Самыми трагическими последствия январского заговора стали для крохотного Сидней-Тауна, прежде осененного высокими соснами и могучими белыми дубами. Лейтенант Кинг распорядился вырубить все деревья и даже низкорослые кустарники, чтобы пехотинцы, стоящие в одном и другом конце единственной улицы поселения, могли следить за перемещениями каторжников. Том Джонс, близкий друг Лена Дайера, получил тридцать шесть хлестких ударов плетью за недвусмысленные намеки по адресу Стивена Донована и врача Томаса Джеймисона.

– Все изменилось, – сказал Ричард Стивену, когда они готовили мушкеты к первым занятиям по стрельбе, – и это печалит меня. Мне нравится этот остров, я был бы счастлив здесь, если бы не другие каторжники. Больше я не желаю жить в этой колонии. Лейтенант приказал вырубить все деревья, нам негде спрятаться, негде даже помочиться вдали от десятков любопытных глаз. Я хочу быть предоставленным самому себе, хочу заниматься своей работой и общаться только со своими напарниками.

Стивен заморгал.

– Неужели они настолько неприятны тебе, Ричард?

– Некоторых я даже полюбил. Но всегда найдутся люди, которые все испортят – и ради чего? Неужели они не умеют учиться на своих ошибках? Возьмем, к примеру, беднягу Брайанта. Ему поклялись отомстить и наверняка отомстят.

– Как надзиратель, я приложу все усилия, чтобы он не пострадал. У Брайанта чудесная жена, они безумно любят друг друга. Если с ним что-нибудь случится, она этого не переживет.


Тысяча семьсот восемьдесят девятый год начался плачевно. Дожди и сильные ветры погубили урожай ячменя и несколько бочонков муки, ловить рыбу стало невозможно. Потянулась череда нудных дней в ветхих деревянных хижинах, среди промокшей одежды и сырых постелей, плесени на драгоценных книгах и обуви. Островитян мучили простуды, мигрени и ломота в костях. В середине февраля комендант отпустил Фрэнсиса и Пикетта на свободу, сняв с них наручники, но оставив закованными в ножные кандалы. От «Запаса» не было ни слуху ни духу; последней на острове побывала «Золотая роща» четыре месяца назад. Неужели следующий корабль не придет никогда? Что стряслось с «Запасом»? Что творится в Порт-Джексоне?

Все колонисты стали раздражительными из-за плохой погоды, но больше всех брюзжал и ворчал комендант, которому, к счастью, хватило ума понять, что невозможно приступить к строительству запруды под проливным дождем. И кроме того, младенец не давал ему спать по ночам. Почти все работы пришлось отложить, людям осталось лишь ворчать и ссориться друг с другом. Припеваючи жила только троица в Болл-Бей, уютно разместившись в прочном доме, имея изрядные запасы провизии и возможность удить с берега рыбу даже под дождем.

Двадцать шестое февраля стало потрясением для островитян. На рассвете поднялся сильный юго-восточный ветер, море так разбушевалось, что волны перекатывались через риф и гуляли по лагуне. Стивен и Ричард, дошедшие до самого Пойнт-Хантера, изумились: западное побережье острова представляло собой леденящее душу зрелище. Волны с белыми гребнями взмывали вверх и разбивались об утесы, клочья пены взлетали на триста футов, ветер доносил их даже до горы, расположенной на расстоянии четырех миль.

– Господи помилуй, такой бури здесь еще не бывало! – ахнул Стивен. – Пора задраивать все люки!

К тому времени как они обогнули по берегу Черепаший залив и оглянулись, в тумане и брызгах исчез не только надменный остров Филлипа, но и второй островок неподалеку от берега. Повсюду бушевали волны – такие же огромные, как в южных широтах, на пути от мыса Доброй Надежды, а ветер продолжал усиливаться, обрушивая на колонию весь гнев моря и небес. Сгибаясь под порывами урагана, колонисты загоняли свиней и птицу в сараи, запирали засовы, захлопывали ставни.

Завывания ветра и грохот волн стали такими оглушительными, что ни Ричард, ни Стивен не услышали жалобный скрип ставосьмидесятифутовой сосны у берега Черепашьего залива. Внезапно они увидели, как громадное дерево, вывороченное с корнем, взметнулось на тридцать футов вверх и обрушилось на землю. Не успокоившись на этом, вихрь вырвал из земли еще несколько сосен; это походило на обстрел крепости армией гигантов – ветер был их луком, сосны с заостренными верхушками – стрелами, а белые дубы – картечью.

