Восемнадцатого июня, ветреным жарким днем, мимо кораблей начали проплывать острова Зеленого Мыса — Саль, Бонависта, Мейо. «Александер» двигался вперед со скоростью сто шестьдесят пять морских миль в день, что равнялось ста девяноста сухопутным милям. Впрочем, при подготовке к плаванию не учитывались отклонения от курса — в расчет принималось только расстояние по прямой. Бывало, корабль проходил за день меньше, чем было намечено, поскольку в полдень время тратилось на определение широты и долготы. Морские сутки продолжались от одного полудня до следующего, когда с помощью секстанта и солнца можно было определить широту, а точную долготу вычисляли по показаниям хронометров — оба этих инструмента хранились на флагмане «Сириус». Как только офицеры «Сириуса» вычисляли долготу, ее передавали другим десяти кораблям, поднимая соответствующие флаги.

Огромный скалистый Сантьяго появился впереди утром девятнадцатого июня. Плавание продолжалось без приключений, пока флотилия не обогнула юго-восточный мыс, направляясь в гавань Прайя. Внезапно наступил полный штиль, ветер утих — если не считать «кошачьих лапок», легких порывов со всех сторон. В довершение всего поднялись высокие волны, бьющиеся о рифы. Увидев, что «Скарборо» и «Александер» отнесло почти в зону прибоя, на расстояние полумили от берега, губернатор приказал флотилии отойти в море. Пополнить запасы воды не удалось.

А потом «Александер» вновь навлек на себя гнев губернатора. Лейтенанты Джонстоун и Шарп часто бывали на борту «Леди Пенрин», одного из двух самых медлительных судов. Офицеры на обоих кораблях держали овец, свиней, кур и уток, которых не только ели, но и резали сами. У капитана, его помощников и команды были свои припасы, и свежая пища ценилась так высоко, что матросы не делились выловленной рыбой с пехотинцами, и наоборот. В команде было несколько заправских рыбаков, зато пехотинцы запаслись лесками, крючками, поплавками и грузилами для ловли. Каторжников, умеющих ловить рыбу, тоже привлекали к этой работе, пополняя их рацион наваристой ухой.

Домашнюю птицу морские офицеры съедали без посторонней помощи, однако в тропических водах подолгу хранить баранину или свинину было невозможно — всю свинью или овцу следовало съесть сразу. Голодные каторжники считали, что морским офицерам следовало бы делиться мясом с экипажем судна, но не тут-то было. Свою провизию офицеры предпочитали уничтожать сами или вместе с равными себе. Поэтому когда Джонстоун и Шарп резали свинью или овцу (коз берегли из-за молока), то вывешивали на корме «Александера» скатерть. Увидев ее, капитан Кэмпбелл и его два лейтенанта посылали шлюпку за своей долей мяса. Когда же скатерть вывешивали на носу «Леди Пенрин», лейтенанты с «Александера» поспешно спускали на воду шлюпку и плыли за свежатиной.

К великой радости Джонстоуна и Шарпа, двадцать первого июня на носу «Леди Пенрин» заполоскалась скатерть. Два офицера тут же велели спустить шлюпку и отправились в гости к друзьям, предвкушая сытный обед. Тем временем губернатор Филлип, капитан Хантер, майор Росс, судья Дэвид Коллинз и десяток других высокопоставленных особ с «Сириуса» с изумлением наблюдали за тем, как офицеры с «Александера» отважно сражаются с высокими волнами, которые ветер гнал с северо-запада. Двенадцать рядовых пехотинцев гребли слаженно и умело, шлюпка быстро проделала путь в оба конца и благополучно вернулась к «Александеру». Пока ее поднимали на палубу, Джонстоун и Шарп глотали слюнки, представляя, как вскоре полакомятся сочной свининой с луком, тушенной в козьем молоке.

Но тут за ними прислал капитан Синклер.

— На «Сириусе» подняли флаги, — бесстрастно сообщил он. — Поднимитесь на ют и прочтите сигнал.

Два лейтенанта взобрались на ют, где Синклер держал своих кур, овец и коз, а также шесть откормленных свиней в грязном загоне, заботливо защищенном от солнца и снабженном корытом с морской водой.

«Шлюпки с „Александера“ впредь спускать только с особого разрешения губернатора», — гласили флаги.

Приказ был кратким и равнодушным, но майор Росс восполнил это упущение в тот же день, после того как побывал на «Сириусе».

— Чертовы болваны, я прикажу выпороть вас до полусмерти! — ревел он, не заботясь о том, что его слышат все присутствующие на палубе. Майор Росс вовсе не желал терять драгоценное время и вызывать виновных к себе в каюту, чтобы высказать все, что он о них думал. — Мне плевать на ваши уговоры с Кэмпбеллом и молокососами с «Леди Пенрин»! Хватит гонять шлюпки без толку, и точка!

