Джейми бросил испытующий взгляд в мою сторону.

– Да?

– Ну а как же. Как бы ты еще мог поступить, Джейми Фрэзер? Уж я тебя знаю, – закончила я не без гордости за него.

– Точно? – улыбнулся Джейми.

– А то! – Впервые с моего появления в Шотландии я могла сказать что-либо настолько определенное.

Джейми хотел что-то сказать в ответ, но его прервал раздавшийся стук – стучали в дверь нашей комнаты.

– М-м-м, хотелось бы верить, что это дружественные нам силы – мадам Жанна или на худой конец служанка. Впрочем, с равной возможностью это может быть и констебль. В любом случае мы семейная пара и ничего предосудительного не делали.

Он лукаво прищурился.

– Ты смутишь их голой натурой?

Я попыталась спросить как можно быстрее, потому что Джейми уже взялся за ручку двери.

– Их? Их ничто не смутит, тем более в таком месте.

Он гордо осмотрел свою голую натуру, найдя ее вполне удовлетворительной для смущения кого бы то ни было, и все-таки решил променять мужскую непосредственность на кусок холста, служившего нам полотенцем.

В дверях стоял какой-то мужчина, и я сразу спряталась под одеяло, не желая светить телом. Если бы там на самом деле был доблестный блюститель порядка, не думаю, что одеяло бы помогло мне остаться незамеченной, так что как ни крути, а я поступила довольно глупо. Тем более что на Джейми было надето не намного больше.

Голос, принадлежавший вошедшему, был удивлен и прозвучал соответствующе.

– Джейми?

Да, я знала, кто был обладателем сего голоса! Подтверждая догадку, я высунула нос из-под одеяла.

– Он самый, – съехидничал Джейми. – Забыл, как я выгляжу? Или не можешь узнать меня без одежды?

Это был его зять, Эуон. Джейми жестом пригласил его войти, что тот и сделал.

– Видеть-то я вижу и вижу, что это ты. А еще вижу, что находишься ты… гм… в таком месте.

Эуон Мюррей, это и правда был он. Разумеется, он выглядел старше, чем я его помнила, – на голове серебрилась седина, на лице было множество морщин, – да он и был старше. Но Джо Эбернети сказал все верно: не прошло и двух минут, как я наложила теперешний образ Эуона на образ из своих воспоминаний.

– Я искал тебя, и вот поиски привели меня сюда. В печатне ты не ночевал – это сказал твой помощник. А еще – славный малый! – он дал мне этот адрес, мол, Дженни адресует письма на твое имя сюда. – Эуон подозрительно осматривал комнату, проверяя, какие еще сюрпризы она таит.

– Удивил ты меня, зятек! – Джейми в это время поправлял холстину, скрывающую его наготу. – Местные девушки сказали, что ты здесь, но я не поверил…

– Эуон, ты ошибаешься, – смиренно заверил Джейми.

– Да что ты?! Что ж, обрадую Дженни, а то она проявляет сестринскую заботу о тебе: говорит, что негоже так долго быть без женщины. А ты, оказывается, не грустишь. И здоровье твое в порядке. А что, Эуон-младший тоже где-нибудь здесь, веселится с девочками?

– Его и не было здесь.

Эуон-старший уже не гневался – он не на шутку испугался:

– Как? Не было, говоришь?

– Конечно нет! Неужели я бы потащил сюда мальчонку? Ему ведь четырнадцать! Нет, на такое меня не хватило бы.

Эуон тяжело опустился на единственный в комнате стул.

– Видишь ли, Джейми, я уже не знаю, на что тебя хватило бы, а на что – нет, и кого куда ты таскаешь. Уже не знаю. Раньше знал.

– На что ты намекаешь?

Джейми резко бросило в краску.

Эуон взглянул на кровать и отвернулся, увидев, что она не пуста. Джейми нервно улыбнулся и язвительно произнес:

– Присутствие дамы требует сохранять приличия. Тебя нужно представить. Прошу…

С этими словами он взялся за одеяло.

– Не нужно! – Бедняга Эуон мгновенно вскочил со стула и отошел подальше от кровати, чтобы не видеть, кто там.

– Отчего же не нужно? Очень даже нужно. Прошу любить и жаловать – моя жена…

– Кто-о-о? – Эуон оторвался от скромного интерьера, который разглядывал, чтобы спрятать глаза. – Твоя жена – девица из публичного дома?

– Отнюдь. – Я не выдержала и вступила в разговор: все равно рано ли поздно Эуон увидел бы меня.

Он метнул взгляд на кровать.

– Сколько лет, сколько зим. – Я тоже занервничала и потому махала рукой, говоря неестественно бодро. – Как поживаете?

