– В твоих словах есть смысл… Если Лиззи уплывет на Восток, я могу некоторое время подождать, а потом объявить во всеуслышание, что я холостяк.

– Вот именно! Если понадобится, я выведаю у какого-нибудь стряпчего адрес и напишу трогательное письмо шерифу Глостера, сообщив, что миссис Ричард Морган, урожденная Элизабет Лок, отправилась в Макао и пропала без вести. Не осталось ли у нее в Глостере родственников? Ответное письмо послужит доказательством тому, что Лиззи умерла, и ты сможешь жениться на Китти.

– Умеешь же ты выбирать слова, Стивен, – вздохнул Ричард. Он немного успокоился и открыл глаза. – Означает ли эта утешительная речь, что скоро ты покинешь нас?

– Я до сих пор не получил чин, но когда-нибудь это произойдет.

– Мне будет недоставать тебя.

– А мне – тебя. – Стивен обнял Ричарда за плечи и мягко подтолкнул его к дому. Наконец-то ярость Ричарда утихла, по крайней мере на время. Черт бы побрал преподобного Джонсона!

– Случившееся беспокоит его сильнее, чем меня, – заметила Китти, беседуя со Стивеном о недавнем событии. Ричард ушел к ручью смыть с себя опилки и воспоминания о Томасе Краудере. – Мне жаль, что Кейт не может носить фамилию Морган, но кто рискнет отрицать, что она – дочь Моргана? И потом, что вообще означает брак? По меньшей мере половина каторжниц не состоит в законном браке, но это еще не значит, что мы плохие жены. Я ни о чем не жалею, Стивен, честное слово!

– Китти, Ричард – набожный человек, поэтому ему трудно примириться с тем, что с точки зрения англиканской церкви его потомки будут незаконнорожденными.

– После смерти Лиззи он сможет признать их своими детьми, а Лиззи уже немолода, – попыталась утешить его Китти.

Как объяснить ей, что даже брак не смоет пятно с ее репутации? Поразмыслив, Стивен не стал утруждать себя и взял на руки Кейт.

– Ну, здравствуй, мой персик, мой маленький ангел!

– Кейт вовсе не ангел, ты был прав, она строптивица. Своенравная девчонка! Ей-богу, Стивен, в свои шесть месяцев она уже держит нас в ежовых рукавицах!

– Чтобы повелевать Ричардом, ей не нужны ежовые рукавицы, – улыбнулся Стивен, заглянул в глаза малышки и расцеловал ее в пухлые щечки. – Ей достаточно просто подать голос, правда, Кейт? Хотел бы я знать, где сейчас твой Петруччо. В каком обличье он явится сюда? – И он отдал Кейт матери.

– Петруччо?

– Один джентльмен из пьесы Шекспира, сумевший укротить строптивицу Кейт. Не обращай внимания, я просто болтаю чепуху.

Наступило молчание. Стивен пристально разглядывал норфолкскую мадонну в поношенном коленкоровом одеянии. Как бы ни сложилась ее жизнь, Китти наверняка запомнит минуты, когда она держала на руках своего первенца. Ее младенцу следовало бы стать неистовым буяном, но Стивен недаром сравнивал его с персиком и ангелом. У хороших матерей обычно рождаются прекрасные дети, а Китти стала замечательной матерью.

Чем еще примечательна эта женщина? Она не блещет умом, но и не поражает глупостью. Это мышка, прячущаяся в вырубленном лесу. За два года, проведенных с Ричардом Морганом, дурнушка превратилась в соблазнительницу. А полюбила ли она Ричарда? В этом Стивен не был уверен и не знал, известен ли ответ самой Китти. Вероятно, она испытывает к Ричарду лишь влечение. Она привязалась к нему, как привязываются дети, и все-таки не разглядела в нем неисчислимые достоинства – а почему, неизвестно. Может, все дело в возрасте Ричарда? Вряд ли! Он сильнее и крепче любого юноши.

– Ты любишь Ричарда? – спросил Стивен.

В глазах цвета эля мелькнула печаль.

– Не знаю, Стивен. Я хотела бы знать, но ни в чем не могу разобраться. Я слишком мало знаю, чтобы рассуждать о таких вещах… А как ты сам понял, что любишь его?

– Просто понял – и все. Я постоянно думал о нем, видел его мысленным взором.

– Со мной такого не бывает.

– Прошу тебя, Китти, не обижай его!

– Не буду, – пообещала она, покачивая Кейт на коленях. Помолчав минуту, она улыбнулась и похлопала Стивена по руке. – Стивен, мы с Ричардом никогда не расстанемся. Я слишком многим обязана ему и намерена отдать долг. Этому научила меня каторга, а я надолго запоминаю уроки жизни. Жаль только, что я вряд ли выучусь грамоте, – дом и дети прежде всего.