Не дожидаясь ответа, он снова спустился по веревочной лестнице в шлюпку и отправился на «Леди Пенрин», чтобы еще раз излить гнев.

Рядовые пехотинцы, матросы и каторжники покатывались со смеху. Не выдержав унижения, лейтенанты Джонстоун и Шарп заперлись в каютах и принялись обдумывать план самоубийства.

Плавание проходило гладко, пока дули северо-восточные пассаты, но к концу июня ровный и сильный ветер утих, его сменил налетающий временами бриз. Пришлось часто поворачивать и поднимать паруса; все затаив дыхание наблюдали за усилиями рулевого и ждали, поймает ли парус ветер, который сможет направить корабль по верному курсу. Если ветер утихал, корабль вновь менял румб, и все начиналось сначала. Работа с парусами сменялась ожиданием — и так без конца.

Ричард занялся ловлей рыбы — но не потому, что ему везло, а потому, что он проявлял неиссякаемое терпение. Когда же брался удить рыбу Билл Уайтинг, он рассчитывал, что рыба клюнет, стоит только забросить удочку, и наотрез отказывался часами торчать у борта. Солнце стояло в зените, палуба раскалялась, жар становился невыносимым — особенно для светлой кожи англичан. И в этом Ричарду снова повезло: до прибытия на Тенерифе он успел обгореть, а потом покрылся ровным коричневым загаром, как и Тэффи и остальные темноволосые каторжники. Но светлокожие и веснушчатые Билл Уайтинг и Джимми Прайс предпочитали прятаться на нижней палубе, залечивая солнечные ожоги целебной мазью Ричарда и каламиновой настойкой, на которую не скупился доктор Балмен.

Поэтому Ричард искренне обрадовался, увидев, как матросы натягивают над палубой парусиновый тент, привязывая его к леерам, вантам и другим опорам.

— А я и не знал, что Эсмеральда так боится обгореть, — сказал он Стивену Доновану.

Донован залился смехом.

— Ричард, Эсмеральде солнце нипочем. Дело в том, что мы приближаемся к линии экватора — можно сказать, что спокойная жизнь на кораблях кончилась. Эсмеральде известно, что вскоре начнутся штормы. На тентах будет скапливаться дождевая вода, ясно? Видишь, один из углов тента опущен — под него в дождь подставят бочку. Это целое искусство — натянуть тент из старого паруса так, чтобы получилось нечто вроде блюдца с «водосточной трубой» с одной стороны. Мы вышли из зоны действия пассатов — так считаю не только я, но и Эсмеральда.

— Почему же вы всего-навсего четвертый помощник капитана, мистер Донован? По-моему, вы работаете ничуть не меньше мистера Лонга, и, уж конечно, вы гораздо опытнее мистера Шортленда и мистера Боунза.

Синие глаза прищурились, губы растянулись в улыбке, однако Ричарду она показалась горькой.

— Понимаешь ли, Ричард, я ирландец, и хотя мне довелось побывать с адмиралом Родни в Вест-Индии, я служу в торговом флоте. Эсмеральда хотел назначить меня вторым помощником, но агент флота приберег это местечко для своего сына. Узнав об этом, Эсмеральда взбеленился: у него с отцом Шортленда давние счеты. В итоге лейтенант Шортленд обосновался на «Фишберне», а сына оставил здесь. Но мистер Боунз ни за что не согласился бы стать четвертым помощником, поэтому это место досталось мне. Зато мы можем сменяться каждую вахту.

Ричард нахмурился:

— А я думал, слова капитана — закон для всего корабля.

— Если в дело вмешивается королевский флот — нет. Уолтон стремится извлечь из этой экспедиции всю мыслимую прибыль, вот почему капитаном «Дружбы» назначен его родственник, Фрэнсис Уолтон. Эсмеральда Синклер — партнер Уолтона. Строго говоря, почти все капитаны транспортных и грузовых судов — пайщики его компании. — Донован пожал плечами. — Если эксперимент в Ботани-Бей пройдет успешно, за право перевозить туда каторжников развернется ожесточенная борьба.

— Отрадно знать, — Ричард усмехнулся, — что и мы, отъявленные негодяи, кому-то приносим пользу.

— В особенности человеку по имени Уильям Ричард-младший. Это старший подрядчик, именно его вы должны благодарить за отвратительную еду, чтоб ему провалиться! О Боже, пошли нам пару-другую рыбин!