Когда Джейми увидел меня после двадцатилетней разлуки, он потерял сознание. Эуон впал в ступор. Было очевидно, что они держат меня за призрак, мираж, галлюцинацию, плод воображения, результат умственного расстройства, признак душевной болезни – словом, за что угодно, кроме меня самой. Разумеется, они и представить себе не могли, что я вернусь, и вернусь в обличье живой, настоящей женщины, могущей говорить с ними. Наверное, так реагируют люди, увидевшие привидение.

Эуон не мог вымолвить ни слова, хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Какие-то звуки ему все же удалось извлечь из себя, но они не были похожи на слова. Джейми злорадствовал.

– Думаю, я вознагражден за нанесенные тобой обиды, – изрек он, наливая Эуону бренди – тот никак не мог прийти в себя.

Эуон щедро полил свои штаны бренди – до того дрожали его руки, – но отхлебнул оставшееся в стакане и наконец смог говорить членораздельно, хоть и не совсем понятно.

– Ты… Как… – Он пожирал меня глазами, отчаянно пытаясь объяснить себе мое появление.

– Я обязательно расскажу, но только не сейчас.

Джейми одобрительно кивнул. Мы совсем не подумали об этом, говоря обо всем, кроме того, как получше представить мое возвращение публике.

– Ваш сын, Эуон… Кажется, я не имею чести быть с ним знакома? – вернула я разговор в прежнее русло.

Старший Эуон понемногу оправлялся.

– Он исчез на той неделе, в пятницу. Сбежал из дому. На столе – записка: «Еду к дяде». – Он отхлебнул еще бренди, прокашлялся, очистил нос и снова взглянул на кровать. – Он поступает так не впервые. – Отец младшего Эуона явно искал сочувствия.

Это значило, что он уже вполне может обойтись без нашей помощи, раз справляет физиологические потребности и даже говорит на отвлеченные темы. Слава богу, а то бы мне пришлось доказывать, что я не умею проходить сквозь стены и снимать с плеч собственную голову, как это делают привидения. Джейми уселся подле меня. Он переживал за судьбу пропавшего парнишки и говорил рассудительно, ища, за что бы зацепиться:

– Шесть месяцев тому назад я поручил его Фергюсу, чтобы тот отвез его домой. Больше младшего Эуона я не встречал. Он точно написал, что едет ко мне?

– Других дядь не имеем, – пробурчал Эуон, вливая в себя остаток бренди.

– Фергюс? У него все хорошо?

Фергюс был француз, сирота. Мы пользовались его услугами в Париже – тогда он был мелким карманником, – а позже он прислуживал Джейми.

– Да, более чем. Конечно, сейчас он чуточку другой, чем ты его помнишь, но Фергюс чертовски красив. – Джейми был занят размышлениями, когда я встряла в разговор, но все же с увлечением рассказал все, чем я интересовалась. – Он будет чрезвычайно рад видеть тебя, англичаночка. – Джейми хмурился мыслям, одолевавшим его, но не выпускал моей ладони из своей руки.

Эуон, не вытерпев, принялся ходить на блестящему полу.

– Лошади при нем нет. Следовательно, разбойники не позарятся на его добро, – успокаивал он себя.

– Джейми, когда вы впервые пришли сюда, как попали в Эдинбург? По суше, по морю или вы обошли лиман?

Джейми насупил брови, вспоминая.

– Я тогда не забирал парня из Лаллиброха, у меня были там другие дела. Он и Фергюс прошли перевал Кэрриарик, а я был над Лох-Лагганом, там мы и встретились. Потом все вместе спустились через Струан и Уим… Да, мы не хотели идти через Кэмпбелл и пошли на восток, через Форт возле Донибристла.

– Думаешь, сейчас он сделал то же самое? Других путей он не знает?

Джейми раздумывал.

– Не знаю, может, и знает. В любом случае ему известно, что на побережье опасно.

Эуон опять заковылял по комнате. Руки его были сцеплены в замок за спиной.

– Ну и получит же он у меня! Ходить несколько месяцев не сможет, не то что из дому улепетывать!

Эуон-старший сурово хмурился. Значит, парнишка был тот еще сорванец.

– Считаешь, что таким образом дуралей прекратит каверзничать? – В голосе Джейми все-таки послышались сочувственные нотки. – Эуон, когда ты знал, что тебя выпорют за какую-то проделку, ты что же, пытался избежать наказания или делал что считал нужным?

Эуон уселся, но не успокоился.

– Нет, конечно. Да только папаша чувствовал себя спокойнее, когда порол меня.

Он невольно улыбнулся, а Джейми рассмеялся от такого честного признания.

– Мальчишка не пропадет, поверь. – Он встал, беря штаны, и от его движения упало полотенце. – Я расспрошу знакомых. Если он здесь, мы найдем его.

