— И кроме того, — подхватил Уилл Коннелли, внося в разговор свою лепту, — мы пользуемся камнями каждый раз, когда пьем воду, но церемонии проводим редко, а именно в первый день месяца. И конечно, когда мы оказываемся на новом месте.

— Это колдовство? — с подозрением осведомился Мики Деннисон.

— А ты чувствуешь запах серы? Или вода превращается в кровь или сажу? — напористо спросил Ричард. — Колдовство — вздор. А мы — серьезные люди.

— А! — внезапно воскликнул Стенли, и морщины у него на лбу разгладились. — Как я мог забыть! Вы же из Бристоля, а там диссидентов хоть пруд пруди!

— Айк, — позвал Ричард и встал, — нам надо поговорить. — И они отошли в дальний угол комнаты, очутившись под прицелом множества взглядов. — Поддержите нас и в следующий раз пойте вместе с нами. Только так мы сумеем сохранить свои вещи — и деньги. Кстати, ты где их спрятал?

Роджерс ухмыльнулся:

— В каблуки сапог. Снаружи они кажутся низкими, но на самом деле я хожу как на ходулях. А ты?

— Двойные стенки сундуков обшиты изнутри. Мы держим деньги там — у кого они есть. Благодаря обшивке стенки издают глухой стук. У нас с Уиллом, Недди и Биллом есть несколько монет, но остальные сундуки пусты, и если у кого-нибудь из нас появятся деньги, нам есть где их спрятать. Уильяма Стенли из Синда можно подкупить. Вопрос в том, выдаст ли он нас Сайксу.

Грабитель надолго задумался, а потом покачал головой:

— Вряд ли, Ричард. Если он проболтается, вся добыча достанется «мисс Молли». Пожалуй, лучше всего убедить жокея в том, что у нас почти ничего нет, — вот если бы нас навещал кто-нибудь из Лондона! Тогда мы смогли бы объяснить, откуда у нас вдруг взялись деньги. Насчет воды ты прав — пить ее невозможно. Нам с товарищами придется пить легкое пиво: ручаюсь, Уильям Стенли из Синда сумеет раздобыть его для нас.

Ричард неожиданно хлопнул себя ладонью по лбу.

— Джимми Тислтуэйт! — воскликнул он. — Кажется, нас все-таки будут навещать, Айк. Как ты думаешь, Стенли исправно доставляет почту?

— По-моему, он добросовестно выполняет любую работу.

* * *

На следующее утро, поднявшись на верхнюю открытую палубу, Ричард и его товарищи поняли, почему каторжников выводили наверх небольшими группами. На «Церере» имелось несколько лихтеров, но слишком мало, чтобы сразу перевезти всех каторжников к месту работы. К счастью, каторжникам предстояло работать на расстоянии всего пятисот ярдов от «Цереры», однако это были ярды водного пространства. Гребцы охотно нанимались на такие суда потому, что за подобную работу платили больше, чем за любую другую. Каторжников с «Блюстителя» приковывали цепями к планширам. Поначалу Ричард удивлялся тому, что заключенные и не думают бежать, но вскоре понял: беглецов рано или поздно поймают и за побег могут приговорить к виселице.

Главным достоинством «академий Кэмпбелла», как прозвали суда их обитатели, было то, что они стояли далеко от берега, а среди англичан лишь некоторые умели плавать. Заключенным не пришло бы в голову бежать даже после того, как суда снимутся с якоря. Ни Ричард, ни его одиннадцать товарищей не умели плавать. Глубокие воды внушали им ужас.

В желудке у Ричарда было пусто, хотя он приберег на завтрак половину хлеба и сыра. Полпинты жидкой овсяной каши, приправленной горьковатыми травами, он выпил, едва получил ее. К тому времени каша успела остыть, но Ричард рассудил, что через двенадцать часов она покажется ему еще менее съедобной. Начальник тюрьмы Хаббард понимал, что мужчин, занимающихся тяжелым физическим трудом, следует сытно кормить, чтобы они работали как следует. Но за сутки, проведенные на «Церере», выяснилось, что Дункан Кэмпбелл не заботится о том, хватит ли сил его подопечным.

Каторжников, работающих на берегу, уже увезли, когда прибыл лихтер, которому предстояло доставить четыре бригады черпальщиков ниже по течению реки. Черпалка, на которую определили отряд Ричарда, была первой из четырех и стояла на двух якорях. Она представляла собой абсолютно плоскодонную прямоугольную баржу без носа и кормы, с низкими бортами, облегчающими погрузку и разгрузку. Баржа оказалась совсем новой, ее трюм был пуст, а краска еще не успела облупиться.

