Наблюдая за соседями, Китти видела, как непринужденно они держатся друг с другом, — должно быть, оттого, что вместе им довелось многое пережить. «Мы — новая порода англичан, — внезапно поняла она, — мы никогда не сможем забыть, что власти отослали нас сюда, чтобы избавиться от нас. Но те, кто распоряжается нашими судьбами, и сами ничуть не лучше — они не видят дальше собственного носа». Ее вдруг охватила уверенность, что никто из здешних каторжников не вернется в Англию. Они лишились всякого уважения соотечественников. Остров стал для них домом.

А как же она сама? Море Китти впервые увидела лишь на острове. Она сидела на земле, подтянув колени к груди и обняв их обеими руками, и смотрела, как волны бьются о риф, рассеивая вокруг клочья пены и радужные брызги. Она была наделена способностью чувствовать красоту, но красота здешних мест не трогала ее. В ее глазах поистине прекрасным был только родной Фейвершем, прочный каменный дом с высокими окнами, кусты белых и алых роз, львиный зев, левкой, водосбор, маргаритки, наперстянки, подснежники, нарциссы, яблони, тисы, дубы, зеленые луга, пушистые белые ягнята, березы и буки. Какой аромат витал над садом ее отца! Жители округи казались ей умиротворенными, мечтательными, вдумчивыми людьми, а островитяне — слишком чужими и неукротимыми. Их унизили, но не сломили. Что и говорить, на родине любому человеку живется лучше.

Подняв голову, она заметила, что Стивен смотрит на нее, и густо покраснела. Смутившись, он перевел взгляд на риф. «О, Стивен, почему ты так равнодушен ко мне? Если бы ты полюбил меня, Ричард не стал бы противиться, я это твердо знаю. Для него на мне свет клином не сошелся. Он выстроил пристройку к дому, отгородился от меня дверью с засовом, но не потому, что его влечет ко мне, — ведь дверь запирается с его стороны. Он попросту выставил меня из дома. Дал понять, что мне там не место. Стивен, почему же ты не любишь меня, хотя я тебя люблю? Мне так хочется покрыть твое лицо поцелуями, приложить к щекам ладони и улыбнуться, глядя тебе в глаза, чтобы улыбка засияла в их синеве, как сияет солнце в небе над Норфолком. Почему, почему ты меня не любишь?..»

Когда стало темнеть и малыши начали капризничать от усталости, все собрались по домам. Ричарду и Китти пришлось идти дальше, чем всем остальным; последними с ними попрощались Нат и Оливия Лукас. Недавно Оливия родила сына Уильяма, которого обожали ее дочери-близнецы. Какое это было славное семейство!

— Тебе понравилось первое Рождество среди антиподов? — спросил Ричард.

— Среди кого? Да, очень!

— Среди антиподов. Так принято называть людей, которые живут здесь, на самом краю света. Это греческое слово, оно означает «те, кто ходит вверх ногами».

Солнце уже скрылось за западными холмами, на землю спустились прохладные сумерки.

— Хочешь, мы затопим печь?

— Нет, лучше я лягу пораньше, — грустно отозвалась Китти, поглощенная мыслями о Стивене и о том, что он отверг ее. Китти понимала, почему он так поступил: ведь она дурнушка, она худа как жердь, хотя за последние месяцы она заметно поправилась. Ее грудь и бедра округлились, но талия осталась такой же тонкой, как прежде.

— Закрой глаза и протяни руку, Китти.

Она послушалась и почувствовала, как что-то маленькое, твердое и квадратное легло ей на ладонь. Открыв глаза, Китти увидела перед собой коробочку, дрожащими пальцами открыла ее и обнаружила под крышкой золотую цепочку.

— О, Ричард!

— С Рождеством тебя, — с улыбкой произнес он.

В приливе радости она обвила обеими руками его шею и прижалась щекой к его щеке, а потом, не в силах выразить благодарность, поцеловала его в губы. Мгновение Ричард стоял неподвижно, но вдруг обнял ее за талию и ответил на поцелуй, превратив простой жест признательности в нечто совсем иное. Слишком умный, чтобы придать поступку Китти значение, Ричард удовлетворился тем, что осторожно впитывал вкус ее нежных губ. Китти не испугалась, не стала отбиваться, она прижалась к нему и продлила поцелуй. По ее телу расплылось приятное тепло, она мгновенно забыла про Стивена, повинуясь губам Ричарда, думая о том, что первый настоящий поцелуй в ее жизни оказался необычным и чудесным. Она и не подозревала, что Ричард Морган способен на такую нежность.

Внезапно он разжал объятия и вышел, и вскоре со двора раздался стук топора. Китти застыла, стараясь продлить блаженные ощущения, а потом неожиданно вспомнила про Стивена, и ее охватило чувство стыда. Как она могла наслаждаться поцелуем Ричарда, если на самом деле любит Стивена? Слезы навернулись ей на глаза, она удалилась в свою комнату, присела на край кровати и беззвучно расплакалась.

