Колін Маккалоу - Путь Моргана

– Я знаю его, – закивал Уилл Коннелли. – Это Джеймс Морган с Корн-стрит. Я узнал его, как только увидел. Кто бы мог подумать! Оказывается, у нашего Ричарда Моргана есть влиятельные друзья!

– Да, вполне. Но сначала выслушайте меня: на кораблях заключенных разбивают на отряды по шесть человек в каждом, им предстоит жить и работать вместе. Я предлагаю образовать такой отряд, прежде чем надзиратели сделают это за нас. Вы согласны?

Товарищи Ричарда охотно закивали.

– Нам повезло, что всего нас двенадцать человек. Остальные шестеро молоды, если не считать Айка, который предпочитает общество молодежи. Я посоветую Айку образовать второй отряд вместе с его друзьями. В случае чего на корабле мы сможем заступаться друг за друга.

– А ты ждешь неприятностей, Ричард? – нахмурился Коннелли.

– Откровенно говоря, не знаю, Уилл. Похоже, мне чего-то не договаривают. Здесь мы все равны, все мы с запада. Но в плавучей тюрьме всех каторжников соберут вместе.

– Понимаю, – посерьезнел Билл Уайтинг. – Лучше заранее решить, как нам быть дальше. Еще немного – и будет поздно.

– Кто из вас умеет читать и писать? – спросил Ричард.

Руки подняли Коннелли, Перрот и Уайтинг.

– Значит, четверо. Отлично. – Он указал на пять сундуков, стоящих рядом с ним на полу. – Теперь о другом: в этих сундуках есть вещи, которые помогут нам остаться здоровыми, к примеру, фильтры.

– О, Ричард! – со смехом воскликнул Джимми Прайс. – Эти чертовы камни стали для тебя символом веры! Лиззи права: ты похож на священника во время мессы!

– Мой символ веры – здоровье, – возразил Ричард и обвел строгим взглядом товарищей. – Уилл и Недди, как вы ухитрились прожить целый год в бристольском Ньюгейте?

– Пили только пиво или легкое пиво, – объяснил Коннелли. – Родные присылали нам деньги, чтобы нам не пришлось голодать.

– А когда я сидел в Ньюгейте, я пил воду, – заявил Ричард.

– Не может быть! – ахнул Недди Перрот.

– Отчего же? Всю воду я процеживал через фильтр. Он предназначен для очистки воды – вот почему мой кузен Джеймс начал вывоз этих камней с Тенерифе. Но если вы решите, что вода из Темзы пригоднее для питья, чем вода из Эйвона, вам не протянуть и недели. – Ричард пожал плечами. – Впрочем, дело ваше. Если вы можете позволить себе пить легкое пиво – отлично. Но в Лондоне рядом с нами не будет родных, нам не на кого надеяться. Свои деньги мы должны беречь на крайний случай, а не тратить их на спиртное.

– Ты прав, – согласился Уилл Коннелли, почтительно прикасаясь к каменному фильтру, стоящему на столе. – Лично я буду пить чистую воду – пиво мне не по карману. Рассудительность превыше всего.

В конце концов все согласились пить профильтрованную воду, даже Джимми Прайс.

– Значит, договорились, – заключил Ричард и отправился потолковать с Айком Роджерсом. Он сожалел о том, что фильтров всего шесть, но не собирался делить их на двенадцать человек. Пусть товарищи Айка сами позаботятся о себе, тем более что у Айка водятся деньги.

«Если мы, все двенадцать заключенных, будем держаться вместе, у нас есть шанс выжить», – рассудил Ричард.

Фургон, которому предстояло увезти заключенных в Лондон и Вулвич, прибыл на рассвете следующего дня, шестого января, и Ричард вдруг понял, что с тех пор, как он в последний раз совершил поездку в фургоне, прошел ровно год. Прощание было бурным и скорбным, женщины безутешно рыдали.

– Что же я буду делать без тебя? – спросила Лиззи Лок у Ричарда, провожая его до дома начальника Хаббарда.

– Найдешь кого-нибудь другого, – не без сочувствия отозвался Ричард. – Тебе не обойтись без покровителя. Впрочем, нелегко будет найти второго такого же, как я. Мало кто согласится защищать тебя, ничего не получая взамен.

– Знаю, знаю. О, Ричард, как я буду скучать по тебе!

– А я – по тебе, худышка Лиззи. Кто станет штопать мне чулки?

Усмехнувшись сквозь слезы, она шутливо толкнула его в бок.

– Не прибедняйся! Я же научила тебя держать в руках иголку. Ты неплохо шьешь сам.

В этот момент явились двое надзирателей и повели обратно в тюрьму машущих руками, выкрикивающих слова прощания и протестующих женщин.

И вновь талию Ричарда охватил железный пояс, а четыре цепи сошлись спереди, на замке.