Стивен с трудом прошел вдоль ряда хижин, убеждаясь, что все засовы задвинуты. Обнаружив, что Джо и Макгрегор уже заперлись изнутри, Ричард предпочел остаться у дома, радуясь, что его друзья в безопасности. Лично он хотел смотреть в лицо судьбе, а необходимость ждать взаперти, в безвестности ужасала его. Сидя на земле с подветренной стороны, он как завороженный следил за разбушевавшимися стихиями, наблюдал, как падают в болото гигантские дубы и сосны, как свирепствуют волны и ветер.

А потом начался дождь. Струи падали отвесно, и Ричард ухитрился не промокнуть. Такой ураган мог бы сорвать тростниковые крыши домов, как перышки, но он ярился в тридцати футах над землей – это и спасло поселок, да еще отсутствие деревьев вблизи жилищ. Если бы лейтенант Кинг не приказал вырубить их, дома, склады и мастерские давно были бы погребены под толстыми стволами.

Ураган поднялся в восемь часов утра и продолжался до четырех дня. Хижины посреди поселка, в том числе та, в которой жили Ричард и Джо, не пострадали, как и крупные постройки, крытые дранкой, а не тростником.

Только на следующий день, когда вихрь сменился ласковым бризом, шестьдесят четыре колониста с острова Норфолк увидели, что натворил ураган. На месте болота образовался бурный поток, плещущийся у подножия холма, на котором был разбит огород; повсюду валялись сосновые ветки, вырванные с корнем кусты, кучи песка, обломки кораллов и листья; наветренные стены строений были покрыты мусором, настолько глубоко въевшимся в древесину, что отскоблить его стоило немалых трудов. Поваленные сосны громоздились повсюду; их корни были такими могучими и длинными, что оставалось только удивляться неистовой силе ветра. На месте сосен образовались воронки глубиной в несколько десятков футов, пострадали даже отдаленные леса, которых еще не коснулись топоры колонистов. Множество деревьев ветер вывернул с корнем у самых окраин Сидней-Тауна; три акра недавно расчищенной земли у болота было завалено соснами. Даже пятьдесят лесорубов, работающих в течение месяца, не смогли бы произвести такое опустошение.

– Это не что иное, как каприз природы, – жизнерадостно сообщил лейтенант Кинг своим подопечным, даже тем, кого считал змеями, пригретыми на груди. – Нигде на острове я больше не видел следов подобного урагана, здесь повсюду растут двухсотфутовые сосны, возраст которых исчисляется сотнями лет. Значит, прежде таких ураганов здесь не случалось. – И на его лице появилось выражение проповедника, упрекающего прихожан в греховности. – Но почему он разразился именно в этом году? Ищите ответа в своих душах. Это гнев Божий! Да, гнев Божий! А если так, спросите себя, почему он обрушился на первых людей, поселившихся на богатом, изобильном, любимом Богом острове? Молите о прощении и впредь не грешите! В следующий раз по повелению Бога разверзнется земля и поглотит вас всех!

На протяжении нескольких недель колонисты помнили эту вдохновенную проповедь, а потом забыли о суровом уроке.

А лейтенант Кинг не переставал гадать, не его ли вспыльчивость прогневила Бога: упавшее дерево убило его собственных овец и поросят.

От урагана пострадал весь остров: это было очевидно, поскольку ручей, протекающий по долине Артура, нес множество стволов и веток деревьев, смытых ливнем с окрестных холмов. Чтобы расчистить ручей, мужчинам и женщинам пришлось несколько недель трудиться не покладая рук; прошел целый месяц, прежде чем вода в лагуне, покрасневшая от смытой с берега почвы, вновь приобрела привычный аквамариновый оттенок.

К тому времени как второго марта к берегу острова приблизился «Запас», Ричард и остальные пильщики уже вернулись к привычной работе. Новый Южный Уэльс испытывал острую нехватку досок, дранок и брусьев, не говоря уже о корабельных реях и мачтах. По крайней мере теперь лесорубам было незачем надрываться: деревья уже лежали на земле, хотя большинство оказались старыми и гнилыми.

Помимо прочих пассажиров, на «Запасе» прибыл опытный пильщик Уильям Холмс – еще один Уильям в маленькой колонии. Холмс сразу заявил, что по сравнению с деревьями Порт-Джексона пилить древесину с Норфолка проще простого.