Когда Китти призналась мужу, что опять ждет ребенка, Ричард ужаснулся:

– Не может быть! Так рано?!

– Такое случается. Второй ребенок родится через четырнадцать месяцев после первого, – терпеливо разъяснила она. – Они будут расти вместе.

– Да ведь это тяжкий труд, Китти! Ты слишком рано постареешь!

Услышав эти слова, она рассмеялась:

– Полно тебе, Ричард! Я здорова, молода и никак не могу дождаться, когда у нас появится Уильям Генри.

– Я был бы рад подождать! Черт побери, я давно привык ждать!

– Не сердись, – попросила Китти. – Оливия говорила, что я не забеременею, пока кормлю Кейт грудью.

– Бабкины сказки! Мне следовало набраться терпения и подождать!

– Почему?

– Потому что сразу с двумя детьми ты не справишься.

– А я говорю – справлюсь. – Китти протянула ребенка Ричарду и схватила пустое ведро. – В доме нет воды.

– Я сам принесу.

Китти стиснула зубы, ее глаза сердито блеснули.

– Ричард Морган, сколько можно опекать меня? Почему ты мне не доверяешь? Я сама могу вырастить детей, я сама буду решать, когда рожать их! Это мой дом, я сама разберусь, чем и когда мне заниматься! Оставь меня в покое! Дай мне хоть что-нибудь сделать самой! И перестань постоянно упрекать меня – то не так, это не так… Почему я ничего не пытаюсь решить за тебя? Довольно! Я уже не ребенок, я достаточно взрослая, чтобы иметь детей. И если я захочу еще одного ребенка, он у меня будет. Ты мне не хозяин, я принадлежу его величеству королю!

И она широкими шагами в ярости покинула комнату.

Ричард присел на крыльцо, держа на руках дочь. Оба молчали.

– Кажется, детка, меня только что поставили на место.

Кейт выпрямилась и устремила на отца взгляд глаз, не похожих ни на материнские, ни на отцовские: они были серыми, с разбросанными по радужке темными точками и всегда казались глубокими, а их взгляд – пристальным. Возможно, детская красота малышки с возрастом должна была потускнеть, но у нее, как у двух умерших детей Ричарда, черные волосы были густыми и вьющимися, бровки – темными, а огромные глаза окаймляли черные ресницы. Кроме того, она унаследовала от отца пухлые алые губы и безупречно чистую смуглую кожу. Китти была права: Кейт пошла в Морганов, а не в Кларков, хотя и носила материнскую фамилию.

Уже в который раз Ричард проклял себя. Все его дети будут считаться незаконнорожденными; Лиззи вряд ли окажет ему услугу, умерев рано. Конечно, Ричард не собирался убивать ее, но только Бог мог запретить ему желать жене смерти.

«Почему нити нашей жизни постоянно путаются? Я проявил непредусмотрительность, женившись на Лиззи Лок. Вернее, я не подумал ни о себе, ни о будущем. Я пожалел ее, решил, что многим ей обязан, – я рассуждал, как полагается вожаку. Помню, Стивен предостерегал меня, но я его не послушал. И в итоге я навредил своим собственным детям, а женщину, которую я люблю всей душой, называют не иначе, как моей сожительницей. К ней никто не обращается мистрис – она просто женщина, моя любовница. Это означает, что она не имеет никаких прав, она ничтожество, существо, предназначенное для моего удобства. Подобно многим мужчинам, я вправе вышвырнуть ее из дома, не задумываясь. Сроки каторги истекают, те, у кого есть деньги, уезжают в Англию, в Китай или куда хотят. Исчезают знакомые лица, остров покидают друзья – такие, как Джо Робинсон. И многие из них оставляют здесь прежних возлюбленных, не заботясь о них. Хорошо еще, вице-губернатор Кинг готов отдавать землю не только одиноким мужчинам, но и одиноким женщинам. Значит, этим брошенным созданиям не придется промышлять в солдатских казармах. Мы обращаемся с женщинами непростительно жестоко. Ведь по натуре они не шлюхи. Это мы толкаем их на путь порока».

Кейт залепетала, показывая режущиеся зубки. «Мой первенец, моя дочь… моя незаконнорожденная дочь». Обняв девочку, Ричард дотронулся губами до ангельски нежной кожи, вдохнул чистый детский запах, сознавая, что Кейт достойна восхищения.

– Кейт… – произнес он, поворачивая девочку лицом к себе. Малышка бросила на него лукавый взгляд, который переняла у матери, и Ричард продолжал так, словно она могла понять смысл его слов: – Кейт, что же будет с тобой? Что я должен сделать, чтобы ты не повторила печальную судьбу твоей матери? Как превратить тебя из незаконнорожденного ребенка двух каторжников в благовоспитанную юную леди, покорительницу мужских сердец? – Он поцеловал крошечную ладошку и почувствовал, как малышка уверенно схватила его за палец. Затем Ричард поудобнее усадил девочку, положил подбородок ей на макушку и засмотрелся вдаль, думая о ее будущем.