* * *

С виду фургон ничем не отличался от того, что привез Ричарда из Бристоля в Глостер, – он был запряжен восемью битюгами, парусиновый тент крепился на железных дугах. Но внутри новый фургон выглядел иначе: вдоль боковых стенок стояли длинные скамьи, на каждой из которых свободно могли разместиться шестеро мужчин. Их вещи сложили на дно фургона между скамьями, и Ричард понял, что на каждом ухабе и колдобине сундуки будут подпрыгивать и разъезжаться. Нечего и надеяться на то, что в такое время года, в середине дождливой зимы, дорога окажется ровной.

Заключенных сопровождали двое надзирателей, которые устроились не внутри фургона, а под навесом на козлах, рядом с возницей. Неусыпный надзор за заключенными был излишним: как только их усадили на скамью, еще одну длинную цепь пропустили под левым наручником каждого и приковали к полу. Если бы кто-нибудь задумал побег, ему пришлось бы бежать вместе с пятерыми товарищами.

Места в фургоне заключенные выбрали себе заранее. Кутаясь в пальто на теплой подкладке, Ричард уселся на край скамьи, напротив Роджерса, вожака молодежи.

– Долго нам ехать? – спросил Айк.

– Если в день мы будем проезжать шесть миль, можно считать, нам повезло, – с усмешкой откликнулся Ричард. – Должно быть, тебе еще не доводилось путешествовать в фургоне, Айк. Сколько времени займет поездка, я не знаю. Смотря какую дорогу выберет возница.

– Через Челтенхэм и Оксфорд, – откликнулся бывший грабитель, принимая шутку за чистую монету. – А где находится Вулвич, я не знаю. В Оксфорде я еще бывал, но в Лондоне – ни разу.

Ричард наизусть заучил главу о Лондоне из своей книги по географии.

– Оксфорд расположен довольно далеко от Лондона, к востоку, но на южном берегу Темзы. Не знаю, предстоит ли нам переправляться через реку, – в конце концов, нас везут на корабли, стоящие у берега Темзы. Если мы двинемся через Челтенхэм и Оксфорд, значит, до Вулвича сто двадцать миль пути. – Он сделал паузу, занятый мысленными подсчетами. – Со скоростью шесть миль в день мы покроем это расстояние примерно за три недели.

– Мы будем трястись в фургоне три недели?! – в ужасе переспросил Билл Уайтинг.

Его товарищи дружно расхохотались.

– Не бойся, от скуки ты не помрешь, Билл, – успокоил его Тэффи. – Нам придется вылезать из фургона раз по десять на дню.

Он был прав. Однако возница отнесся к пассажирам не столь заботливо, как Джон – к Ричарду и Уилли. Путникам не довелось ночевать в амбарах, под теплыми попонами; их кормили только хлебом да легким пивом. Каждую ночь они устраивались спать в фургоне, переставляя сундуки на скамьи и вытягиваясь на полу, подкладывая под головы шапки и укрываясь верхней одеждой. Парусиновый тент промок от непрерывных дождей, но, к счастью для продрогших путников, температура не опускалась до нуля. Сапоги имелись только у Айка, а у остальных башмаки вскоре покрылись коркой засохшей грязи до самых кандалов.

Ни Челтенхэма, ни Оксфорда они не увидели: возница предпочел обогнуть оба города вместе со своим грузом, а Хай-Уайком представлял собой единственную улицу на холме, которую так развезло, что лошади запутались в упряжи и чуть не перевернули фургон. Ударяясь об острые углы сундуков, заключенные выбрались из опасно накренившегося фургона и принялись выправлять крен, а Айк Роджерс, который любил лошадей, тем временем успокаивал животных и распутывал упряжь.

Лондон путникам тоже не удалось повидать: один из стражников опустил заднее полотнище тента, лишив узников возможности видеть, что происходит снаружи. Вскоре мерное колыхание фургона сменилось жестокой тряской: он катился по мощеной дороге, а это означало, что впредь заключенным не придется вытаскивать его из жидкой грязи. Снаружи доносился шум: крики, конское ржание, брань, обрывки песен, раскатистый хохот, свидетельствующий о том, что где-то неподалеку находится открытая дверь таверны, глухой стук неизвестных механизмов, изредка – лязг.

С наступлением ночи стражники сунули под парусиновый тент хлеб и кувшин пива и предоставили узников самим себе; те, кому требовалось справить большую или малую нужду, были вынуждены пользоваться ведром. Утром заключенные вновь получили хлеб и пиво и двинулись в путь, прислушиваясь к мешанине звуков, в которой преобладали крики уличных торговцев, и принюхиваясь к новым запахам, в том числе вони гнилой рыбы, мяса и овощей. Бристольцы с усмешками переглядывались, остальные путники с трудом сдерживали тошноту.