– Я с тобой. – Эуон бросил быстрый взгляд на кровать, где лежала я, и тоже поднялся со стула.

Казалось, Джейми на миг неудовлетворенно скривился, сомневаясь, но потом он взял рубашку и сказал:

– Идет. – Он уже нацепил на себя сорочку и согласился, уже когда натянул ее на тело. – Англичаночка, ты будешь здесь – иначе нельзя, – нахмурившись, проговорил он.

– Буду, потому что мне нечего надеть. Вчера я отдала платье, а нового не принесли, хоть мы просили мадам Жанну найти что-нибудь к утру. Хотя бы по этой причине я буду здесь.

Для Эуона услышанное стало еще одним потрясением – слишком много для одного утра. Но на этот раз он озадаченно молчал, только и всего.

– Хорошо, англичаночка, я напомню ей. – Джейми задумался, прикидывая, сколько он будет в отлучке. – Видишь, у нас безотлагательное дело. Оно займет…

Он пожал мне руку, не став договаривать.

– Я с радостью остался бы с тобой. Но не могу, сама видишь. Будь добра, подожди меня. – Он говорил мягко.

– Конечно. Так я уж точно никуда не уйду. – Я указала на полотенце, служившее Джейми одеждой в момент прихода Эуона.

Я услышала, как топот мужских сапог отдаляется от моей комнаты. На смену ему пришли разнообразные звуки просыпающегося дома. Эдинбуржцы вставали засветло, поэтому обитатели места, где я находилась, по праву могли считаться сонями, хотя, разумеется, это было связано со спецификой их работы, слишком своеобразной, чтобы быть общепринятой.

Постепенно открывались окна, наружу выливались помои, внутрь входил утренний воздух. В холле говорили, входили и покидали здание. Дом просыпался, потягиваясь всеми членами и издавая треск и скрип. Ступеньки поскрипывали под ногами сновавших служанок, где-то зажгли камин, и очаг в моей комнате пылал теплом.

Я снова прилегла. Конечно, мне бы хотелось еще побыть с Джейми, но нужно было и обдумать происходящее, а также произошедшее и могущее произойти. Думая, я чувствовала, как приятно болят бедра и расслаблено мое довольное тело.

Сейчас я представляла человека, разыскавшего утерянную драгоценность, скорее даже человека, которому преподнесли эту драгоценность в закрытой коробке. Можно сколько угодно ликовать по поводу находки, но нельзя точно быть уверенным, что в коробке именно твоя драгоценность, да и что она вообще там есть.

Разумеется, я хотела знать все-все о Джейми: чем он жил после меня, где бывал, что думал, чем занимался, с кем общался? Пережив Каллоден, он не мог не измениться – на его месте изменился бы любой. Значит, все это время он как-то жил, и жил совсем не просто, будучи Джейми Фрэзером. Это было ясно и без размышлений; я думала об этом еще до путешествия к камням. Но думать и видеть – это разные вещи.

Мне казалось, будто я запомнила Джейми неподвижным, однотонным, хотя и ярким – подобно насекомому, попавшему в янтарь и застывшему в нем навсегда. Но я не знала того, как перемещалось это насекомое, как летало, как двигались его крылья, – все это я смогла узнать только благодаря работе Роджера с архивными документами. Тогда насекомое обрело дух и плоть, стало деятельным и зашевелилось, разбивая камень. А теперь и вовсе перемещалось с бешеной скоростью, так, что тяжело было ухватить взглядом движение крылышек.

Я не знала еще очень многого: что происходит в Лаллиброхе, как поживает Дженни и ее дети. Это предстояло узнать. Эуона я уже видела, но увижу ли всех остальных? Горы Шотландии должны были обезлюдеть после Каллодена. Что стало с родовым гнездом Фрэзеров? Почему он не там?

И – что немаловажно – что сказать родным Джейми? Ведь я буквально свалилась с неба. Я попыталась придумать несколько более или менее удовлетворяющих объяснений, но понимала, что это зависит не так от меня, как от того, как объяснил это Джейми. Как по мне, то вполне можно было сказать, что я погибла при Каллодене, то есть после того, что произошло под Каллоденом. Потеряла все и умерла голодной смертью, была замучена англичанами и еще что-нибудь в этом роде.

На самом деле это было не таким уж и жизненно важным. Отвечу, когда меня спросят, вот и все. Мне куда больше хотелось подумать о занятиях Джейми, точнее о его контрабандной деятельности. Интересно, как долго и как серьезно он промышляет этим? Разумеется, шотландцы не гнушаются этим родом занятий, для них он естественен, подобно угону скота, так что в этом смысле Джейми настоящий шотландец. Но нельзя забывать и о том, что его неоднократно судили, а это грозило обвинением в подстрекательстве, принимая во внимание его печатную пропаганду.