Все это время Китти сжимала в кулаке коробочку с цепочкой. Когда слезы иссякли, она вынула цепочку и надела ее на шею, решив полюбоваться своим отражением в пруду во время следующего купания. Как все-таки добр к ней Ричард! Странно, почему в глубине души она жалеет о том, что он прервал поцелуй?

Шестого февраля тысяча семьсот девяносто первого года к острову подошел «Запас». Он привез письмо от губернатора Филлипа, где говорилось, что все моряки с «Сириуса» могут перебраться в Порт-Джексон. Однако тем, кто желал обосноваться на Норфолке, губернатор обещал по шестьдесят акров земли и разрешал приплыть в Порт-Джексон следующим рейсом «Запаса». Одиннадцатимесячное изгнание капитана Джона Хантера завершилось, оказавшись и без того слишком долгим. Его ненависть к острову Норфолк так и не угасла и в продолжение дальнейшей карьеры капитана во многом определяла его поведение. Кроме того, он возненавидел майора Роберта Росса и всех пехотинцев мира. Капитан Хантер спешно покинул остров, взяв с собой Джонни Ливингстона.

Грузовое судно «Горгона», которое колонисты Нового Южного Уэльса ждали уже несколько месяцев, так и не прибыло. Не пришли и другие суда — кроме «Запаса», который девятнадцатого ноября наконец вернулся из Батавии с ничтожным грузом муки и огромным запасом наименее любимой островитянами снеди — риса. Зафрахтованный капитаном «Запаса» корабль «Вааксамхейд» вскоре отплыл из Батавии в Порт-Джексон, куда прибыл семнадцатого декабря с тоннами риса, чая, сахара и голландского джина для офицеров; солонина же, привезенная этим судном, оказалась тухлой, в бочках было больше костей, чем мяса.

По словам лейтенанта «Запаса» Гарри Болла, его превосходительство намеревался поручить капитану «Вааксамхейда» доставить капитана Хантера и экипаж «Сириуса» в Англию. Спеша вернуться в Порт-Джексон, «Запас» отошел от берегов Норфолка одиннадцатого февраля. Остаться на острове пожелали лишь три матроса с «Сириуса», которые работали на винокуренном заводе майора Росса. К этому времени завод уже закрылся, а бочки с драгоценным содержимым хранились в надежном месте. Джон Драммонд влюбился в Энн Рид с «Леди Пенрин». Она жила с Недди Перротом, и, хотя Драммонд понимал, что ему не видать Энн как своих ушей, уплыть в Англию навсегда он не смог. Уильям Митчелл увлекся Сюзанной Хант с «Леди Джулианы», и они вместе решили обосноваться на острове. Питер Хиббс ухаживал за еще одной девушкой с «Леди Джулианы», за Мэри Пардоу, которая жила с матросом и незадолго до завершения плавания родила ему девочку. После этого сожитель бросил ее, и Мэри перевезли на Норфолк.

Пятнадцатого апреля «Запас» вновь подошел к берегу острова. Первым на берег выгрузили отряд пехотинцев военного корпуса Нового Южного Уэльса, присланных из Лондона, чтобы сменить прежних. Впрочем, всем пехотинцам, отслужившим в колонии три года, предоставлялось право не только вернуться на родину, но и продолжить службу. Капитан Уилл Хилл, лейтенант Эббот, прапорщик Прентис и двадцать один рядовой заменили пехотинцев, служивших в колонии с момента ее основания; четыре офицера покинули остров вместе со своими подчиненными — трое по собственному желанию, а четвертый — по необходимости. Капитан Джордж Джонстоун увез свою любовницу-каторжницу Эстер Абрахамс и их сына Джорджа в Порт-Джексон, дружелюбный лейтенант Кресуэлл, основатель Шарлотт-Филда, отбыл в одиночестве, нелюдимый и мрачный лейтенант Келлоу забрал с собой любовницу Кэтрин Харт и ее двух сыновей, из которых младший был рожден от него, а лейтенанта Джона Джонстона доставили на борт «Запаса» безнадежно больным. Из прежнего состава на острове остались лишь майор Росс, старший лейтенант Кларк и младший лейтенант Фэдди. И, само собой, младший лейтенант Малыш Джон, сын Росса.

Зловещим предзнаменованием был сочтен приезд еще двух докторов — Томаса Джеймисона, отпуск которого в Порт-Джексоне завершился, и Джеймса Коллама с «Сириуса». Поскольку на острове уже были два доктора, Дарси Уэнтуорт и Денис Консиден, теперь медиков стало четверо, а численность населения уменьшилась на целых семьдесят человек.