Китти не стала спешить домой с совершенно ненужным ведром воды. Присев у ручья, она задумалась, затем окунула ведро в воду, чтобы наполнить его, отставила ведро в сторону и опять замерла. Собственная вспышка застала ее врасплох, она и не подозревала, как давно в ней копилось раздражение. Ежедневные домашние заботы не располагали к вдумчивости. Но причина, по которой ее чувства вырвались наружу именно сегодня, была очевидна: Ричард не хотел, чтобы второй ребенок родился у них так скоро, пожалуй, он больше вообще не хотел детей. Но это не ему решать! Бог создал ее, чтобы она рожала детей, и ей нравилось вынашивать и растить их. Слова, которые она часто слышала в работном доме и во время церковных проповедей и потом повторяла, занимаясь вышиванием, теперь приобрели новый смысл. Да, Адам был сотворен первым, и все же, пока не появилась Ева, он оставался… никчемным! Ева гораздо важнее Адама: Ева рожала детей и была хранительницей домашнего очага.

Ричард не вправе решать все сам только потому, что он кормилец семьи, – ведь хлеб из зерна, выращенного им, печет она! Вскочив и как пушинку подняв тяжелое ведро, Китти поклялась, что в будущем заставит мужа считаться с ее желаниями. «Я вовсе не серая мышка и не вещь! Я живой человек!»

Шагая по тропе через огород, Китти увидела на крыльце мужа и неожиданно смягчилась. У нее потеплело внутри. Она застыла и долго наблюдала, как он беседует с малышкой, усаживает ее поудобнее, что-то втолковывает ей, целует ее пальчики и смотрит вдаль. На лице Ричарда читались любовь и радостное изумление. Он вновь прижал к себе ребенка и устремил в никуда взгляд поверх его головы.

«Ричард, очнись!» – мысленно взмолилась Китти, но он оставался неподвижным. Солнце уже скрылось за горой, на землю легли тени, и в наступающих сумерках ребенок и отец казались каменными изваяниями. Внезапно Китти вспомнила начальника работного дома: однажды, во время воскресной службы, он вот так же сидел в церкви, глядя в никуда, пока священник читал проповедь о плотских грехах, неведомых большинству его слушателей. А начальник продолжал смотреть в пустоту. Священник замолчал, собравшиеся сироты сидели неподвижно: строгая старая дева бдительно следила за ними, не допуская ни малейшей вольности. Начальник так и сидел, глядя вдаль, словно что-то рассматривал, не выказывая никаких чувств. Только когда священник осторожно тронул его за плечо, начальник пошевелился. И упал вперед, на каменные плиты пола, застыв бесформенной кучей, словно чулки, наполненные песком, которыми пороли сирот потому, что эти орудия наказания не оставляли следов.

«Ричард, очнись!» Но он не шевелился. Время шло, ребенок у него на руках задремал. Вдруг Китти поняла, что Ричард мертв. Ужаснувшись, она рухнула на колени, выронив ведро. Даже грохот ведра в зловещей тишине не заставил Ричарда сдвинуться с места. Он умер, умер!

– Ричард! – выкрикнула Китти, вскочила и бросилась к нему.

Этот крик вывел его из оцепенения, но он не успел успокоить жену. Китти схватила его в объятия, обливаясь слезами, касаясь его плеч и груди.

– Китти, что с тобой, любимая? Что стряслось?

А она заходилась в рыданиях, слезы струились по ее лицу. Проснувшаяся Кейт тоже расплакалась, Ричард вскочил. Две перепуганные женщины, большая и маленькая, цеплялись за него, словно за соломинку, и он растерялся. Кейт он бесцеремонно усадил в колыбель, где брошенная малышка разразилась яростным криком, а Китти повел к креслу у печи. Она продолжала рыдать так, что сердце Ричарда обливалось кровью. Достав из-за книг бутылку рома, он заставил Китти сделать глоток.

– О, Ричард, я думала, ты умер! – простонала она, всхлипывая и утирая слезы. – Я думала, ты умер! – Обхватив его обеими руками, она уткнулась лицом ему в живот.

– Китти, я жив. – Он с трудом расцепил ее пальцы и усадил жену к себе на колени. Не найдя подходящей тряпки, он вытер ей глаза, нос, щеки и подбородок подолом коленкорового платья и только тут почувствовал, что платье насквозь промокло. – Дорогая, я жив, убедись сама, – твердил он, нежно улыбаясь. – Трупы никому не предлагают ром, – попытался пошутить он и добавил: – Но мне приятно видеть, что меня так безнадежно оплакивают. Выпей еще немного.