Я увидела, что Джейми услышал меня: он смотрел уже на мальчика, а не сквозь него. Улыбкой Джейми подтвердил мою догадку, но улыбка, едва появившись, тут же слетела с его губ.

– Нет, никогда.

Ответ был негромким. Сказав это, Джейми пошел к лошадям.

Часа через три мы подъехали к конечной цели путешествия – Лаллиброху. Перевалы с их ветрами остались позади, и мы неспешно спускались; впереди ехал Джейми.

– Мы дома. – Он подождал, пока я и Эуон приблизимся к нему. – Выглядит не так, как прежде, правда? – обратился он ко мне.

Я молчала. Увидев впервые после долгого отсутствия дом, я не заметила в нем никаких перемен. Передо мной было то же ухоженное белокаменное здание в три этажа, расположившееся среди полей, побуревших от осенней слякоти, и обращавшее на себя внимание. Оно было названо по имени башни Брох, старинной каменной постройки, находившейся на холме неподалеку.

Впрочем, перемены все же произошли, прежде всего затронув пристройки. Не было часовни и голубятни: они были сожжены англичанами. Джейми говорил, что это произошло через год после Каллодена. Зато обитатели Лаллиброха построили что-то новое; судя по виду, постройка служила для хозяйственных нужд. На ее крыше гордо восседали голуби, очевидно жившие здесь после того как их прежнее жилище насильно отняли. Были и другие перемены: стена в одном месте была проломлена, и камни, которыми заложили провал, отличались по цвету от других.

Возле дома рос шиповник – его посадила еще Элен, мать Джейми и Дженни. Сейчас он стал настоящим большим кустом, тенистым и пышным, и было видно, что он неохотно расстается со своими листьями перед лицом холодов.

Западная труба дымила, но ветер, долетавший с моря, сносил ее на южную сторону. Невольно я представила, как проходят вечера в этом доме: горит очаг, распространяя приятное тепло, Дженни читает книгу домочадцам, и на ее лице играют таинственные отблески огня… Мужчины, Джейми и Эуон, слушают роман или стихи невнимательно: они играют в шахматы. Я точно знала, как проводят жители Лаллиброха зимние вечера, ведь очень хорошо запомнила время, когда жила там, и то умиротворение, когда дети уже спят, а мы с Дженни обмениваемся рецептами – я пишу у секретера розового дерева, – штопаем бесчисленные вещи и говорим.

– Джейми… как считаешь, будем жить вместе в Лаллиброхе? – Я осторожно поинтересовалась тем, что занимало меня всю дорогу, но в то же время попыталась говорить бодро.

Лаллиброх был моим домом, это правда – нигде я не чувствовала себя так привольно, как там. Но с тех пор прошло столько времени. Могу ли я рассчитывать на право жить здесь?

Джейми призадумался. Он взял поводья и неясно ответил:

– Думаю, что это не зависит от нас с тобой, скорее от обстоятельств, англичаночка.

Джейми покосился на свой дом, словно оценивая мои перспективы.

– Не переживай, я не обижусь, если что-то пойдет не так, – погладила я его руку. – Если мы переберемся куда-нибудь, пусть и во Францию, я все равно буду счастлива, потому что я с тобой.

Джейми коснулся губами моих пальцев.

– Англичаночка, пока мы вместе, я тоже счастлив, куда бы нас ни забросила судьба.

Мы долго молчали, смотря друг на друга. Эуон-младший несколько раз кашлянул, напоминая о том, что мы не одни здесь. Я была благодарна ему за деликатность: он пытался ничем не смутить нас, понимая, что мы хотим побыть наедине, а потому, подходя к нам, всегда покашливал, громко заговаривал о пустяках или шумно возился с чем-нибудь.

Джейми скорчил рожицу и пожал мне руку, а выпустив ее из своих лап, сказал мальчику, подъехавшему на пони:

– Эуон, мы, почитай, дома. Коли небо будет ясным, то к ужину как раз поспеем. – Джейми бросил взгляд на небо, по которому плыли облака, цепляя верхушку гор Монадлиат.

– Угу, – выдавил парень, желая, по всей видимости, оттянуть свой визит.

Мне захотелось поддержать его, и я произнесла:

– «Дом там, где нас, когда бы ни пришли, не могут не принять»[15].

– Да уж, тетушка, принять-то примут, это уж как пить дать, – Эуон был желчен. – Да только что будет потом…

Джейми поддержал боевой дух мальчишки, подмигивая племяннику и изрекая:

– А потом, малыш, тебя примут яко блудного сына. Помнишь этот сюжет? Дженни будет рада видеть тебя, когда бы ты ни пришел.

Эуон-младший с разочарованием посмотрел в глаза дядюшке.