— Похоже, как только из Англии привезут новую партию каторжников, у нас прибавится хлопот, — мрачно сообщил майор Росс Ричарду Моргану. — Его превосходительство дал мне понять, что он намерен отправить сюда неугодных — тех, кто убивает туземцев, разоряет окрестные деревни и насилует одиноких женщин. Губернатор считает, что за ними будет легче следить на маленьком острове. Значит, придется начать строительство надежной тюрьмы, притом немедленно — неизвестно, когда прибудет следующее транспортное судно. Лондон стремится поскорее избавить Англию от преступников, не заботясь о том, выживут ли они здесь. Поэтому продолжайте пилить лес, Морган, и как можно быстрее, а о том, чтобы закрыть хотя бы одну из лесопилок, даже не мечтайте.

— Как вам новые пехотинцы корпуса Нового Южного Уэльса? — поинтересовался Ричард.

— Я не вижу разницы между пехотинцами нового корпуса и моими подчиненными — все они отщепенцы, которым лишь случай помог ускользнуть от бдительного взгляда английских судей. Конечно, офицеры сделаны из другого теста, но их профессиональные качества оставляют желать лучшего. А я бы отдал все, лишь бы заполучить хотя бы одного землемера! Мне приказано выделить по шестьдесят акров матросам с «Сириуса», таким, как Драммонд и Хиббс, но землемера на острове нет. Брэдли — жалкий недоучка, Олтри еще хуже. — Он вдруг оживился: — А ты, случайно, не землемер, Морган? Ведь у тебя столько скрытых талантов!

— Нет, сэр, что вы! — засмеялся Ричард.

Кукурузные поля близ Шарлотт-Филда принесли огромный урожай. Десяткам каторжниц было поручено заняться чисткой початков и лущением зерен. Урожай пшеницы тоже был неплохим, несмотря на злые ветры и орды прожорливых гусениц. Но в Порт-Джексоне пайки опять урезали на одну треть, а это означало, что губернатору Норфолка придется сделать то же самое. К счастью, отплывший девятого мая «Запас» принял на борт столько пассажиров, что места для груза зерна не осталось. Остров Норфолк сохранил свой урожай — по крайней мере на время. В Шарлотт-Филде для Дарси Уэнтуорта и его семьи был построен просторный бревенчатый дом, но жена Дарси тосковала по Сидней-Тауну. Вскоре новое поселение переименовали: тридцатого апреля, в субботу, майор Росс официально объявил, что Шарлотт-Филд отныне будет называться Куинсборо, а Филлипберг — Филлипсбергом.

После прибытия «Сюрприза» прошло достаточно времени, чтобы семьсот с лишним жителей Норфолка успели перезнакомиться друг с другом. Остров полнился слухами. Лейтенант Ральф Кларк лично пустил несколько сплетен, и они, катясь по острову, быстро обросли вымышленными подробностями. Миссис Ричард Морган без стеснения делилась самыми пикантными новостями, почерпнутыми из разговоров в доме вице-губернатора, свою лепту в распространение подобных слухов вносила и мистрис Мэри Брэнхем из дома лейтенанта Кларка. Каждый поступок любого колониста, будь он вице-губернатором или каторжником, подробно и долго обсуждался. Если каторжник бросал свою женщину с «Леди Пенрин», увлекшись новой, молоденькой колонисткой с «Леди Джулианы», об этом становилось известно всем; все знали, что рядовые Эскотт, Ми, Бейли и Фишбурн варят пиво из местного ячменя и хмеля с «Юстиниана», что Малыш Джон Росс стал слишком бледным, что несколько каторжников взломали замок на дверях склада и попытались украсть то, что можно было продать. Виновники последнего происшествия, слуга мистера Фримена Джон Голт и каторжник Чарлз Стронг, были приговорены к тремстам ударам плетью: первую сотню им надлежало получить в Сидней-Тауне, вторую — в Куинсборо, а третью — в Филлипсберге. Но даже это страшное наказание, способное сделать их калеками, не заставило виновников назвать имя третьего сообщника. Однако это имя знала вся колония.

Несмотря на странные, почти дружеские отношения между теми, кого охраняли, и их стражниками, в тяжелые минуты в колонии отчетливо ощущалось неравенство. Когда пайки опять урезали и пехотинцы уже были готовы поднять мятеж, майор Росс не испугался, что каторжники воспользуются случаем. Как обычно, пехотинцев-мятежников возглавили Ми, Плайер и Фишбурн; бунтовщики отказались получать пайки на складе, жалуясь, что мука безнадежно испорчена и что им приходится выменивать на нее более съедобную свежую еду у каторжников. Но бунт был непродолжительным и неудачным. В ответ на все претензии подчиненных майор Росс назвал их ничтожными бездельниками и проходимцами, на которых не стоит тратить ни время, ни сочувствие. Если они желают есть досыта, то пусть сами выращивают овощи. Времени у них предостаточно, так что же им мешает взяться за работу? Бывший ординарец Росса Эскотт и еще несколько рядовых устыдились, бунт был подавлен в зародыше. Вскоре после этого пехотинцы снова стали ежедневно получать по большой кружке рома. Ничто не могло усмирить их так, как этот крепкий напиток. Росс понимал, что поскольку пехотинцы вооружены, они опасны, а разоружить их невозможно. Следовательно, оставался единственный выход: подкупить их.