Леска в руке Ричарда дрогнула, как и леска в руке Донована. На корме послышался радостный возглас одного из матросов: мимо проплывала большая стая тунца. Клевать стало так часто, что все, кто был на палубе, принялись спешно насаживать на крючки наживку, чтобы не упустить такой случай. Благодаря этой лихорадочной деятельности на палубу удалось вытащить не меньше пятидесяти крупных, бьющих хвостами рыбин. Наточив ножи, матросы и пехотинцы принялись чистить и потрошить улов — каторжникам ножей в руки не давали.

— Сегодня ухи хватит на всех, — довольно произнес Ричард. — А еще я рад, что ужин будет плотным. На полный желудок лучше спится. Конечно, наши лейтенанты будут жаловаться на то, что рыбой не наешься, но как-никак, это свежая пища.

С таким компаньоном, как море, было трудно заскучать: в нем всегда что-нибудь да происходило. Ричард уже привык наблюдать за крупными морскими свиньями и более мелкими дельфинами, которые гонялись друг за другом, играли, выскакивали из воды, не переставая завораживать его. Только теперь он понял, что морские обитатели не просто борются за выживание — они наслаждаются жизнью. Менее свободное существо, чем дельфин, вряд ли могло понять, как это прекрасно. Впрочем, прагматичный мистер Лонг объяснил, что эти животные выпрыгивают из волн, чтобы отпугивать хищников плеском и брызгами.

Над кораблями постоянно вились стаи птиц — буревестники, качурки, чайки. Поскольку с «Александера» им перепадали лишь рыбьи потроха, Ричард понял, что птиц привлекают косяки рыб, даже самые немногочисленные.

В тот же день он впервые увидел акулу и кита — последний излучал спокойствие, его тело вздымалось над водой, двигалось так плавно, что не поднимало бурунов. Ричарду хотелось окунуться в кристально чистую воду, он надеялся, что когда-нибудь мистер Донован или кто-нибудь еще научит его плавать. Его удивляло то, что матросы никогда не купались, даже в ясные дни, когда забраться на борт не составляло труда.

Причину странной робости матросов он понял, как только впервые увидел морское чудовище. Почему-то один его вид заставил Ричарда похолодеть, хотя внешне это животное во многом напоминало дельфинов. Сначала Ричард увидел спинной плавник, рассекающий воду, как нож. Плавник возвышался на два фута над водой, устремившись к окровавленному клубку рыбьих потрохов, подскакивающих на волнах. Страшное существо темной тенью скользило под водой, и это продолжалось очень долго: похоже, оно имело длину не менее двадцати пяти футов, посредине его тело было округлым, спереди заканчивалось вытянутой мордой, а сзади — тонким раздвоенным хвостовым плавником, который служил рулем. На крупной голове акулы Ричард разглядел тусклый черный глаз — это случилось, когда хищница подплыла к рыбьим кишкам, перевернулась на бок и втянула кровавое месиво в огромную зубастую пасть. Мелькнуло белое брюхо, и потроха тунцов исчезли; акула заглотила их все, до последнего кусочка, а затем неторопливо заскользила дальше, надеясь поживиться возле остальных кораблей флотилии.

«Господи Иисусе! Я столько слышал о китах и об акулах, я знал, что акула — это огромная рыба, но мне и в голову не приходило, что размером она не уступает киту. Этому существу неведома радость. У нее бездушные глаза».

Кит всплыл на поверхность на расстоянии длины троса от корабля. Это случилось так внезапно, что лишь Ричард, удивший рыбу с правого борта, да те, кто стоял поблизости, увидели, как могучее животное вынырнуло из воды, точно пушечное ядро. Мелькнули заостренная к носу голова, маленький умный глаз, пара пятнистых плавников, синевато-серая шкура, обросшая ракушками. Кит выпрыгнул из воды и снова нырнул, подняв тучу брызг; великолепный гибкий хвост на миг застыл в воздухе, словно знамя, и с грохотом обрушился в воду, взметнув фонтан радужной пены. Левиафан глубин был величественнее боевого корабля.

Ричарду удалось увидеть целую стаю китов — они напомнили ему гравюру с изображением пасущихся слонов. Великаны пускали водяные фонтаны, царственно скользили по воде, исполняли неуклюже-грациозные танцы. Самка кита с детенышем долгое время плыли бок о бок с «Александером»; ее тело было испещрено шрамами и ракушками, а кожа малыша казалась безупречной. Ричарду хотелось встать на колени и возблагодарить Бога за такую честь, но долго наблюдать за китами он не осмелился. Куда плывет их флотилия? Подобно морским свиньям и дельфинам, киты наслаждались путешествием.