– Дядя Джейми, не обольщайся: жирного тельца мне не видать. Матушка, может, и порадуется, да только не моему возвращению, я-то знаю! – Парень поджал губы, подумал, повздыхал, вспоминая прошлые свои возвращения в отчий дом, и сел ровнее в седле. – Скорей бы уж все прошло.

– Что, есть все основания так бояться? – Я наблюдала за Эуоном, спускающимся по камням, и размышляла о том, что ждет его и меня.

Джейми развел руками.

– Мать есть мать, да и у отца сердце не каменное – простят, конечно. Но не без порки. Впрочем, мне тоже есть чего бояться, меня тоже ждет своя доля упреков и всего такого. Думаю даже, что у меня больше оснований нервничать перед встречей с сестрой и зятем.

Он пустил коня вслед за пони Эуона.

– Англичаночка, едем, осталось совсем немного. Чему быть, того не миновать.

Я тоже переживала перед встречей с Дженни, которой еще не видела, и въезжала в Лаллиброх с опаской. Поначалу, как и всегда, нас встретили собаки разнообразных мастей. Выбежав из-за изгороди, они принялись ругать нас как чужаков, но потом признали и встретили, как подобает встречать хозяев – заливистым радостным лаем и визгом.

Паренек спрыгнул с лошади навстречу радующимся псам, норовившим лизнуть его в нос. Животные искренне были рады его приезду, и я надеялась, что так же тепло нас встретят все остальные обитатели Лаллиброха. Эуон взял на руки одного из щенков, бывших вместе со своими сородичами, вертевшимися между ног лошадей.

– Это Джоки, – протянул он мне песика, показывая бело-коричневую меховую массу. – Подарок отца, мой пес.

– Хороший, – почесала я уши Джоки.

Тот захотел проявить благодарность и вернувшемуся хозяину, и незнакомой тетке, приехавшей с ним, и лизал мои руки и руки Эуона.

– Сам будешь чистить свою одежду. Я не буду собирать собачью шерсть с твоих вещей, – заявила какая-то девушка.

Она стояла у обочины, придя на лай собак. На вид ей было лет семнадцать; она была высокой и худенькой.

– А ты будешь чистить свою юбку! Смотри, сколько репьев нацеплялось на нее! – парировал Эуон, видимо не впервые вступая в словесную баталию.

Незнакомка нагнула голову, чтобы очистить юбку от заявленных репьев, действительно нацеплявшихся на нее. Темные волосы рассыпались по ее плечам.

– А знаешь, что сказал отец о тебе? Что тебе нельзя доверить даже собаку. Забросил ее, а сам где-то шляешься, – не осталась в долгу девушка.

На этот раз Эуон стушевался от ее замечания.

– Ну-у-у, я был не против поехать в город вместе с собачкой, – протянул Эуон в свое оправдание. – Но как бы он жил там, что, если бы заскучал? – Мальчик прижал к себе щенка, целуя его. – Ну что, Джоки, как ты здесь жил? Да ты совсем большая собака – лопал знатно!

– И юная Джанет с нами? Отлично, рад видеть молодую хозяюшку, – Джейми насмешливо поприветствовал девушку.

Джанет повернулась в его сторону, краснея.

– Дядя Джейми приехал! И…

Она запнулась, глядя на меня, и совсем стушевалась.

– И твоя тетушка Клэр. – Джейми взял меня под руку: – Англичаночка, Джанет родилась уже после твоего отъезда. Надеюсь, матушка дома? – обратился он к племяннице.

Джанет согласно кивнула. Она во все глаза смотрела на меня, так что мне пришлось обратиться к ней первой.

– Рада встрече, – протянула я руку.

Она помолчала, словно раздумывая, но, спохватившись, не нарушила этикета и склонилась в реверансе. Затем дала мне руку в ответ.

Я с улыбкой пожала ей ладонь, ободряя, иначе Джанет переживала бы, считая меня жеманной и недоступной, и боялась, что поступает не так, как следовало. Убедившись, что я не брезгую ею, она успокоилась.

– Мэм… добро пожаловать, – проговорила она.

– Джен, родители очень злы? – вмешался Эуон.

Мальчик позволил щенку спрыгнуть на землю, и Джанет пришла в себя, перестав таращиться на меня. Она ответила брату с жалостью и негодованием одновременно:

– Ну а как ты думаешь, дурашка? Мать как только узнала, где ты, толком не спала, все боялась, что тебя убил вепрь или украли цыгане.

Парень сжал челюсти.