Зная, что коменданту не терпится обзавестись третьей лесопилкой, Ричард попросил Холмса подыскать трех помощников из числа каторжников, привезенных «Запасом», и приступить к строительству лесопилки на берегу. Холмс был славным малым, он привез с собой жену Ребекку и быстро подружился с островитянами. На лесопилке в долине Артура продолжали работать Билл Блэколл и Уилл Марринер, а сам Ричард твердо решил забрать рядового Уигфолла, Сэма Хасси и Гарри Хамфриса на новую лесопилку в глубине долины. Ричард давно рассудил, что там ему будет удобнее, и намеревался попросить у лейтенанта Кинга разрешения построить поблизости дом. «Джо Лонг пусть решает сам за себя. Я возьму с собой только книги, кровать, матрас и подушку, половину одеял и свои личные вещи. И одного из щенков Макгрегора, ведь мистер Кинг позволил Джо выбрать двух из пяти щенков Дельфинии. В долине мне пригодится пес, умеющий ловить крыс».


Ричарду удалось осуществить все свои замыслы. Он жалел только о том, что теперь будет реже видеться со Стивеном Донованом, которому раньше было достаточно сделать несколько шагов, чтобы пригласить друга поплавать в Черепашьем заливе.

Зимой на остров прибыли лейтенант Джон Кресуэлл и четырнадцать пехотинцев; рабочих рук прибавилось, порядки ужесточились, и комендант приступил к выполнению своих планов, в том числе и к строительству запруды. Дом Ричарда располагался в нескольких сотнях ярдов от нее выше по течению, на опушке леса. Это было мирное и уединенное местечко.

Внезапно лейтенанту Кингу вздумалось проложить по острову удобные тропы. Одна такая тропа длиной в три мили уже вела к заливу Каскад, названному так потому, что ручей образовывал целый каскад, стекая с утеса в залив. Довольно ровные вершины прибрежных скал позволяли высаживаться на берег в этом месте, когда ветры не давали возможности судам подойти к рифу, огораживающему лагуну возле Сидней-Тауна. Кроме того, в окрестностях залива Каскад рос лучший лен на острове, а лейтенант Кинг задумал ткать из него парусину, оборудовав мастерскую неподалеку от удобной природной пристани, названной Филлипбергом.

Теперь Ричард редко бывал в Сидней-Тауне, который быстро разрастался, образуя целый лабиринт улочек. Если не считать обязательной воскресной службы да походов на склад за пайком, ему было незачем приходить в поселение. Мактавиш оказался таким же отличным сторожевым псом, как его отец, и Ричард не желал никаких других компаньонов – кроме Стивена.

Его дом имел размеры десять на пятнадцать футов, свет вливался в него через несколько больших окон. Джонни Ливингстон сделал по просьбе Ричарда стол и два стула. Крышу пришлось крыть льняным волокном, но к концу года Кинг пообещал своему лучшему работнику дранки. Дощатый пол покоился на прочных лагах из круглых сосновых бревен; поскольку в почве древесина быстро сгнивала, такой фундамент позволял Ричарду своевременно заменять подгнившие бревна, не разбирая дом. Снаружи стены были обшиты тонкими сосновыми досками, излюбленным материалом коменданта. Линии древесины образовывали причудливый рисунок, напоминавший Ричарду солнечные зайчики на спокойной воде. Ричард считал, что подобный рисунок образовался на древесине под воздействием постоянных ветров: он не знал деревьев, способных вырастать абсолютно прямыми, несмотря на натиск ветра, и все-таки норфолкские сосны поражали прямизной, даже те, что росли на вершинах утесов. Во время ужасающего урагана все молодые деревья на острове согнулись до земли или лишились верхушек, но уже через два месяца распрямились и покрылись новыми молодыми побегами.

Население острова достигло ста душ, после прибытия новой партии каторжников кражи участились, но воры неизменно обходили дом Моргана стороной. Всякий, кто видел, как он поднимает четырнадцатифутовую пилу на высоту трех футов, как играют под бронзовой кожей мышцы на его обнаженной груди и спине, приходил к выводу, что с этим человеком шутки плохи. Кроме того, все уже знали, что Ричард предпочитает уединение. Колонистам подобные одиночки внушали суеверный страх: должно быть, они не в своем уме, если стараются оставаться наедине с собой, не желают видеть свое отражение в чужих глазах, слышать похвалы и просто вести неспешные беседы. Такое отношение абсолютно устраивало Ричарда. Если люди считают его странным и опасным – тем лучше. Его же, напротив, удивляло, почему остальные не стремятся к одиночеству даже после того, как были вынуждены подолгу существовать в шумной компании. Одиночество казалось ему не только блаженством, но и исцеляющим средством.