Перешагнув через планшир лихтера, каторжники очутились на дощатом помосте, который тянулся вдоль одного борта баржи. Едва лихтер покинул последний каторжник, Джимми Прайс, судно отчалило и направилось к следующей черпалке, стоящей на расстоянии пятидесяти ярдов. Помахав Айку и молодежи, товарищи Ричарда огляделись. На палубе баржи возвышалась небольшая деревянная надстройка с железной дымовой трубой. Услышав голоса, из надстройки вышел незнакомец, попыхивающий трубкой и сжимающий в руке дубинку.

— Мы не понимаем тюремный жаргон, — учтиво обратился к нему Ричард. — Мы с запада.

— А мне какое дело? — Незнакомец оглядел вновь прибывших. — Вы, должно быть, новички с «Цереры»? — Поскольку никто не ответил на его замечание, он продолжал беседовать словно сам с собой: — С виду вы немолоды, но кажетесь крепкими и сильными. Еще успеете вытащить несколько тонн балласта. Среди вас есть черпальщики?

— Нет, сэр, — ответил Ричард.

— Так я и думал. Кто-нибудь умеет плавать?

— Нет, сэр.

— Лучше не лгите мне, ребята.

— Мы говорим правду, сэр. У нас на родине почти никто не умеет плавать.

— А если я выброшу кого-нибудь за борт, чтобы проверить? — И он шагнул к Джимми. Тот в ужасе вскрикнул, его товарищи перепугано замерли на месте. — Верю, верю, — смягчился незнакомец, скрылся за дверью надстройки и тут же вынырнул вновь, поставил на палубу стул и уселся, положив ногу на ногу и попыхивая трубкой. — Я — Закери Партридж, но вы будете звать меня мистер Партридж. Я методист, потому мне и дали такое имя, а черпальщиком я начал работать еще в юности, на Скегнессе, потому и не говорю на тюремном жаргоне. Я просил мистера Кэмпбелла не присылать сюда лондонцев. Хорошо, если бы мне попались ребята из Линкольна, но западное графство — тоже неплохо. Вы из Бристоля или из Плимута?

— Трое из Бристоля, мистер Партридж. Я — Ричард Морган, двух других бристольцев зовут Уилл Коннелли и Недди Перрот. — И Ричард указал на товарищей. — Тэффи Эдмунде с побережья Уэльса, а Билл Уайтинг и Джимми Прайс из Глостера.

— Значит, вы кое-что смыслите в кораблях. — Партридж откинулся на спинку стула. — Мы будем углублять русло реки, вычерпывая ил со дна вот этим, — он указал пальцем на нечто, напоминающее гигантский раззявленный рот или открытый кошелек, — ковшом. Его приводят в движение с помощью цепи — пока она лежит у вас под ногами, но при работе поднимается до уровня талии. Цепь придется удлинять или укорачивать в зависимости от глубины воды. Сейчас цепь подогнана точно, я проверял сам.

Явно радуясь возможности поговорить и не выказывая ни тени злобы, мистер Закери Партридж продолжал:

— Должно быть, вам любопытно узнать, почему мы будем вычерпывать ил именно здесь. А потому, ребята, что вон там Королевский арсенал, который снабжает припасами всю армию, но причалов для грузовых судов не хватает. Ваши товарищи по несчастью строят на берегу новые причалы, засыпая землей болотистые низины возле Уоррена. А мы, черпальщики, поставляем им ил, который они, разумеется, смешивают с камнем, гравием и известью, чтобы все это не смыло обратно в реку.

— Спасибо за объяснение, мистер Партридж, — откликнулся Ричард.

— Значит, вам никто и ничего не объяснил? — Партридж вновь указал на ковш. — Ковш опускается в воду с этой стороны и поднимается с противоположной, возле шлюпбалки. Если потрудиться на совесть, за один раз ковш поднимает пятьдесят фунтов ила и мусора — ужас, что там попадается! Баржа вмещает двадцать семь тонн балласта, как мы, черпальщики, называем его. Чтобы набрать тонну балласта, надо наполнить илом сотню ковшей. Зимой вам предстоит работать шесть часов в день — два часа уходит на то, чтобы доставить вас сюда и отвезти обратно. В удачные дни мы поднимаем двадцать ковшей. За вычетом воскресений, — Ричард уже понял, что их собеседник грамотный и образованный человек, — и ненастных дней, особенно зимой, мы сможем заполнить трюм баржи балластом примерно за десять недель. Затем ее отбуксируют к Уоррену, там балласт придется разгрузить. А потом баржу поставят на новое место, и все начнется сначала.

«Он питает пристрастие к цифрам и фактам, наверняка ученик Джона Уэсли и не из Лондона, — мысленно рассуждал Ричард. — Он любит свою работу — потому, что ему незачем и пальцем шевелить. Как подружиться с этим человеком или по крайней мере заслужить его похвалу? Сможем ли мы выполнить работу, которой он ждет от нас? Если нет, нас ждут изощренные упреки. Впрочем, этот человек не жесток».