Джанет обобрала с его плаща пожелтевшие листья, прицепившиеся по дороге, когда нам пришлось пробираться через мокрые кусты. Довольно высокая, она не могла поравняться с братом: Эуон был выше дюймов на шесть. Сестра была хорошо сложена, а он казался нескладным, длинным и неуклюжим. Они были несхожи; о кровном родстве говорили только волосы и какое-то неясное мимическое сходство.

– Да, братишка, ты весь помятый! – воскликнула девушка, рассматривая брата. – Ты спал в одежде?

– Нет, Джанет, я взял с собой сорочку и спал в ней, – съязвил Эуон. – Да-да, все дни, где бы я ни был!

Джанет захохотала во весь голос.

– Прекрати ерничать. Давай-ка шагай в буфетную – нужно привести тебя в порядок. А уж потом предстанешь пред ясны очи родителей.

Эуон нахохлился и взглядом попросил помощи у меня.

– Отчего все думают, что мне перепадет меньше, если я приведу себя в порядок? – Его голос звенел от гнева: ему не нравилось, что все относятся к нему как к маленькому.

Джейми заулыбался. Сойдя с лошади, он обнял мальчишку за плечи, слегка хлопнув его по спине так, чтобы было видно, как от одежды Эуона в воздух поднимается пыль.

– Малыш, в этом нет ничего страшного. Будет лучше, если ты явишься перед родителями чистый: так, по крайней мере, можно наверняка знать, что они не отправят тебя мыться. И вообще, поначалу они будут говорить с тетей Клэр.

Парень недоверчиво посмотрел на улыбающегося Джейми, не разделяя его убежденности в том, что все будет происходить именно так, как тот описал, но все же ушел вместе с Джанет.

– Ты чем уже измазался? Вытри под носом, – приказала она.

– У меня растут усы, Джен! – зашипел он, оглядываясь, чтобы быть уверенным, что мы с Джейми не услышали реплики девушки, позорной для молодого человека.

Девушка остановилась от удивления.

– Усы-ы? – протянула она, не желая верить услышанному. – Усы – у тебя?

– Идем!

Эуон не выдержал и впихнул сестру в дом.

Джейми фыркал мне в юбку, пристроившись таким образом, чтобы со стороны это выглядело так, будто он возится с сумками у седел. Он трясся от сдерживаемого смеха, и я тоже крепилась, чтобы не обидеть ребят.

– Можешь встать – их уже нет.

Джейми вытер глаза подолом моей юбки, поднимаясь.

– «Усы – у тебя?» – Он произнес эти слова так же недоверчиво, как несколько минут назад это сделала его племянница, и мы уже перестали сдерживаться. – Черт возьми, Джанет – вылитая Дженни! Когда я впервые брился, она сказала то же самое и точно так же. Мне тогда хватило ума не изрезать себе горло бритвой.

Он отер слезы, просмеявшись, затем провел рукой по мягким волоскам, образовавшим щетину за эти дни.

– Побреешься, пока они не видели тебя?

Джейми отрицательно качнул головой.

– Да нет, к чему. В таких случаях все равно перепадет, как ни причесывайся, здесь Эуон прав. – Тем не менее Джейми пригладил волосы.

Эуон-старший и Дженни готовились к нашему приезду, потому что сидели в гостиной, где на стол была выставлена бутылочка эля и пирожные. Дженни вязала из шерсти чулки, а Эуон стоял перед камином, греясь; на нем был надет камзол, хотя и простой.

Комната выглядела очень уютно и привычно. Здесь все было домашним, наполненным любовью и заботой хозяев: и напитки, и еда, и большая часть одежды были сделаны самими лаллиброхцами. Я мигом забыла о дальнем путешествии – я была дома. Эуон встретил нас взглядом, как только мы переступили порог гостиной. Меня интересовала реакция Дженни.

Она сидела на кушетке и округлила глаза, увидев меня. Согласно теории Джо Эбернети, я подумала, что никогда не узнала бы эту Дженни, но вскоре поняла, что она, в общем-то, ничуть не изменилась, разве что в ее волосах, по-прежнему ухоженных и блестящих, появились седые ниточки. Лицо Дженни также сохранило характерные ее черты – высокие скулы, четко очерченные челюсти, нос, похожий на нос брата. В первое мгновение из-за тени, падавшей на ее лицо, мне показалось, что Дженни совсем старушка, настолько глубоки были ее морщины, но они быстро исчезли, едва лица коснулись солнечные лучи.

Эуон-старший, увидев меня в публичном доме в Эдинбурге, вел себя так, словно ему явился призрак. Дженни была ему под стать: открыв рот, она смотрела, как я подхожу к ней, но не кричала и не теряла сознание.

Все это время Джейми держал мой локоть и отпустил его, когда я подошла к Дженни вплотную. Мне показалось, что я готова склониться в реверансе, потому что это напоминало церемонию представления ко двору.