунде с отчетливым валлийским акцентом.

Уайтинг затрясся от смеха и поцеловал возмущенного валлийца в губы.

— Еще один скотоложец! Я позаимствовал барана на одну ночь, хотел хорошенько отделать его. Но о телятах я даже не помышлял!

— Не смей больше так делать! — выпалил Эдмунде, с отвращением вытирая рот ладонью. — Спи с кем угодно, только не со мной!

— Он валлиец, к тому же вор, — с усмешкой подытожил Ричард. — Значит, будем звать его Тэффи.[12]

— Тебя тоже приговорили к виселице? — спросил Билл Уайтинг у Тэффи.

— Дважды.

— За одного теленка?

— Нет, я сбежал и украл второго. Но в то время в Уэльсе назревал бунт, поэтому никому не хотелось отправлять на виселицу валлийца даже в Монмуте, вот меня и помиловали, — объяснил Тэффи.

Ричард сразу почувствовал к Тэффи такое же расположение, как к Биллу Уайтингу и Уиллу Коннелли. Настроение валлийца менялось ежеминутно — так на поросший лиловым вереском склон холма то падают лучи солнца, то набегает тень. Впрочем, давние предки Ричарда тоже были родом из Уэльса.

Кузен Джеймс-аптекарь прибыл в Глостер как раз вовремя, пятого января, нагруженный мешками и ящиками.

— Акцизное управление выплатило тебе пятьсот фунтов в конце декабря, — сообщил он, отдышавшись. — Я привез шесть новых фильтров, пять из них — в медной оправе и с медными блюдами. Они пригодятся тебе для того, чтобы позаботиться о здоровье всех пятерых друзей.

— Пятерых друзей? — озадаченно переспросил Ричард.

— Джимми Тислтуэйт написал мне, что в плавучих тюрьмах заключенных разбивают на отряды по шесть человек, которым предстоит жить и работать вместе. — Об остальных подробностях жизни на судах Джеймс умолчал, не желая заранее пугать Ричарда. — Вот почему я привез еще пять новых сундуков с такими же вещами, как в твоем, но поменьше размером. А вот и твой ящик с инструментами.

Ричард присел и задумался, а потом решительно покачал головой:

— Нет, кузен Джеймс, инструменты я не возьму. В Ботани-Бей они мне понадобятся, но чутье подсказывает мне, что, если они останутся у меня сейчас, их отберут в пути. Пусть пока побудут у тебя, а когда ты узнаешь, на каком корабле меня повезут, то пришлешь их мне.

— А вот и книги от преподобного Джеймса. На этот раз он выбрал книги о географии и путешествиях. Они тяжелее, чем прежде, поскольку отпечатаны на обычной бумаге и переплетены в кожу. Но он считает, что книги тебе пригодятся и ты сумеешь довезти их до Ботани-Бей.

Покончив с практическими соображениями, кузен Джеймс-аптекарь надолго замолчал и поднялся.

— Ботани-Бей находится на другом конце света, Ричард, на расстоянии десяти тысяч миль по прямой и шестнадцати тысяч — если плыть на корабле. Боюсь, больше мы с тобой никогда не увидимся, и это так прискорбно! Как жаль, что тебе уготована подобная участь… Боже мой, Боже мой, Ричард! Помни: я до конца своих дней буду молиться за тебя, как и твои отец и мать и преподобный Джеймс. Бог не останется глухим к нашим мольбам, он убережет тебя. О Господи…

Ричард обнял его и расцеловал в щеки. Высвободившись из объятий, Джеймс покинул камеру, ни разу не обернувшись.

Ричард смотрел вслед кузену, пока он брел по коридору, вышел из тюрьмы, миновал грядки, направился к воротам, свернул за угол и пропал из виду. «И я буду молиться за тебя, кузен Джеймс, ибо я люблю тебя, как родного отца».

Лиззи Лок подошла к нему сзади и обняла за плечи. Собравшись с мыслями, Ричард созвал друзей к столу.

— Я вовсе не стремлюсь к власти, — объяснил он Биллу Уайтингу, Уиллу Коннелли, Недди Перроту, Джимми Прайсу и Тэффи Эдмундсу. — Мне уже тридцать семь лет, я самый старший из вас, однако я не гожусь в вожаки, и вы должны запомнить это. Каждому из нас придется черпать силы и мудрость в себе самом, и это справедливо. Но я получил образование, у меня есть знакомый в политических кругах Лондона, а также сведущий кузен-аптекарь в Бристоле.

— Я знаю его, — закивал Уилл Коннелли. — Это Джеймс Морган с Корн-стрит. Я узнал его, как только увидел. Кто бы мог подумать! Оказывается, у нашего Ричарда Моргана есть влиятельные друзья!