— Нам позволено обращаться к вам, мистер Партридж? Можно ли задавать вам вопросы?

— Выполняй то, что я прикажу, Морган, и тебе нечего опасаться. Баловать вас я не стану и, если захочу, любому сломаю руку вот этой дубинкой. Но это мне ни к чему — по одной простой причине. Мистер Кэмпбелл высоко ценит меня, и я намерен и впредь оправдывать его доверие, поставляя балласт. Мне поручили эту новенькую баржу потому, что моя черпалка давала больше балласта, чем все остальные. Вы поможете мне, а я за это помогу вам, — заключил мистер Партридж и поднялся. — А теперь я объясню, что и как вы будете делать.

Ковш представлял собой толстый кожаный мешок длиной около трех футов, перехваченный круглым железным обручем диаметром два фута. К этому обручу снизу была прикреплена стальная пластина в форме неглубокой овальной ложки с острыми краями. Цепи с обеих сторон железного обруча соединялись с еще одной замкнутой цепью, которая тянулась с одного края баржи до другого, провисая так, чтобы ковш можно было опустить на дно. Цепь огибала лебедку, с помощью которой ковш погружали в воду на том конце баржи, где стоял мистер Партридж. Под тяжестью собственного веса ковш уходил на дно, им управляли с баржи с помощью веревки, прикрепленной к днищу кожаного мешка. Затем ковш подтягивали к шлюпбалке с блоком, укрепленной на другом конце баржи, при этом стальная «ложка» скребла дно реки, а ковш наполнялся илом. Когда ковш приближался к шлюпбалке, его вытягивали вверх. Поворачиваясь вокруг своей оси, шлюпбалка доставляла ковш, из которого лилась вода, к люку трюма. Дергая за веревку, прикрепленную к дну мешка, его переворачивали и опорожняли в трюм. Пустой ковш двигался по цепи к лебедке и отправлялся за следующей порцией ила со дна Темзы.

Чтобы привыкнуть к новой работе, заключенным понадобилась целая неделя, за время которой им ни разу не удалось поднять на баржу полтонны в день. По расчетам мистера Партриджа, один ковш предполагалось поднимать за двадцать минут, а новой бригаде требовался для этого целый час. Но мистер Партридж ни словом ни делом не выразил недовольства: он просто сидел на стуле и посасывал трубку, прихлебывал ром из кружки и наблюдал за движением судов по реке — когда не следил за работой подчиненных. Шлюпка, привязанная к барже, принадлежала одному художнику, который, видимо, намеревался по вечерам уплывать на берег, хотя чаще всего проводил ночи на барже, для чего купил топливо для печки и съестные припасы, а также ром и эль — все эти товары доставили ему пронырливые торговцы, лодками которых кишела река.

Товарищи Ричарда вскоре на собственном опыте убедились, что в каждом деле есть свои тонкости и приемы. Ковш так и норовил всплыть на поверхность, его приходилось удерживать на дне шестом, воткнутым в отверстие железного обруча толщиной три дюйма. При этом следовало действовать, доверившись интуиции, так как разглядеть ковш в мутной воде было невозможно. Четверо заключенных поворачивали шлюпбалку и дергали веревку, один стоял у лебедки, а один шестом придавливал ковш ко дну. Чтобы управлять шлюпбалкой, требовалась недюжинная сила, а человеку, орудующему шестом, приходилось демонстрировать не только силу, но и ловкость. Мистер Партридж по-прежнему молчал, поэтому Ричарду пришлось самому расставлять по местам товарищей. Джимми Прайс занял место у лебедки — такая работа почти не требовала силы. Билл, Уилл и Недди отправились к шлюпбалке, Тэффи управлял веревкой, а сам Ричард — шестом.

С раздражающей медлительностью скорость работы возрастала, а вместе с ней — и вес ила в ковше. Когда же команда наконец вытащила двадцать ковшей балласта за шесть часов, что произошло через неделю после начала работы, мистер Партридж на радостях выставил подчиненным шесть больших кружек легкого пива, большой кусок масла и шесть свежих фунтовых булок.

— Едва я увидел вас, я сразу понял, что вы справитесь. Я всегда стою за то, чтобы люди учились на своих ошибках. Плачу по пять фунтов за каждую баржу балласта, которую доставлю в Уоррен: вы сумели угодить мне, и я отплачу вам той же монетой. Если будете поднимать больше двадцати ковшей в день, получите обед — по кварте легкого пива и по фунту хорошего хлеба. За последнюю неделю вы все отощали, а это недопустимо. Я должен заботиться о своей репутации. — И он задумчиво почесал нос. — Но не могу же я кормить вас обедом каждый день!