На обратном пути Ричард заглянул на безымянный пляж, куда прибивало поваленные сосны, скатывающиеся с утесов в воду. Толстые стволы громоздились у самого берега, твердея со временем и превращаясь в подобие камня. Слабый ветер почти не поднимал волны. У самого берега Ричард увидел полощущийся в воде парус с «Сириуса». Сразу сообразив, что его следует выловить, он ускорил шаг. Правда, прилив только начался, можно было не опасаться, что волны вскоре унесут парус в море, но Ричард предпочитал не рисковать и не медлить.

Первым из своих начальников он увидел Стивена, который в эти дни следил за работой на каменоломне.

Расплывшись в улыбке, Стивен моментально забыл о своих подчиненных.

– Черт бы побрал этих вновь прибывших! Из-за них мы не виделись целую неделю. – И вдруг выражение его лица изменилось. – Ричард, какой позор! Мы потеряли «Сириус»! Что за силы зла ополчились против нас?

– Не знаю. И пожалуй, не хочу знать.

– Что привело тебя сюда?

– Новые лесопилки, что же еще? Теперь, когда комендантом стал майор Росс, нам придется забыть об идеализме Марка Аврелия и привыкать к прагматизму Августа. Конечно, майор вряд ли оставит после себя остров Норфолк в мраморном величии, но наверняка распорядится проложить по нему дороги – хотя бы для того, чтобы расселить людей из переполненного Сидней-Тауна. – Ричард нахмурился. – Ты можешь пожертвовать временем и работниками?

– Только в случае необходимости. А в чем дело?

– Все в порядке, – поспешил заверить его Ричард. – Я принес хорошие вести. Парус с «Сириуса» прибило к берегу там, куда прилив обычно сносит упавшие в воду деревья. Он может послужить палаткой для тех, кто остался без дома. Как только у всех островитян появятся дома, из парусины можно будет выкроить гамаки, простыни для офицеров и многое другое. Полагаю, такие каторжники, как Фрэнсис и Пек, наверняка польстятся на имущество офицеров.

– Ричард, да благословит тебя Бог! – Стивен замахал рукой, созывая своих подчиненных.

* * *

Тем же вечером, вооруженный факелом из сосновой ветки, чтобы не заблудиться в темноте на обратном пути (комендантский час начинался в восемь вечера), Ричард отправился в Сидней-Таун поискать старых знакомых, которых он заметил в толпе. Палатки сгрудились за рядом хижин вдоль берега лагуны, и все-таки многим каторжникам пришлось спать под открытым небом, потому что в палатках поселили прежде всего матросов с «Сириуса». Ричард надеялся, что к завтрашней ночи здесь появится еще одна палатка из паруса, где хватит места всем.

Бездомные островитяне собрались вокруг огромного костра. Ричард провел на острове уже шестнадцать месяцев, но не уставал удивляться тому, как холодно здесь становится сразу после захода солнца даже в самые жаркие дни. Только в сырую погоду температура снижалась не так резко, а в тысяча семьсот девяностом году такое случалось нечасто. «Значит, – со вздохом заключил Ричард, – в этом году нам грозит засуха», – но он и сам не понимал, почему пришел к такому выводу. Должно быть, помогла интуиция, присущая его предкам-друидам.

Около сотни человек обступили гигантский костер, повсюду были разбросаны мешки с вещами. В отличие от пехотинцев и офицеров каторжников доставляли на берег вместе с их имуществом, в том числе одеялами и драгоценными ведрами. Все вновь прибывшие были босы: их башмаки развалились еще несколько месяцев назад, а на острове Норфолк тоже не было запасов обуви. Ричард помолился о том, чтобы ночь выдалась ясной, – почти всегда дожди на острове начинались ночью, притом неожиданно. При высадке на берег каторжники вымокли до нитки, за день они не успели высушить одежду. Ричард не без оснований опасался эпидемий простуды и лихорадки, хотя и знал, что за два года освоения острова никто из двадцати трех подопечных Кинга не умер своей смертью или от болезни. При всех недостатках остров Норфолк располагал одним достоинством: благоприятным для здоровья климатом.

«Сириус» колыхался на волнах у самого рифа, представляя собой печальное зрелище. До Ричарда уже дошли слухи о том, что Уилли Дринг и Джеймс Брэнаган (с последним Ричард не был знаком) сами вызвались вплавь добраться до судна и сбросить в воду оставшуюся на борту птицу, кошек и собак, а также бочонки, способные удержаться на плаву. Дринг не годился для такой работы: некогда этот йоркширец, товарищ Джо Робинсона, был крепким и сильным, а теперь заметно сдал.