— Да, вполне. Но сначала выслушайте меня: на кораблях заключенных разбивают на отряды по шесть человек в каждом, им предстоит жить и работать вместе. Я предлагаю образовать такой отряд, прежде чем надзиратели сделают это за нас. Вы согласны?

Товарищи Ричарда охотно закивали.

— Нам повезло, что всего нас двенадцать человек. Остальные шестеро молоды, если не считать Айка, который предпочитает общество молодежи. Я посоветую Айку образовать второй отряд вместе с его друзьями. В случае чего на корабле мы сможем заступаться друг за друга.

— А ты ждешь неприятностей, Ричард? — нахмурился Коннелли.

— Откровенно говоря, не знаю, Уилл. Похоже, мне чего-то не договаривают. Здесь мы все равны, все мы с запада. Но в плавучей тюрьме всех каторжников соберут вместе.

— Понимаю, — посерьезнел Билл Уайтинг. — Лучше заранее решить, как нам быть дальше. Еще немного — и будет поздно.

— Кто из вас умеет читать и писать? — спросил Ричард.

Руки подняли Коннелли, Перрот и Уайтинг.

— Значит, четверо. Отлично. — Он указал на пять сундуков, стоящих рядом с ним на полу. — Теперь о другом: в этих сундуках есть вещи, которые помогут нам остаться здоровыми, к примеру, фильтры.

— О, Ричард! — со смехом воскликнул Джимми Прайс. — Эти чертовы камни стали для тебя символом веры! Лиззи права: ты похож на священника во время мессы!

— Мой символ веры — здоровье, — возразил Ричард и обвел строгим взглядом товарищей. — Уилл и Недди, как вы ухитрились прожить целый год в бристольском Ньюгейте?

— Пили только пиво или легкое пиво, — объяснил Коннелли. — Родные присылали нам деньги, чтобы нам не пришлось голодать.

— А когда я сидел в Ньюгейте, я пил воду, — заявил Ричард.

— Не может быть! — ахнул Недди Перрот.

— Отчего же? Всю воду я процеживал через фильтр. Он предназначен для очистки воды — вот почему мой кузен Джеймс начал вывоз этих камней с Тенерифе. Но если вы решите, что вода из Темзы пригоднее для питья, чем вода из Эйвона, вам не протянуть и недели. — Ричард пожал плечами. — Впрочем, дело ваше. Если вы можете позволить себе пить легкое пиво — отлично. Но в Лондоне рядом с нами не будет родных, нам не на кого надеяться. Свои деньги мы должны беречь на крайний случай, а не тратить их на спиртное.

— Ты прав, — согласился Уилл Коннелли, почтительно прикасаясь к каменному фильтру, стоящему на столе. — Лично я буду пить чистую воду — пиво мне не по карману. Рассудительность превыше всего.

В конце концов все согласились пить профильтрованную воду, даже Джимми Прайс.

— Значит, договорились, — заключил Ричард и отправился потолковать с Айком Роджерсом. Он сожалел о том, что фильтров всего шесть, но не собирался делить их на двенадцать человек. Пусть товарищи Айка сами позаботятся о себе, тем более что у Айка водятся деньги.

«Если мы, все двенадцать заключенных, будем держаться вместе, у нас есть шанс выжить», — рассудил Ричард.

Часть 3

Январь 1786 года — январь 1787 года

Фургон, которому предстояло увезти заключенных в Лондон и Вулвич, прибыл на рассвете следующего дня, шестого января, и Ричард вдруг понял, что с тех пор, как он в последний раз совершил поездку в фургоне, прошел ровно год. Прощание было бурным и скорбным, женщины безутешно рыдали.

— Что же я буду делать без тебя? — спросила Лиззи Лок у Ричарда, провожая его до дома начальника Хаббарда.

— Найдешь кого-нибудь другого, — не без сочувствия отозвался Ричард. — Тебе не обойтись без покровителя. Впрочем, нелегко будет найти второго такого же, как я. Мало кто согласится защищать тебя, ничего не получая взамен.

— Знаю, знаю. О, Ричард, как я буду скучать по тебе!

— А я — по тебе, худышка Лиззи. Кто станет штопать мне чулки?

Усмехнувшись сквозь слезы, она шутливо толкнула его в бок.

— Не прибедняйся! Я же научила тебя держать в руках иголку. Ты неплохо шьешь сам.

В этот момент явились двое надзирателей и повели обратно в тюрьму машущих руками, выкрикивающих слова прощания и протестующих женщин.

И вновь талию Ричарда охватил железный пояс, а четыре цепи сошлись спереди, на замке.