Еще две ночи они провели где-то в окрестностях огромного города, а на третий день днем, после двадцати суток пути, кто-то отдернул заднее полотнище тента, и путникам предстал большой мир во всей красе. Перед ними расстилалась могучая река, по серой глади которой то и дело пробегала рябь. Судя по положению бледного зимнего солнца на сероватом небе, они уже пересекли реку и теперь находились на ее южном берегу – в Вулвиче, как догадался Ричард. Фургон стоял у пристани, возле которой на якоре покачивалось обветшалое подобие корабля с едва различимым названием на медной дощечке – «Прием». Ричард нашел его весьма подходящим к случаю.

Надзиратели отомкнули замок на цепи, которой были скованы узники, и велели Ричарду и Айку выходить. Чувствуя дрожь в ногах, они спрыгнули на землю, сопровождаемые товарищами.

– Не забудь, два отряда по шесть человек, – тихо напомнил Ричард Айку.

Их провели по дощатому трапу на корабль прежде, чем кто-нибудь успел оглядеться и увидеть город, раскинувшийся возле пристани. В одном из корабельных помещений узников избавили от цепей, поясов, ручных и ножных кандалов, которые отдали надзирателям из Глостера.

Окруженные сундуками, мешками и узлами, заключенные застыли посреди комнаты, зная, что за ее дверью стоят стражники. Побег был бы возможен, если бы товарищи по несчастью действовали сообща. Но даже если им удастся выбить дверь – как быть дальше?

В комнату вошел незнакомец.

– Скидай верхи! – приказал он.

Заключенные недоуменно уставились на него.

– Верхи долой!

Не дождавшись исполнения своего приказа, незнакомец раздраженно возвел глаза к потолку, затем подбежал к ближайшему заключенному, которым оказался Ричард, сбил с него шляпу и принялся стаскивать пальто и сюртук.

– Похоже, он приказывает нам снять верхнюю одежду.

Все подчинились. Но следующий приказ, отданный на непонятном наречии, вновь поставил заключенных в тупик.

Незнакомец стиснул зубы, зажмурился и старательно выговорил:

– Спустите штаны, рубашки оставьте.

Его требование тут же было исполнено.

– Готово, сэр! – крикнул незнакомец. В комнату вошел еще один мужчина.

– Откуда вы все? – спросил он.

– Из глостерской тюрьмы, – ответил Айк.

– А, с запада! Тебе придется говорить с ними по-английски, Мэтти, – обратился он к первому незнакомцу, а потом снова заговорил с заключенными: – Я врач. Среди вас есть больные?

Увидев, как присутствующие отрицательно мотнули головами, он кивнул и вздохнул.

– Поднимите подолы рубах, я осмотрю вас. – Он проверил, нет ли на пенисах заключенных твердых шанкров, и вновь вздохнул, не найдя ни одного. – Хорошо, – заключил он. – Вы все здоровы – по крайней мере пока. – И прежде чем покинуть комнату, врач добавил: – Оденьтесь и ждите здесь, и не вздумайте шуметь.

Заключенные послушно оделись и затихли.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем Билл Уайтинг, самый болтливый из всей компании, обрел дар речи.

– Кто-нибудь из вас понял, что сказал этот Мэтти? – спросил он.

– Ни слова, – ответил молодой Джоб Холлистер.

– Должно быть, он родом из Шотландии, – предположил Коннелли, вспомнив, что никто в Бристоле не понимал толком Джека-маляра.

– А может, из Вулвича, – высказался Недди Перрот, и все вновь умолкли.

Прошел час. Устав стоять, заключенные расселись, прислонившись спинами к стене и ощущая легкое покачивание пола под ногами. «Мы беспомощны, – думал Ричард. – Мы остались без руля и без ветрил, как эта посудина, которая некогда была кораблем; нас увезли далеко от родного дома, мы понятия не имеем, что нас ждет…» Молодые узники выглядели подавленными, даже Айк Роджерс казался растерянным. А самого Ричарда охватил безотчетный страх.

Вскоре послышались глухое шарканье ног и знакомый лязг цепей. Все двенадцать мужчин зашевелились, встревоженно переглянулись и встали.

– Несут кандалы! – объявил Мэтти, заглянув в дверь. – Всем сесть на пол и не двигаться!

Цепи, оказавшиеся на шесть дюймов длиннее, чем в бристольской и глостерской тюрьмах, были уже прикреплены к железным браслетам – более легким и достаточно гибким, которые мускулистый кузнец легко сгибал вокруг щиколоток и запястий, так что отверстия на обоих концах железных полос совпадали. Вставляя в эти отверстия короткие стержни с широкими головками, кузнец хватал заключенного за ногу и подсовывал под железный браслет тонкую и узкую наковальню. Двух ударов тяжелого молотка хватало, чтобы расплющить головку стержня и превратить его в заклепку, скрепляющую концы браслета.