Ричард высмотрел в толпе Уилла Коннелли и Недди Перрота, сидящих рядом с женщинами – должно быть, их подругами, – и начал пробираться к ним.

– Ричард! О, милый, милый Ричард!

Лиззи Лок бросилась к нему, обхватила обеими руками за шею и осыпала лицо поцелуями, шепча ласковые слова, плача и смеясь.

Ричард не сумел достойно ответить на ее ласки, не смог сдержаться или дождаться, когда они останутся наедине, чтобы объяснить, что он не желает жертвовать своим уединением. Никто не сообщил ему, что Лиззи здесь, он не вспоминал о ней с того волшебного дня, когда Уильям Генри, маленькая Мэри и Пег вновь воскресли в его душе. Неожиданно для себя он оттолкнул Лиззи.

По его спине пробежал холодок, волосы на затылке встали дыбом. Ричард смотрел на свою жену, словно на демона из ада.

– Не трогай меня! – выкрикнул он, побелев как полотно. – Не прикасайся!

На лице бедняжки Лиззи неистовая радость сменилась ужасом и замешательством, а потом болью – такой острой, что она прижала обе ладони к тощей груди и уставилась на Ричарда, не замечая ничего, кроме отвращения в его глазах. Она задыхалась, приоткрывая и вновь беззвучно закрывая рот, и вдруг упала на колени, обессилев от муки.

Едва она выкрикнула имя мужа, все сидящие у костра обернулись, и те, кто знал Ричарда, уже предвкушали воссоединение супругов, радостно ахали и улыбались.

– Но я же твоя жена! – тонко вскрикнула Лиззи, стоя на коленях. – Ричард, я твоя жена!

Его глаза прояснились. Он окинул взглядом Лиззи, стоящую на коленях, заметил нарастающий гнев и возмущение на лицах товарищей, жадное любопытство незнакомцев, которым не терпелось узнать, что будет дальше. Как же быть? Что сказать? Пока он мысленно задавал себе эти вопросы, остающиеся без ответа, краем глаза он наблюдал за зрителями и внутренне ежился от ужаса – Лиззи вновь тянулась к нему! Животный страх победил: Ричард отпрянул, стремясь оказаться вне досягаемости.

Жребий был брошен. Уж лучше пусть все закончится так же, как и началось, при трепещущем свете костра, посреди пестрой толпы, которая вправе обвинить его в бессердечии.

– Мне очень жаль, Лиззи, – с трудом выговорил Ричард, – но я не могу взять тебя с собой. Просто… не могу. – Его поднятые руки бессильно повисли. – Мне не нужна жена, я…

Не найдя верных слов, не зная, что добавить, он повернулся и ушел.


На следующий день, во вторник, он встретился со Стивеном у Пойнт-Хантера, чтобы полюбоваться закатом. Стоял один из безоблачных вечеров, когда огромный алый диск медленно соскальзывал в море, которое, как казалось Ричарду, должно шипеть и бурлить. Дневной свет угасал, небесный свод приобретал темно-синий оттенок, а исчезающее солнце словно пронизывало лучами океанские глубины, придавая им яркий молочно-голубоватый блеск.

– Благословенный край, – вздохнул Стивен, который наверняка слышал о встрече Ричарда с Лиззи, но предпочитал не упоминать о ней. – Здесь и находился райский сад – в этом я убежден. Эти места зачаровывают меня, манят, как голоса сирен. Не знаю почему, но все вокруг кажется мне неземным. Эту красоту ни с чем не сравнить. А теперь, когда здесь появились люди, они ее погубят. Ведь однажды человек уже был изгнан из рая.

– Нет, люди только попытаются погубить эту красоту, как сделали в других местах. Этот остров выживет – потому, что его любит сам Бог.

– Ты знаешь, здесь есть призраки, – неторопливо продолжал Стивен. – Одного я видел собственными глазами, да еще среди бела дня. Это был мускулистый великан с бронзовой кожей, облаченный только в набедренную повязку. Его лицо поражало строгой патрицианской красотой, на бедрах я заметил татуировку – причудливо изогнутые линии. Такого человека я никогда не видел даже во сне. Он шел навстречу, но когда я протянул к нему руку, повернулся и прошел сквозь стену дома Ната Лукаса. Оливия до смерти перепугалась.

– Значит, мне повезло, что я поселился в долине. Но Билли Уигфолл недавно рассказывал, что видел Джона Брайанта на холме, там, где он погиб. Он исчез мгновенно. Казалось, он сам испугался, поняв, что его заметили.

Волны бились о берег, вдоль острова плыл «Запас», направляясь к заливу Каскад. Ричард подумал о том, что беременной жене лейтенанта Кинга будет нелегко перебираться с каменной пристани в качающуюся на волнах шлюпку.

– Правда ли, что Дринг и Брэнаган вчера ночью нашли на «Сириусе» ром и чуть не спалили судно? – спросил Ричард.

– Правда. Рядовой Джон Эскотт, денщик Росса, заметил огонь в темноте и поплыл к кораблю. Росс не стал удерживать его, зная, что Эскотт отличный пловец. Эскотт обнаружил Дринга и Брэнагана мертвецки пьяными. Они развели костер на палубе, чтобы согреться. Эскотт сбросил их в воду, потушил пламя и пробыл на «Сириусе» до утра. Его увезли с судна вместе с запасами рома. А Дринга и Брэнагана заковали в кандалы и заперли в помещении гауптвахты, выстроенной Кингом. Майор разбушевался: он приказал оставить ром на борту «Сириуса», надеясь таким образом уберечь его. По-моему, как только прежний комендант отплывет на «Запасе», новый назначит виновникам суровое наказание – не менее пятисот плетей – или велит казнить их. Ведь он всех предупредил, что на острове вводится военное положение.

Глаза Стивена казались особенно темными в сгущающихся сумерках. Ричард сидел напряженно, сжавшись, как стальная пружина.

– Я слышал, сегодня утром тебя навестил майор? – спросил Стивен, и Ричард криво улыбнулся.

– У майора Росса слух, как у летучей мыши. Понятия не имею, от кого он узнал о том, что случилось вчера вечером у костра. Ты же знаешь, что он за человек. Он дождался, когда я вернусь домой на обед, ворвался ко мне, сел и уставился на меня так, словно изучал мерзкую гусеницу. «Я слышал, вчера ты при всех отрекся от своей жены», – заявил он. Я кивнул, он только хмыкнул в ответ. Помолчав, он произнес: «Ничего подобного от тебя я не ожидал, Морган, но похоже, у тебя были на то веские причины. Ты ничего не делаешь просто так».

Стивен усмехнулся:

– Да, он удачно подобрал слова.

– А потом он начал расспрашивать меня, способна ли моя жена стать экономкой офицера. Я объяснил, что она опрятна, расторопна, отлично шьет и штопает, хорошо готовит и, насколько мне известно, до сих пор остается девственницей. Он хлопнул ладонями по коленям и встал. «А она любит детей?» – спросил он. Я вспомнил, как она возилась с малышами в глостерской тюрьме, и ответил утвердительно. «И ты уверен, что она не соблазнительница?» В этом я абсолютно уверен. «Тогда она прекрасно подойдет мне», – заключил майор и ушел довольный, как кот, налакавшийся сливок.

Стивен залился хохотом.

– Ричард, клянусь, в глазах майора Росса ты непогрешим! – воскликнул он, отсмеявшись. – По какой-то причине он очарован тобой.

– Да, он любит меня, – признал Ричард, – потому что я ничуть не боюсь его и всегда говорю правду, а не то, что ему хотелось бы услышать. Вот почему он не станет ценить Томми Краудера так, как ценил его Кинг. Когда я настаивал на своем, Кинг был готов выпороть меня, а с майором Россом мне незачем даже настаивать.

– Наш Кинг – английский король, а не ирландец, – вскользь заметил Стивен. – Он кельт из Корнуолла, но в его жилах есть и примесь валлийской крови. А это значит, что он обидчив и раздражителен. И потом, он офицер королевского флота до мозга костей. Росс же, напротив, типичный шотландец, умеющий только хмуриться. Его предки жили в холодной, унылой стране, где надо ожесточиться, чтобы выжить. – Он поднялся и протянул руку, помогая Ричарду встать. – Я рад, что он примирился с тем, что ты отверг жену.

– Я помню, как ты отговаривал меня жениться на ней, – со вздохом признался Ричард. – Если бы я знал, что она здесь, я подготовился бы к встрече, но гром грянул среди ясного неба. Едва я высмотрел в толпе Уилла Коннелли, как она вылетела откуда-то, обхватила меня за шею и принялась целовать. Я чувствовал ее прикосновения, ее запах. Лица я не видел. С тех пор как мы с ней познакомились, я ни разу не чувствовал приятных запахов. Только вонь Порт-Джексона, зловоние старой тюрьмы, немытых тел. Я слишком долго прожил один и привык к чистому аромату дерева. Нет, она чистоплотна, но ее запах оказался для меня невыносимым. Я и сам не понимаю, в чем дело и, Бог свидетель, ничуть не горжусь своим поступком. Но все время, пока она была рядом, я испытывал отвращение, словно в темноте наткнулся на липкую паутину. Не сумев справиться с собой, я оттолкнул ее. А потом, когда я спохватился, было уже слишком поздно заглаживать свою вину.